Гибель девяти красноярцев от отравления купленным через Интернет «виски» повергла в ступор даже слегка выпивающую общественность. Радость была только агрессивно-идейным трезвенникам – «любой алкоголь – яд» и пр.
Нормальные люди такого не помнят с лихих 90-х, когда от метилового «рояля» умирали регулярно, иногда десятками сразу. Уже поговаривают о спланированной диверсии – международная обстановка располагает – и, разумеется, стоит ожидать предложений по наведению порядка в производстве и потреблении – предложений радикальных, как после всякого масштабного ЧП. Одно – помимо вполне ожидаемых призывов ничего не покупать через Сеть – уже прозвучало. Владимир Маркин, представитель Следственного комитета, выступил с обращением, в котором рассказал об эпидемии отравлений, прокатившейся по стране (кроме девяти красноярцев, погибло два человека в Курской области, три – в Чувашии), о результатах расследования (выявлено две преступные группы), а подытожил призывом вернуть госмонополию на алкоголь. «Гораздо важнее в этой ситуации обезопасить наших граждан в дальнейшем, и здесь необходимы жесткие меры государственного порядка. Причем за примерами далеко ходить не надо, в Исландии действует государственная монополия не только на продажу, но и на производство алкоголя, а в Норвегии, Швеции, Финляндии очень серьезные налоги на спиртное. И, полагаю, что в нашей стране введение такой меры, как монополия на производство этилового спирта, а может быть, и вообще всей алкогольной продукции, значительно обезопасит наших граждан и увеличит поступления в государственный бюджет. Ведь, возвращаясь к истории, мы помним, как в некоторые ее периоды такая монополия существовала в России, но, видимо, со временем интересы бизнеса стали приоритетнее здоровья населения».
Монополия действительно существовала: основателем ее стал Иван III (1474 г.), протянула она около 60 лет, затем, после длительного перерыва, было 30 лет монополии при Алексее Михайловиче, сын которого, Петр Великий, спустя 40 лет прибегнул к той же мере, действовавшей меньше двух десятилетий. Истинный триумф государственного винокурения пришелся на краткий период с 1906 по 1913 год, при котором доход от продажи крепкого спиртного составил 26 процентов всей казны. Итоги советской монополии (с 1924 года) в процентах были чуть скромнее – к началу кампании борьбы за трезвость алкоголь давал треть поступлений в бюджет от торговли продовольствием. Но если вспомнить, что это был бюджет сверхдержавы, то цифра получится астрономическая. Горбачева в связи с этим впоследствии обвиняли в том, что он подпилил сук, на котором сидел – сам и все остальные 250 миллионов. Вообще, принято считать, что государство обращается к винной монополии, когда ему позарез нужны деньги.
Это так, и деньги, в общем-то, были нужны всегда. Но по большому счету вся история отношений власти и водки сводится к постоянным блужданиям от монополии к, по-нашему говоря, акцизной системе и обратно. Причина в том, что у каждого способа был свой врожденный порок: монополия требовала создания огромного производственного и надзорно-карательного аппарата, акциз (или его предок – откуп) позволял казне получать деньги сравнительно легко, но практически всегда оборачивался ростом коррупции, пьянством, удешевлением и резким снижением качества спиртного. Вспомним, какую дрянь употребляли в «народных» забегаловках герои Достоевского и Горького, и заметим, что от самых плохих последствий их спасало лишь то, что смертельно опасный продукт тогда еще не умели производить. Теперь умеют. А государство способно этому противостоять только исходя из старомилицейского принципа «когда вас убьют, тогда и обращайтесь».
Поэтому не удивительно, что по результатам соцопросов граждане больше склоняются к монополии – видимо, вспоминая советские времена, когда народ страдал от количества спиртного, но никак от качества. Водка тогда была водкой, коньяк – коньяком, и даже какой-нибудь «солнцедар» из бочки хоть и совсем не напоминал «Абрау Дюрсо», но смертельной опасности в себе не таил. Потому что государство вместе с монополией и связанными с нею затратами и великими прибылями брало на себя полную ответственность за итоговый продукт. Если и возникали претензии, то все они поступали в «одно окно». Сейчас определить происхождение бутылки метилового «виски» под силу только большой компании опытных сыщиков, у которых, кстати, есть много других занятий, не менее увлекательных и важных. Что касается побочных эффектов монополии – подорожания спиртного и роста самогоноварения – то их стоит признать и смириться. Хотя бы потому, что алкоголь и алкоголизм – вещи разные, а гнать себе во вред – дураков нет.
