Молот, наковальня, горн, искры, раскаленный металл. Тяжелая мужская работа. Кузнечное ремесло, древнее, как само человечество, в руках художника становится искусством.
Но кузнец кузнецу рознь. Один всю жизнь на заводе кует нужные и полезные детали. Годами. Одни и те же, по ГОСТу. Мечтая заработать «горячий стаж» и выйти на пенсию пораньше.
Другой – на «фигурной» ковке специализируется, на оградках-решетках. Листики-цветочки отковывает на заказ, честно зарабатывая свою трудовую копейку.
А третий умеет все то же, что и первые два, он – мастер-универсал высшей пробы, хотя на хлеб также зарабатывает ремеслом. Но при этом в душе у него поселились Художник и Философ. И они не дают ему жить спокойно, заставляя мучиться вечными вопросами бытия. Что такое счастье, любовь, коварство, вечность, космос? Где грань между мифом и реальностью?
Свои мысли, сомнения, убеждения он пытается выразить в собственных работах, каждая из которых – неповторимое произведение искусства, воплощенное в металле.
Наш герой именно из таких людей.
Сергей Анатольевич КОЛЧИН. Мастер художественной ковки. Преподаватель кузнечного дела, подготовивший за 20 лет несколько десятков специалистов из числа студентов института.
Железные мифы
Его кузница, которая называется лабораторией художественной ковки кафедры обработки металлов давлением института цветных металлов и материаловедения СФУ, – это и мастерская, и музей. Здесь, как положено в кузнице, множество инструментов, которые руководитель и создатель лаборатории собирал всю жизнь, а большинство – изготовил сам. Молоты и молотки разных форм и размеров, всевозможные клещи, зубила, пробойники и еще десятки нужных в работе вещей. Горн, наковальня, электромолот. И, как в музее, повсюду работы мастера, небольшие скульптуры из металла. Уникальные, каждая со смыслом, подтекстом. В некоторых угадываются какие-то образы, а есть такие, что сразу их и не поймешь, словами не опишешь. Вот, например, скульптура Россия-91. Стилизованная фигурка женщины, которая сама себе разрывает голову напополам. Жутковато.
– Так ведь и время какое было, вспомните, – говорит мастер. – Безумие, разрыв шаблона, разброд и шатания…
А вот еще одна: «Прощай, Америка!». Нечто зловещее, изогнувшееся, пронзающее себя острыми шипами-лучами своей короны.
А это кто? Стальной Карл Маркс! В виде мифологической птицы. С томиком «Капитала» под крылом.
Две Обиды – большая и маленькая. Камасутра из… гвоздей, можете себе такое представить?
Фантасмагорическая работа, выполненная в модном нынче стиле «техно-арт», – сложная конструкция из частей старых приборов, винтиков, гаечек, краников, колесиков. Такая инсталляция из металла.
– Ее название – «Артельнативная история». Что было бы, если б не было Великой Отечественной войны? – вопрошает мастер. – Видите, одна часть светлая – Россия. Другая черная – Германия.
С ума сойти, это какой же фантазией надо обладать? А Колчин хитро улыбается в седую бороду: мы еще и не такое могем.
«Учись, кузнец»
Разглядывать работы Колчина можно бесконечно. И каждый видит в его скульптурах что-то свое, понимает их по-разному. На то оно и искусство: разбудить мысль, дать толчок воображению, открыть новые грани знакомых вещей и понятий.
– Сергей Анатольевич, где вы родились, учились, как пришли в профессию?
– Местные мы, тюзовские. Появился на свет в роддоме на Затоне на Ивана Купалу. Окончил 29-ю школу, помню ее еще деревянной. Куда идти дальше? В цветмет, конечно, он рядом. Выбрал специальность «обработка металлов давлением». Правда, тогда еще не понимал: куда иду, зачем, кем стану? Но сейчас думаю, все это было не случайно. Два моих прадеда были кузнецами. Один жил в Краснотуранском районе, другой в Каратузском. Я их никогда не видел, но гены, видимо, дали о себе знать через два поколения. Причем один из них был, по рассказам родных, выдающимся кузнецом, местной знаменитостью.
Первая моя практика проходила на знаменитом Челябинском тракторном заводе. Работал в одном из кузнечных цехов. Мы, студенты, выполняли там самую тяжелую, черную работу. Оттуда люди на лето увольнялись, потому что там была преисподняя. Не понимаю, как выдержал эту каторгу: от печи идет страшный жар, металлический пол раскален. Мне выдали ботинки на толстой подошве, так и через подошву прожигало, все ноги в волдырях… Хорошая была школа. После этого мне уже ничего не было страшно.
Потом защита диплома, распределение. По всей стране, от Даугавпилса до Находки. Я поехал в Ташкент. К тому времени уже был женат. Устроился на металлургическое предприятие. Но начальником быть не хотел, не мое это. Вскоре улизнул в ремонтно-механический цех, там как раз понадобился кузнец. Говорю: «Вот он я, вот диплом». Меня спрашивают: «А руками умеешь что-то делать?» – «А как же…» А сам ведь ничего еще не умел. Но встал к наковальне.
– Свой первый заказ помните?
– Никогда не забуду. Пришли в кузницу два мужичка, слесари: «Слышь, кузнец, отвертка обломалась, надо ее оттянуть». Простейшая работа. Но я и этого не умел, только-только научился горн разжигать. Нагрел эту отвертку, чуть не сжег, положил на наковальню и давай по ней дубасить. Изуродовал, в общем. Тогда эти мужики говорят: «Дай сюда». Взяли и за пару минут сделали как надо. Уходя, бросили презрительно: «Учись, кузнец».
Было очень стыдно. И я твердо решил: стану профессионалом! Начал ходить по субботам в республиканскую научную библиотеку, засел за книги. Читал все, что удавалось найти по ковке. Дамы в общаге подкалывали мою жену: «Твой-то опять к своей… библиотеке пошел?»
– А что, не было в Ташкенте кузнецов, у которых можно было поучиться?
– Да были, конечно. Но то ли не там искал, то ли не везло. Приходилось вариться в собственном соку, пытаясь изобрести то, что до тебя еще 2 000 лет назад изобрели.
Летом ездил в отпуск в Красноярск. Родители на цемзаводе работали. Спрашиваю: «Есть у вас там кузнец?» – «Есть». – «Отведите меня к нему». Отвели. Я его одно спрашиваю, другое. Но ему не до меня, занят, через губу разговаривает. А я простейших вещей ведь не знал, даже как отверстие в молотке пробить. Хотелось увидеть хоть одним глазом. И тут помог случай. Кузнец работает, Евсеичем его звали, я рядом кручусь. Вдруг из-под молота вылетает поковка. И на мои новые фирменные джинсы. Дорогая вещь была! Испорчены штаны. Евсеич смутился, давай извиняться… Тут мы с ним и поладили, он вроде попытался загладить свою «вину», начал со мной общаться. И я уже через час забыл о тех штанах, мне надо было выведать некоторые простые хитрушки (или хитрые простушки), которые любой кузнец знает, но мне-то узнать было негде. Много он мне полезного рассказал и показал.
Штучные специалисты
– Когда ваша работа впервые попала на профессиональный конкурс?
– В Ташкенте попался мне на глаза обрывок газеты, а в нем заметка. О том, что энтузиасты-кузнецы проводят какие-то фестивали в Москве. Я тогда уже занимался художественной ковкой. Хотелось развиваться, общаться с коллегами, переходить на следующий этап. Разузнал адрес. Списался с ними, получил приглашение. Взял билет на самолет и полетел на выходные в Москву. За свой счет, на работе никому ничего не сказал. Отвез на конкурс свои работы, кованые подсвечники. И занял второе место! Это был 1989 год. Тогда только зарождался Союз кузнецов России.
Вернулся в Ташкент с триумфом, показываю начальству грамоту. И сразу стал «героем» Узбекистана. Мне и командировку задним числом оплатили, и премию выписали. Потом участвовал в московских выставках в 91-м, 92-м годах…
Но СССР уже развалился, жить в Узбекистане стало невыносимо, национальный вопрос… Куда податься? Решили возвращаться в Красноярск, у нас уже двое детей было, сын и дочь. Продали квартиру в Ташкенте за бесценок и вернулись на родину в 1993 году.
– Инструменты с собой удалось привезти?
– Все привез, что было можно. И работы, которые были к тому времени, и инструменты, это же все по крупицам собиралось. Полконтейнера железа набралось.
В Красноярске художественной ковкой уже вовсю занимались, но общий уровень отставал, идей не хватало, навыков. А у меня уже был определенный опыт. Пошел в одну кузнечную фирму проситься на работу. Спрашивают: «Что умеешь?» – «Могу показать».
Поехали с начальником ко мне домой, а там целая выставка. У него глаза загорелись: мы тебя берем! Хорошо, говорю. Но с условием: в наемные не пойду. Буду учить ваших кузнецов, а вы мне – рабочее место. Кокс и металл ваш, много я не съем. И свободу творчества, чтоб никто на мозги не капал. Сам на себя буду работать. Договорились.
Поработал там годик. А в родном институте решили организовать лабораторию художественной ковки. До этого студентам о кузнечном деле на пальцах рассказывали. Тут я и пригодился. Взяли меня на работу. Ничего, кроме электромолота, не было, стали мы создавать кузницу с нуля. И в марте 1995-го впервые разожгли здесь горн. Отковали первую железяку, она у меня хранится. Вот уже 20 лет здесь.
– Художественная ковка – эта специализация для студентов добровольная или обязательная? И сколько человек у вас учится одновременно?
– Добровольная, по желанию. Кузнечное ремесло – это такое дело, что нельзя одновременно учить много людей. Двух-трех в год, не больше. Инженер-кузнец – специалист штучный. Но за 20 лет человек 50 подготовил, мне за них не стыдно. Пусть не все из них работают кузнецами, но молоток в руках держать умеют. Если что, не опростоволосятся, как я с той отверткой.
– А зачем, собственно, инженеру-металлургу, специалисту с высшим образованием, знать кузнечное дело? Это же рабочая профессия?
– Как это – зачем? Кафедра ведь называется «обработка металлов давлением». А это штамповка, прокатка, волочение. И ковка. Что если такой вот инженер придет работать в кузницу, в фирму? Начальником? Должен он знать дело, которым управляет? Да и не бывает ремесло лишним.
Скучно делать ширпотреб
– Извините, задам приземленный вопрос: а оно позволяет жить достойно? Хороший мастер художественной ковки много зарабатывает?
– Знаете, сколько общаюсь с коллегами, в том числе и с теми, которые ездят по заграницам, вижу: миллионеров среди нашего брата нет. Даже среди супер-пупер-мастеров. Даже в Америке и Европе, где расценки – не чета нашим. Да, на хлеб с маслом заработать можно, и жить вполне достойно, если ты чего-то достиг в профессии. Но это не такие баснословные деньги, чтобы яхты покупать. Трудом праведным не наживешь палат каменных. Большие деньги у тех, кто эксплуатирует чужой труд, у «гефестмахеров». Набрал команду наемных мастеров и сливки снимаешь. Ничего нового, дедушка Маркс все давно объяснил. Как складываются цены в искусстве, в том числе и в художественной ковке, вы, наверное, догадываетесь? Здесь тоже своя «мафия». Кого-то выпятили, вознесли на пьедестал, кого-то опустили. Опять же мода, конъюнктура. Найти умного, богатого заказчика, который не гонится за поделками, а знает цену настоящему искусству, очень непросто. Таких – единицы. Большинство же хотят, чтоб им «сделали красиво». И желательно подешевле.
Я когда-то выставлялся в художественных салонах, пытался что-то продать. И мне там прямо сказали: у вас слишком интеллектуальные работы, надо бы попроще, попонятней. (То есть подекоративней и побезмозглей.) И будут покупать только так! Но я не могу и не хочу заниматься тем, что мне неинтересно. Скучно делать ширпотреб. Уже возраст не тот, чтобы себя на такое разменивать. Слава богу, я этого железа за свою жизнь столько перемолотил, теперь хочется чего-то для души. Написать чего-нибудь, почитать умные книги о смысле жизни, о истории нашего дела. Или порисовать. Раньше думал, что ковка – это самое главное. Но потом пришли и другие увлечения. Вот сейчас мне писать интересно. Издал небольшим тиражом трехтомник своих «колченостей».
– Сергей Анатольевич, что вы думаете о будущем художественной ковки? В свете научно-технической революции, новых технологий?
– Думаю, что эти «новые технологии» могут ее убить. Уже сейчас художественную ковку пожирает ужасный техногенный дракон, который пришел из Китая. Он заваливает рынок относительно дешевыми псевдохудожественными штучками, поддельными элементами «художественной ковки». Всякими листиками и финтифлюшками. Все это отлито, отштамповано на машинах массовыми тиражами. То, что мы раньше выковывали руками в поте лица, используя сложные ноу-хау, которыми еще и не всякий кузнец владел. Это стоило дорого, а теперь делается на фабриках миллионами экземпляров. Сейчас многие кузницы склоняются к тому, чтобы идти по такому пути: прутиков наставил, к ним этих листиков-завитушек приварил, зачистил… Красиво. Еще, может, и красивее, чем ручная работа. Заказчику нравится? Деньги платит? Отлично!
Возможно, мы придем к тому, что «кованые» изделия будут изготавливаться на 3D-принтерах. А что, уже ведь из пластмассы делают? Научатся и из металла.
– Какое-то мрачное будущее вы нарисовали.
– Это я фантазирую, предполагаю. Но надежда есть. Все равно у истоков любого изделия будет стоять человек, художник, который создает образы. Никакая машина их не создаст, ей мозгов не хватит. Я вот рисованием увлекаюсь, графикой, рисую разные картинки из головы. (В мастерской Колчина по стенам развешаны его графические работы – фантасмагория, поток сознания, необычные формы, загадочные фигурки полулюдей-полуживотных, мистика, сны. – С. Б.) И мне один знакомый художник говорит: где ты берешь эти образы?! Ведь образ – самое ценное, что есть в искусстве. Вроде бы какой-то случайный набросок, который непонятно как пришел в голову. Но его до тебя никто еще не нарисовал, и его можно так использовать! У меня такого много накопилось. Откуда оно берется, непонятно. Рисую я интуитивно, как рука движется… Возможно, в будущем художнику останется нарисовать образ, перевести его в электронную форму и засунуть в машину для тиражирования. Возможно… Но творец все равно останется. Инструменты у него могут поменяться. Сегодня молоток и зубило, завтра – электронный прибор.
Нет спроса на искусство
– Скажите, а что это за кинжал у вас на столе? Похоже, старинный?
– Да, музейная вещь. Дали на время, поизучать. Это тагарская культура, возраст изделия, как говорят археологи, примерно 2,5 тыс. лет. И кинжал этот для меня пока большая загадка. В технологическом смысле. Вот, смотрите, клинок сделан из относительно твердого металла, а эта фигурная гарда – из мягкого. Но как древний мой коллега сумел насадить эту гарду на клинок, закрепить ее, обжать, не смяв узор?! На горячую? На холодную? Или это сварка? А может, она из двух половинок? Но где следы обработки? Я и сегодня, обладая современными знаниями, не сделаю такого. Начинаешь выстраивать технологическую цепочку – тупик. С другого бока подходишь – опять тупик. Как он сделан – бьюсь и не могу понять. Нам, нынешним кузнецам, есть чему поучиться у предков.
– А что археологи говорят?
– Тоже не понимают. Вы знаете, что в России официально нет такой профессии – археолог?
– Да ну… Раскопки же ведутся.
– Раскопки ведутся, а профессии нет. В едином тарифно-квалификационном справочнике профессий она отсутствует. В наших вузах учат на историков, они и занимаются раскопками. А на археологов не учат. Но это ведь особая профессия. Археолог работает с предметами материальной культуры. И при этом часто не знает, как они сделаны. В результате проходит мимо белых пятен, которых полно. А я считаю, археолог должен владеть ремеслами. Быть и каменотесом, и кузнецом, и гончаром. Может, даже ювелиром. Тогда ему проще будет изучать свои находки. Есть у меня один замысел, этим летом хочу его воплотить. На днях разговаривал с красноярскими археологами, которые будут вести раскопки на месте строительства железной дороги Курагино – Кызыл. Предложил им устроить там полевую кузницу. Приеду, привезу оборудование, инструменты и буду учить археологов кузнечному ремеслу, устраивать для них мастер-классы. Они за эту идею ухватились. Понимают: дело нужное.
– Вы возглавляете Красноярское отделение Союза кузнецов России. Скажите, в крае работает много ваших коллег?
– В одном только Красноярске полсотни кузнечных мастерских. И там не всегда трудится один кузнец, бывает и больше. Значит, в городе, по самым скромным подсчетам, есть сотня кузнецов.
– Чем занимаются?
– Оградками, скамейками, фонарями. Всем, что нужно для индивидуального строительства. Оконные решетки, предметы интерьера, каминная ковка. Надо ведь как-то кормиться, деньги зарабатывать. Немногие делают что-то для души. Художественной ковкой в высоком смысле занимаются единицы. А хочется, чтобы больше.
– Что же мешает?
– Эх… (Вздыхает.) Как бы это сказать? Город у нас хоть и миллионный, но в культурном смысле… знаю, на меня многие обидятся… такой дубовый! Нет многолетней культурной прослойки, а если есть, то очень тоненькая, ее почти не видно. Поэтому нет спроса на настоящее искусство. Живем как в резервации. Был один талантливый парень, и что? Всего в одной выставке ему здесь удалось поучаствовать. Уехал в Питер. И еще одного хорошего кузнеца за собой уволок. Потому что нет перспективы.
– А министерство культуры вам разве не помогает? Союзу художников, знаю, хорошо помогает: гранты, выставки, творческие командировки.
– Мы можем об этом только мечтать. Вы думаете, о нас в этом министерстве не знают? Знают. Когда какой-то праздник или День города, про нас вспоминают: не хотите поучаствовать? Покуйте там, народ развлеките. Мы типа клоуны. Но хотелось бы более серьезных контактов, чтобы хоть иногда пришли и спросили: что вам надо, над чем работаете? Поддержали в организации выставок, в том числе и в других городах, где мы можем представлять край на достойном уровне.
ДОСЬЕ
Сергей Анатольевич КОЛЧИН
Родился 7 июля 1956 года в Красноярске.
В 1973 году окончил среднюю школу № 29.
1973–1979 годы – учеба в КИЦМе. По профессии инженер-металлург по обработке металлов давлением.
С 1994 года возглавляет лабораторию художественной ковки кафедры ОМД ИЦМиМ СФУ.
Участник многих фестивалей и праздников кузнецов. Организатор красноярских фестивалей кузнецов.
