До выборов остаются считаные дни. Многие избиратели сетуют, что 14 сентября приходится на разгар садово-огородных работ и придется выбирать между уборкой урожая и голосованием или уезжать с дачи пораньше, чтобы успеть до закрытия избирательных участков. Однако выборы нынче особенные. И по сути, и по технологии. Особенности эти обсудим с главным блюстителем избирательного законодательства и одновременно председателем правоприменительного органа – краевой избирательной комиссии Константином БОЧАРОВЫМ.
– Константин Анатольевич, мы с вопросами с места в карьер, если позволите. Досрочное голосование завершается. Насколько активно люди воспользовались новым правом?
– Действительно, раньше досрочно можно было проголосовать только в отдаленных районах. Сегодня такую возможность законодатель предоставил всем – если у избирателя есть уважительная причина не прийти на участок 14 сентября. Досрочное голосование продлится до субботы. Досрочно проголосовало около 10 тысяч избирателей – для первого опыта это довольно внушительная цифра. Будем надеяться, и в основной день голосования избиратели будут активны.
На что жалуемся?
– Как прошла избирательная кампания? В последний раз губернатор избирался 12 лет назад, и это были очень насыщенные событиями выборы.
– Могу сказать об активности в подаче жалоб. В нынешнюю кампанию их количество исчисляется единицами. В кампанию 2002 года было подано около тысячи жалоб. Вот, сравнивайте. Не хочу хвастаться, но это результат планомерной работы избирательных комиссий, во-первых. Во-вторых, сыграла свою роль позиция законодателя и известное постановление Конституционного суда, они четко определили для журналистов, что такое «агитация» и что такое «информирование». Все это позволяет двигаться в рамках правового поля. Но к концу кампании нервы в некоторых штабах начали потихоньку сдавать, и активность, в том числе в подаче жалоб, в последние дни увеличилась. Нас пытались вовлекать в процесс через жалобы, звонки и какие-то
«открытые письма». То товарищ Пащенко в газете что-то о Бочарове напишет, то еще кто-нибудь. Но что делать – реагируем на каждое обращение, у нас работа такая.
– То есть действиями самого избиркома кандидатские штабы тоже не всегда довольны?
– Комиссия на время выборов по сути является судебным органом: в результате ее решений появляются выигравшие и проигравшие. Выигравший доволен, проигравший, естественно, нет. Мы не можем угодить всем. Мы принимаем решение так, как требует того закон. Нравится это кому-то или нет. Другое дело, что сам закон далеко не всегда и не всем кажется справедливым, но это уже другой вопрос.
– Закон суров, но это закон – так и в древности говорили. Но когда сам глава избиркома говорит о работе комиссии, это не звучит абсолютно достоверно. Есть какой-то пример – статистический, какой-то факт, который подтвердил бы чистоплотность членов избиркома?
– Сколько угодно. Ну, например, бытует мнение, что голоса зачастую подтасовываются. Но зачастую исход голосования решается в два-три голоса. В Эвенкии был пример, когда один кандидат победил другого с разницей в один голос. В один! Проигравший кандидат, конечно, потребовал проверить итоги голосования – оно и понятно, когда все решает один голос, ошибка при подсчете могла стать фатальной. А от ошибок не застрахован никто. Все бюллетени пересчитали вручную и подтвердили первоначальную цифру. Этот факт говорит о двух вещах: во-первых, подтасовки – это миф: если уж хотел бы избирком что-то там сфальсифицировать, то уж, наверное, не в один голос! Во-вторых, важен каждый голос! Поэтому представление о том, что не пойду, мол, голосовать, все равно мой голос «растворится» в массе, неверно в корне. Каждый голос важен! Идти голосовать надо обязательно!
– Не кажется ли вам, что небольшое количество жалоб – следствие недостаточной конкурентности борьбы? Во всяком случае, такое мнение тоже бытует.
– Я бы не сказал! Во-первых, и по формальным данным – все парламентские партии и одна непарламентская выставили своих кандидатов. Во-вторых, я много ездил по регионам и могу сказать, что все далеко не однозначно, и нас могут ожидать сюрпризы.
Тюрьма, однозначно!
– А что вы думаете об «административном ресурсе»? Это такая стандартная претензия к властям на всех без исключения выборах, в том числе на этих. Насколько, по-вашему, справедливо такое недовольство?
– Это не проблема административного ресурса. Один из кандидатов одновременно занимает должность исполняющего обязанности губернатора края, и СМИ освещают его деятельность как должностного лица, и, естественно, в этой связи он присутствует в медиапространстве в большем объеме, чем другие. Но это является информированием о деятельности врио губернатора. Причем СМИ делают это сами. Врио губернатора должен запретить освещать свою деятельность? Все-таки, я так думаю, СМИ у нас свободные, и они сами определяют редакционную политику: что освещать, как освещать и так далее.
– Явка избирателей в последние годы не является критерием для признания выборов действительными. Придут на участки три избирателя, примут решение за весь край – и все хорошо. Но с точки зрения легитимности избранной власти это, безусловно, плохо. Как все же сделать так, чтобы избиратели проголосовали максимально массово?
– Ну что тут сказать. Конечно, это плохо. Но, во-первых, низкая явка избирателей характерна вовсе не только для России, но и для так называемых цивилизованных европейских стран. В Испании выборы прошли с 30-процентной явкой. Явка на выборы в Евросоюз далеко не самая высокая. И это при том, что система составления списков там исходит из количества заявившихся избирателей, то есть активных, тех, кто изначально намерен был голосовать. А у нас списки – это полный реестр всех граждан, имеющих право голоса.
Во-вторых, у нас есть другая коллизия. Списки составляются на основе данных, которые передают нам органы местного самоуправления. Те, в свою очередь, берут данные у регистрирующих органов: ФМС, судов, военкоматов, загсов. Иногда случается, что к моменту голосования человек, зарегистрированный здесь, по факту давно уже тут не живет или, хуже того, умер. И соседи, увидев в списках такие имена, справедливо возмущаются. Но списки у нас такие, какие нам дают, у нас нет возможностей и полномочий их перепроверять. А как там оказываются умершие граждане? По закону они не снимаются с учета автоматически – родственник умершего должен явиться лично и написать заявление. А родственники, например, не торопятся это делать, потому что наличие пенсионера в числе жильцов дает им льготу на оплату услуг ЖКХ. И так далее.
Однако если выяснится, что вы пришли на участок, а вашего имени в списке нет – такое тоже не редкость, вам достаточно предъявить паспорт с регистрацией, и вас внесут в список в тот же момент.
Но подчеркиваю еще раз: если выяснится, что где-то, на каком-то участке произошло сознательное искажение воли избирателя, – тюрьма, однозначно!
– Но даже учитывая эти особенности подсчета и проблемы со списками, трудно отрицать, что явка в целом стала значительно ниже.
– Смотря где. В городе Красноярске явка действительно невысока. А в районах – в райцентрах, селах – явка превышает 50 %. Жителям села, получается, небезразлично, что происходит в стране, они более ответственно подходят к выбору власти.
Больше того, я считаю, что те, кто не ходит голосовать, не имеют морального права критиковать избранного губернатора, мэра, депутата. Ты же не голосовал? Так какие теперь претензии? Голосовал за избранного – имеешь право требовать исполнения предвыборных обещаний. За другого голосовал – тем более имеешь право на критику. Но если во время выборов ты сам отказался от голоса, то почему теперь решил заговорить?
– А почему так остро кандидаты воспринимают организованный подвоз людей к участкам?
– Да, коммунисты в прошлый раз возмущались, что к участкам подвозили военнослужащих. Но позвольте, а как они должны голосовать? Они на службе, выйти за пределы воинской части без увольнительной они не имеют права. Что же теперь – отнять у них право голоса? Или в Хатанге: некоторые избиратели, приписанные к участку, проживают в 400 километрах – что плохого в том, чтобы организовать их подвоз? Другое дело, что это не должен делать сам кандидат или кто-то, действующий по его поручению.
– Но как установить, было такое поручение или нет?
– Это не всегда возможно. Но, как бы там ни было, я уверен у главном: люди у нас – свободные. Человек может быть несвободен в передвижении – сидит в тюрьме, может быть несвободен от службы – в армии. Но он всегда свободен в выборе. В кабине для тайного голосования он остается один на один со своей совестью, с бюллетенем и с ручкой, которая там находится. И как он проголосует – никто не знает и никогда не узнает. Заставить его поставить галочку напротив фамилии конкретного кандидата не может никто.
Вне политики
– В кампании 2002 года вы участвовали как представитель Северной партии в крайизбиркоме с правом совещательного голоса. И наверняка хорошо помните финал кампании, когда Георгий Кострыкин – тогдашний председатель крайизбиркома – сыграл фактически политическую роль, не признав результаты выборов. Может, в этом есть какой-то смысл? Ведь если исходить из того, что комиссия – орган независимый, не ангажированный, но в нем работают очень осведомленные люди, разве не логично дать им право высказывать свое мнение? Ведь у них есть важная информация, которая может повлиять на решение избирателя.
– Комиссия в агитации не участвует по закону!
– Я говорю не о законе. Кроме закона есть моральные границы, которые некоторые кандидаты беззастенчиво пересекают, оставаясь при этом в законном поле. Например, сами фабрикуют ситуацию, при которой власти попадают в цугцванг, потом подают жалобы, делают это публично и строят на этом свою кампанию. Если избирком знает об этом – почему он не должен об этом говорить?
– Такое происходит и сейчас, да!
– Так почему вы молчите?
– Мы не имеем права инициировать распространение такой информации. Такое право есть у общественности, у СМИ, у аналитиков.
– Но если вам зададут вопрос?
– Я не вправе это комментировать, потому что мои слова могут быть истолкованы как агитация против этого кандидата. Я не раз сталкивался с превратным толкованием своих слов.
– Но вы ведь в итоге – как судья, единственный источник правосудия, истины, если хотите. Чьим же словам тогда верить?
– Верить, на мой взгляд, надо своему сердцу и разуму. Может быть, авторитетам, проверенным временем. Оценивать происходящее вокруг критически. Думать. Судить о людях не только со слов СМИ. Есть замечательная библейская истина: «По плодам их узнаете». Но чтобы узнать, надо приложить усилия. Вмешиваться в ход кампании своими комментариями членам избиркома нельзя. Но члены комиссии – тоже люди, у них тоже есть предпочтения, и когда они голосуют за то или иное решение, они руководствуются разными обстоятельствами. В том числе и собственными моральными ориентирами. Я не исключаю, что порой эти ориентиры играют решающую роль. Но в этом и есть смысл общественного принципа формирования избиркома: он состоит из людей, моральные принципы которых разделяются обществом, людей, которым общество доверяет принятие таких решений. Вот так – своим голосом, а не агитацией – член избирательной комиссии принимает участие в ходе кампании.
В данном составе комиссии, я на 1000 % уверен, все ее члены руководствуются исключительно законом, а не политическими предпочтениями.
Инсайд
– Вы, как и члены комиссии, хорошо представляете себе, что происходит во время кампании, моральные портреты всех кандидатов для вас ясны. Когда вы приходите домой, когда вы уже не председатель комиссии, а просто житель края, испытываете ли вы уважение к органам власти, зная, что за люди там работают? Кажется ли она вам легитимной, заслуживающей того места, которое она занимает?
– Я и правда такой же обыватель, такой же гражданин России, как и миллионы других, который, может быть, живет в чуть большей квартире, чем у кого-то другого, но чуть меньшей, чем у кого-то третьего. У меня есть заработная плата, у меня нет никакого бизнеса, есть дача, машина, я оплачиваю коммунальные услуги, и сумма не всегда нравится, но куда деваться: я человек государственный, я прекрасно понимаю, что откуда берется, и отношусь к этому так: раз надо – значит надо. Я обычный человек, живущий в этой стране, и я как гражданин поддерживаю большинство решений, которые здесь принимаются. Я считаю, что власть у нас… Вообще, могу ли я об этом говорить? Вы задаете мне провокационный вопрос на самом деле, отвечать на который я не вправе с этической точки зрения.
– Понимаю. Давайте так. Приходя домой, вы встречаетесь с домашними, наверняка обсуждаете, что происходит в области политики. Вы явно более осведомлены, но здесь у вас нет административного влияния. Как в итоге: совпадают ли ваши точки зрения? И если нет – удается ли вам их переубедить, опираясь на тот инсайд, которым вы владеете?
– Слава богу, в моей семье нет разногласий в области политики. Но супруга черпает информацию из СМИ, и у нее складывается своя картина мира. Я, конечно, вижу ситуацию глубже, и иной раз объясняю ей, что оно вот так на самом деле, а не так, как тебе кажется, как это подается в СМИ. И зачастую она может скорректировать свое представление по той или иной проблеме. А иногда нет.
– Вот к этому я и веду: ваша инсайдерская информация может скорректировать точку зрения! Не кажется ли вам, что она должна быть в таком случае публичной?
– Если бы я был депутатом, мои возможности высказывать свое мнение были бы более широкими. Я считаю, что в силу своей должности я ограничен.
– Ну хорошо. А если вести речь
не о полномочиях, а о возможностях в рамках вашей должности, о связях, в конце концов. Вы же имеете право информировать депутатов о том, что происходит, предложить им свою картину мира, чтобы они разобрались, что происходит на самом деле, в рамках своих, более широких, чем у вас, полномочий?
– Мне кажется, все они знают и без меня. К тому же у каждого человека должно быть чувство сомнения: а прав ли я? А не навредит ли кому-то моя информация незаслуженно? Да, я обладаю определенной информацией – но далеко не всей. Имею ли я право навязывать свое мнение, не обладая всей полнотой информации? Думаю, нет.
– Но если исходить из того, что вот моя сфера – остальное меня не касается, то так оно и останется. Депутаты, например, не обязаны спрашивать отчета у губернатора, но они спрашивают – с тем чтобы обладать большим количеством информации и принимать более точные решения. Это активная позиция.
– Да, меня тоже как-то раз приглашали на сессию. Я выходил к ним, отвечал на вопросы, не было никаких проблем. Просто с тех пор приглашений от Законодательного собрания не поступало. А навязывать свои мысли, как я уже сказал, считаю неуместным.
– Видимо, доверяют.
– Я надеюсь.
Воля неба
– В разное время вы работали в разных сферах: и музыкой занимались, и в милиции служили, и адвокатская практика у вас была, теперь вы председатель избиркома. Какая миссия, по-вашему, важнее?
– Я не стал бы выделять ни одну.
– А какая интереснее?
– Все интересно!
– Но зачем же тогда это движение? Почему вы не играете в оркестре до сих пор?
– Так складывалась жизнь.
– Но ведь выбор всегда оставался за вами?
– Конечно. Ну как вам сказать. Я действительно профессионально занимался музыкой, но судьба предоставила возможность пойти по новому пути. Я воспользовался этой возможностью. Поработал в другой сфере – возникли другие обстоятельства. Где бы я ни работал – в милиции, в газете, в юридическом агентстве, – все это, я надеюсь, приносило пользу обществу, людям.
– Я-то пытаюсь понять мотивы. Как-то мы разговаривали на эту тему с Виктором Томенко. Он человек не бедный, у него масса предложений более высокооплачиваемой работы. Но он считает, что работать в должности председателя правительства – уважаемо, ответственно, почетно, и это один из его мотивов.
– То, что должность председателя крайизбиркома – одна из высших в краевой иерархии, для меня очень важный, но не основной мотив.
– Но что же заставляет вас ходить на работу? У вас не астрономическая зарплата, у вас масса ограничений как у госслужащего, мало свободного времени. Моральный груз на вас иногда тяжелейший. Зачем?
– Я человек православный, и мировоззрение мое складывается из православных традиций, которые говорят: человек должен работать. Судьба предоставила мне возможность работать в этом качестве – и я это принимаю. Анализируя цепь так называемых случайностей, я прихожу к выводу, что происходить все эти перемены могли только по воле неба, сам такого просто не придумаешь. А значит, я должен работать с максимальной мерой ответственности. Что еще? Я должен обеспечивать свою семью. Меня устраивает в данный момент и глубина всей ответственности, которую я несу, у меня достаточно здоровья, чтобы нести эту ответственность, и мне достаточно моей зарплаты, чтобы обеспечивать домашних и удовлетворять те желания и потребности, которые есть. Осознание своей нужности государству, обществу, моим близким – вот мой основной мотив. Каждый должен знать свое дело и делать его так, как говорит совесть. И пока я здесь, спуску ни себе, ни коллегам не дам.
Надеюсь, что серьезное отношение к работе передается и членам избиркома, и избирателям в конечном итоге, и они отнесутся к своему гражданскому долгу так же серьезно, как члены избирательной комиссии к своей работе.
– Будем надеяться, что и ваш призыв, и просто здравый смысл сработают, и с явкой на этих выборах, несмотря на «сельскохозяйственные» выходные, все будет в порядке. Спасибо за то, что уделили нам время!
– Спасибо вам.
