Красноярскому кардиоцентру в этом году исполняется пять лет. С точки зрения обычного летоисчисления – мизер. А если с позиции количества спасенных жизней, когда счет идет уже на десятки тысяч?
Здесь принимают пациентов из Тувы и Хакасии, Москвы и Ямало-Ненецкого автономного округа… Фактически с первого дня существования кардиоцентр стал местом, о котором невозможно было писать без определения «уникальный». Во всяком случае, в приложении к Красноярскому краю. Уникальные операции, оборудование, методики. Но к хорошему быстро привыкаешь. Да, спасли. Да, закупили. Да, освоили. Но так и должно быть, разве нет? И вот уже новости о том, что операция с мировым уровнем летальности более 50 процентов прошла успешно, а в центре появились еще более совершенные методы исследования, звучат как-то обыденно. И очень легко забыть, что ежедневно там, за дверями большого здания, происходит настоящее чудо: каким-то непостижимым образом хирурги возвращают сердцу умение правильно работать, а человеку – возможность жить без проблем. Зачастую просто – жить.
Тогда, в 2010-м, кардиоцентр фактически не оставлял себе времени для набора высоты, выбирая наиболее легких пациентов. Сразу после открытия провели первую эндоваскулярную операцию, начались оперативные вмешательства в условиях искусственного кровообращения… И, наконец, впервые в Красноярском крае начали оказывать помощь самым маленьким детям с врожденными пороками сердца – до года. Операция в этот период – это очень важно, это практически половина успеха. Вторая половина – врачебный профессионализм. Так и хочется сказать: не опоздайте с решением, а профессионализм – гарантирован.
О кардиохирургии двадцать лет спустя
Сложно даже представить, как больно читать об этом тем, чей ребенок не дожил. Такого раньше не делали. И, вспоминая сейчас недавний уровень диагностики и кардиологической помощи края, удивляешься – ощущение, что века прошли, а не какая-то пара десятилетий. Помню, как поразил меня эпизод из воспоминаний известного врача, долгое время руководившего Красноярской краевой клинической больницей, Бориса Маштакова.
«…Сколько ни проходил комиссий в школе и институте, меня признавали здоровым. Я не понимаю, как врачи просмотрели мой порок, там же должны быть шумы, но факт остается фактом. Мое сердце терпело до 1997 года, так долго во времени была растянута компенсация аортального порока сердца, а потом время спрессовалось: произошла резкая декомпенсация… Я пошел платить за охрану квартиры, как всегда, спешил, поэтому взбежал на второй этаж, где была касса, и почувствовал, что теряю сознание. …Нужна была срочная операция. По моим показаниям были ничтожные шансы выжить с тем уровнем кардиохирургии, который был в России, поэтому Красноярск и даже Москва как место будущей операции отпадали в принципе. Я прекрасно это осознавал как врач».
Операцию пришлось делать в США – и это было каких-то восемнадцать лет назад! И вот 2006 год. Наши врачи уже очень многое умеют. Но на весь край одна-единственная операционная в кардиологическом отделении краевой больницы! На прямую линию с губернатором края – А. Хлопониным звонит мама трехлетней девочки с пороком сердца. Даша задыхается, синеет, слабеет на глазах. Но очередь на бесплатное вмешательство двигается слишком медленно. Я помню, с каким восторгом СМИ писали о выделении денег из губернаторского фонда, о счастливой маме. Тогда мы как-то мало задумывались о том, что таких детей – с врожденным пороком – только в крае рождается каждый год около двухсот.
Сейчас в красноярском кардиоцентре исправление данной патологии стало почти рутинным вмешательством. А очереди, в которой раньше стояли несколько месяцев, не существует. За операции платит государство. Более того: план лечения младенца с «неправильным» сердечком врачи составляют еще до его рождения.
– Порок сердца можно диагностировать уже на 18–20-й неделях беременности, – поясняет Алексей Ильин, заведующий детским кардиохирургическим отделением красноярского кардиоцентра, кандидат медицинских наук. – Если это произошло, собирается консилиум, в котором принимают участие акушеры-гинекологи, генетики, неонатологи, бригады врачей, которые осуществляют транспортировку детей из перинатального центра до нашего учреждения, и кардиологи. Да, есть пороки, которые не совместимы с жизнью, и мы сразу об этом говорим. В ряде случаев даже после успешной операции придется жить с существенными ограничениями. Но значительная часть врожденных пороков сердца успешно корректируется.
Золотой стандарт для малышей
Почему сердце начинает развиваться неправильно? У врачей до сих пор нет четкого ответа на этот вопрос: главный орган человека формируется с пятого по двенадцатый день беременности. На разных стадиях могут происходить сбои из-за инфекций, генетических нарушений, приема некоторых лекарств… Может возникнуть дефект межжелудочковой перегородки. У кого-то из малышей, кроме дефекта перегородки, сосуды «меняются» местами. Очень сложная ситуация, когда вместо полноценного сердца формируется только половинка. Тогда врачам с помощью нескольких операций приходится менять систему кровоснабжения.
Вместе с Алексеем Ильиным мы на несколько минут заходим в реанимационное отделение. Находиться дольше неподготовленным людям здесь вряд ли возможно.
– Вы по внешнему виду можете определить, кому уже сделана операция, – говорит заведующий отделением.
Прямо передо мной посапывает тщательно запеленутый младенец со светлой, чуть розоватой кожей. Слева от него – крошечный мальчик из Тувы. Почти синий, несмотря на смуглость кожи. Состояние тяжелое. Такой порок требует оперативного вмешательства в первые две недели. А ребенку уже месяц. В кардиоцентре оказался только сутки назад.
В мировой практике существует золотой стандарт – операции детям с врожденным пороком сердца, даже если пока они чувствуют себя хорошо, нужно делать в течение первого года жизни.
– Сердце с врожденным пороком, пытаясь выполнить свои функции, изменяет свою геометрию, или, как мы говорим, ремоделируется, – поясняет Алексей Ильин. – Исправление порока на более поздней стадии ставит ребром вопрос: а сможет ли крохотное детское сердечко перестроиться после операции? Порой ситуация столь серьезна, что в буквальном смысле дорог каждый час. Малыша из Тувы привезли только вчера. А у него критический диагноз. Ему нужна была операция сразу после рождения. Это очень влияет и на послеоперационную выживаемость, и на дальнейшее состояние. Сформировалось даже такое направление, как неонатальная кардиохирургия. Речь идет об оперативных вмешательствах в течение первых четырех недель с момента рождения.
Однако такое направление из-за отсутствия пренатальной диагностики возможно развивать далеко не везде. В холле центра мы встречаемся с голубоглазой улыбчивой девушкой, Людмилой Тихоновой из Хакасии. Она просто светится – сегодня их с дочкой Ксенией выписывают. А всего год назад никто не мог с определенностью сказать, выживет ли малышка. Ксения поступила в кардиоцентр в критическом состоянии.
– О проблемах узнали только после рождения. Вначале говорили о шумах в сердце. Потом поставили диагноз – врожденный порок. Дочка постоянно синела и задыхалась. Год назад я была в шоковом состоянии. Сейчас прошла вторая операция, и я вижу, насколько ей стало легче. Время первой операции без слез не вспомнишь – мы пролежали здесь два месяца, отказывали почки…
К сожалению, даже виртуозно сделанная операция – далеко не всегда повод расслабиться и для врачей, и для родителей. Константин Ильиных – заведующий отделением детской анестезиологии и реанимации красноярского кардиоцентра, знает, как важно подготовить ребенка к операции и учесть все нюансы для дальнейшего выхаживания.
– Нередко к нам поступают пациенты из отдаленных территорий, в том числе Хакасии и Тувы, с тяжелой сердечной недостаточностью, порой – в критическом состоянии, – рассказывает он. – Мы стараемся вначале стабилизировать ситуацию, прежде чем они попадут на операционный стол. Это дает более стабильное состояние после вмешательства. Но мы в любом случае готовы к неожиданностям. Всегда наготове аппараты искусственного кровообращения, искусственная почка, препараты по детоксикации.
Операция на 19 часов
Операции, которые во всем мире считаются сложнейшими, успешно выполняются в кардиоцентре не один год. Это говорит о высочайшем уровне мастерства – здесь так и хочется написать «волшебства» наших хирургов. Обычному человеку сложно даже представить – ну как можно что-то исправить у сердца недоношенного ребенка размером с фалангу пальца? Или переставлять местами сосудики по три миллиметра в диаметре?
– Самый маленький пациент у нас был весом 700 граммов, – вспоминает Алексей Ильин. – В таких случаях стандартного оборудования недостаточно: хирург надевает специальные очки с увеличительными линзами – они могут быть разными, в зависимости от величины сосудов, с которыми придется работать. Нужен еще налобный свет. Чтобы рассмотреть мельчайшие детали, света от стандартной лампы на операционном столе не хватает.
Что чувствует хирург, подходя к операционному столу, на котором лежит десятидневный ребенок (а такое бывает нередко)? Волнение? Страх?
– Мы не можем себе позволить ни то, ни другое, – отвечает Алексей Ильин. – Нужно быть очень сосредоточенным. Должен быть готов не только план А, но и план Б, если что-то пойдет не так, как ты прогнозировал… Не так давно привезли девочку с пороком. Подростка. Нужно было забрать сосудистый клапан из легочной артерии и поставить в позицию «испорченного», артрального клапана. Легочный – как менее важный – нужно было заменить на искусственный. И вот вначале одна нестандартная ситуация, потом другая… Мы стояли вокруг ребенка 19 часов подряд. Это была моя самая продолжительная операция.
Зачастую успешность вмешательства зависит не только от опыта, безупречной техники выполнения, но и от умения, готовности действовать нестандартно. Несколько месяцев назад на операционный стол кардиоцентра попал ребенок с опухолью. Огромной, превышающей размер сердца. О новообразовании молодой маме сообщили еще на 20-й неделе беременности. Беременность удалось сохранить до 36-й недели – все это время с помощью иглы у ребенка откачивали жидкость. Врачи не могли спрогнозировать – сможет ли ребенок после родов дышать самостоятельно? Запустится ли сердце? Необходимую операцию малышу сделали уже на вторые сутки после рождения. Десятисантиметровая опухоль оказалась доброкачественной.
Но многие ли знают об уровне работы наших врачей? Информация с призывами о помощи тяжелобольным детям куда более доступна. Она везде – и в СМИ, и в социальных сетях. Неудивительно, что создается впечатление: вылечить могут только за рубежом.
– То, что за рубежом лучше, – не более чем стереотип, – отвечает Алексей Ильин. – Особенно часто нам приходилось бороться с ним в самом начале. Диагноз «врожденный порок сердца» звучал фактически как приговор. Некоторые врачи с недоверием относились к нашему утверждению, что ребенку можно сделать операцию и он будет жить. Сейчас отношение меняется. Мы научились делать то, что ранее у нас считалось невозможным. Но и сейчас, разговаривая с родителями о будущей операции, мы нередко слышим в ответ недоуменное: «А что, это возможно сделать в Красноярске?» И каждый раз с особым чувством гордости я отвечаю: «Да, возможно!»
