В прошлую неделю все честные добрые люди сопереживали бывшей учительнице физкультуры, уволенной за фривольные фотографии в соцсетях.
На снимках учительница танцует на барной стойке, делает шпагат, обнимается с бутылкой чего-то крепкого… Возможно, она хорошая учительница. Дети о ней положительно отзывались. Директриса и соседи – тоже. (Сейчас добросовестная журналистская работа при расследовании такого рода скандалов заключается в том, чтобы взять интервью у праотцев и мух, пролетавших «в тот самый момент».)
Физрукша, ставшая героиней телесюжетов, отрывистой пулеметной речью выражала недоумение – это ведь не свежие снимки, там ей 19 лет, а сейчас – 27, тогда она была молодая и глупая, а теперь – старая и умная, и что они в них такого нашли?
Фотки и вправду невинные – на фоне прочего контента.
Узнавая тысяча первую подобную историю, я никак не могу найти ответа на один идиотский вопрос: а зачем она вообще выставляла эти фотографии на всеобщее (пусть и ограниченное числом зафренденных) обозрение? Помните, как раньше – придешь к кому-нибудь в гости, хозяева дают альбом посмотреть, пока сами на кухне возятся. Вот и эта учительница – показывала бы свои шпагаты с бутылками подружкам, родственникам и прочим вхожим в дом…
Мое знакомство с социальными сетями случилось лет семь-восемь назад по очень простой причине – не хотелось быть хуже других. В первые месяцы соцсеть меня радовала, поскольку я узнал, что все мои одноклассники-однокурсники, слава богу, живы. Но, узнав это, я уже не понимал, чем соцсеть отличается от обыкновенной личной почты. Отвращение к соцсетям началось после знакомства с одним дядечкой, который присылал мне материалы, задавал вопросы, а потом оказалось, что то же самое он рассылает всем – и наша переписка доступна прочим пользователям, т. е. посторонним людям. С того момента как выучил буквы и написал первое письмо («Драстуй баба Галя пиежай гости Сашенька акучился» – соскучился то есть), я навсегда впитал убеждение, что все написанное тебе предназначается только тебе, написанное тобой – только твоему адресату. Чтобы открыть написанное третьим лицам, требуется испросить разрешение – у меня или у адресата. Точка. Никаких комментариев, пояснений, уточнений и пр.
Соцсеть существует по принципам противоположным, и потому существует вне меня. При этом я вовсе не считаю ее злом. Это очень удобный канал связи: Даша Мосунова, писательница, помощница многодетных мам и вообще редкого сердца человек, сказала, что с помощью «Фейсбука» можно за день решить оргвопрос, на который раньше ушло бы не меньше недели. Я приветствую соцсети, когда мои однокашники – профессиональные фотографы высокого класса – выставляют в тот же ФБ новые работы: произведения искусства не могут существовать без публики. И даже с публичным обсуждением разных тем – от приватных до политических – готов смириться: это ж все-таки мысли, а не голые задние части авторов.
Но ни один из случаев, когда за эти самые «части» увольняли с работы и вообще подвергали общественному осуждению, не вызывает у меня ни сочувствия, ни понимания, ни сострадания. Учительница музшколы снялась в кабинете в чем мама родила. То же самое – воспитательница детсада. Бригада скорой помощи фотографируется на фоне окровавленного пациента. Медсестра на операции показывает неприличный жест в объектив. Аналогичный жест демонстрирует стюардесса полному салону самолета. Депутат райсовета показывает фитнес в помещении фирмы ритуальных услуг, на фоне гробов.
Уволили всех! Тот редкий случай, когда я всей душой на стороне начальства. И не столько потому, что высокое звание судьи, педагога, депутата, медика обязывает и возлагает. Они же потом оправдываются – мы ведь всего-навсего люди веселые, хотели хоть немножечко приподняться над рутиной, а эти моралисты лицемерные… Так и приподнимались бы в своем домашнем альбоме, как в добрые старые времена. И работу сохранили бы, и никто, кроме посвященных, не узнал бы, что временами вы бываете дурой. И дураком, конечно.
Вообще человек нашего века – странное существо: орет на каждом шагу – не трожьте, гады, мое неприкосновенное privaсy! И сам же на себя стучит. Причем ежедневно, изощренно, с энтузиазмом.
В былые времена добрые люди фотоаппарата боялись, как начальника, ибо понимали – каким этот одноглазый тебя застанет, таким и останешься.
Фаина Раневская говорила: «Сняться в плохом фильме – все равно что плюнуть в вечность». (Про театр, заметьте, ничего такого не сказала, потому что спектакль существует, пока его играют, – а потом будет уже другой спектакль.) Нынче же плюнуть в эту самую вечность – священный долг всякого «неординарного» человека. Вот я пьяная на барной стойке танцую, а вот с бутылкой… Эпидемия эксгибиционизма сразила нашего человека. От нее он страдает, а вовсе не от моралистов, взломщиков аккаунтов и начальства.
