За прошлый год почти две тысячи участников СВО получили медицинскую помощь в лечебных учреждениях края, из них 257 – в Красноярском краевом госпитале для ветеранов войн. Однако эта цифра, при всей ее важности, не отражает реальных масштабов деятельности клиники, имеющей огромный опыт работы с многообразными последствиями войн и не только их…
Наш собеседник – начальник Красноярского краевого госпиталя для ветеранов войн, доктор медицинских наук, заслуженный работник здравоохранения Российской Федерации, действительный член Российской академии естественных наук и Академии медико-технических наук.
– Алексей Викторович, за годы работы складывается некое ощущение привычного рабочего ритма. По вашим собственным ощущениям, насколько он изменился после начала спецоперации?
– У меня никогда не было ощущения привычности, потому что постоянно возникают вызовы, ранее не встречавшиеся в практике. Поэтому работа у нас не просто интересная, а интересно-напряженная. Да, спецоперация изменила жизнь не только в нашем учреждении, но в России и во всем мире.
Другим стало практически все, в том числе психология людей. Раньше мы занимались прежде всего с пациентами, прошедшими Афганистан. В основном для них в 2001 году был создан центр медико-психологической реабилитации, на то время едва ли не единственный в стране. Но сравнивать ту войну со спецоперацией я бы не стал – и обстоятельства другие, и пациенты.
– В чем именно «другие»?
– Прежде всего, другое – советское – воспитание бойцов и тех, кто занимался их лечением. В Афганистане воевали молодые ребята, уходившие в армию по призыву. Другим было отношение общества к ним и к самой войне – ее старались как бы не замечать, она где-то там, далеко. Даже хоронили погибших тайком… Сейчас все иное.
Можно сказать, что участники СВО – необычные для нас пациенты. Это не только молодые люди, но и взрослые, иногда под 60 лет, мужчины, часть из которых имеет опыт войны в Чечне и в других горячих точках. То есть воины-профессионалы.
Кто-то из них шел воевать целенаправленно. Как, например, мой заместитель по административно-хозяйственной части. Ему 58 лет. Однажды он пришел ко мне и попросил помочь пройти медосмотр, чтобы подписать контракт и пойти на СВО. Спрашиваю его: не тяжело будет? Ведь вы уже немолодой человек… Он отвечает: когда смотрю на этих ребяток, понимаю, что там я им больше помогу, чем здесь; я умею все, и там я нужнее.
Помимо участников спецоперации, появилась еще одна категория новых для нас пациентов – члены семей погибших военнослужащих. Работать с ними надо по-особому. Но в любом случае их нахождение в нашем лечебном учреждении позволяет им быстрее восстановиться. Уже потому, что они могут общаться друг с другом – людям надо выговориться, выплакаться, не в одиночку, а вместе пережить боль утраты.
Общаются они не только в госпитале – есть региональное отделение Общероссийской общественной организации семей погибших защитников Отечества, с которой мы очень плотно работаем, совет ветеранов. Наконец, среди наших пациентов те, чьи близкие числятся пропавшими без вести. Они надеются, верят в хороший исход, и мы также должны им помочь, не дать сорваться.
– Каковы главные перемены именно с медицинской точки зрения?
– Более тяжелые ранения. Оружие сегодня не то, что во времена Афганистана. Много пациентов с множественно-осколочными, минно-взрывными ранениями. Долгое время мы работали в основном с мирным населением, с людьми в достаточно серьезном возрасте, которые более всего нуждались в помощи кардиологов, пульмонологов. Нынешние пациенты после оперативного лечения в госпиталях Минобороны поступают к нам на реабилитацию.
Помимо комплексного лечения и реабилитации от последствий тяжелых ранений, практически все они нуждаются в психотерапевтической коррекции. Поэтому период лечения в нашем госпитале для них стал более длительным. Если раньше в среднем оно продолжалось от десяти дней до двух недель, то теперь это месяц и больше. Мы готовились к такой перемене в нашей работе.
С 1 января нынешнего года в госпитале открыто реабилитационное отделение на 60 коек, оснащенное современным оборудованием, позволяющим работать с последствиями самых тяжелых травм, ампутаций конечностей, контузии и ранений головы. Кроме того, мы приняли на себя тех людей, которые раньше вообще не проходили лечение в госпиталях – это пациенты после операций в отделении травматологии краевой клинической больницы и БСМП, – поскольку такой мощный реабилитационный центр есть только у нас.
– Пациенты из отдаленных районов края в любом случае проходят через ваш госпиталь?
– Наша задача – привлечь их к себе. Есть много пациентов, которые после демобилизации возвращаются домой и, скажем так, расслабляются, в то время как им крайне необходима медицинская помощь. Чем раньше участники СВО обращаются к нам, тем лучше для них самих, для их родных и близких. Мы помогаем им социализироваться, войти в мирную жизнь.
– В 90-е годы, как вы помните, много говорилось про «афганский синдром», потом про «чеченский». Но человек, не связанный с военной медициной, знает только то, что война пагубно действует на нервы. В чем выражается этот «синдром» и все ли участвовавшие в боевых действиях ему подвержены?
– Когда я учился в академии народного хозяйства и госслужбы, нам рассказывали об опыте медицинских работников США во время вьетнамской войны. Они тестировали всех, кто возвращался оттуда – как мобилизованных, вчерашних гражданских, так и бойцов спецподразделений, то есть военных профессионалов, которых усиленно готовили к экстремальным условиям войны. В итоге 80 процентов призывников нуждались в психотерапевтической коррекции. У бойцов из спецподразделений этот показатель вдвое меньший.
– У нас то же соотношение?
– Не думаю, что мы здесь чем-то отличаемся. Люди что в Америке, что в России устроены одинаково. Чем дольше человек находится в экстремальных условиях войны, тем глубже изменения в психике, которые нуждаются в проведении коррекционной работы и социализации. Это целый комплекс проблем, возникающих по причине неспособности возвращения в гражданскую жизнь.
Страдает не только сам человек, но и его семья. Вернувшийся солдат хочет, чтобы с ним обращались именно так, как он того – по его собственному представлению – заслуживает. Но, к сожалению, в обществе так не всегда получается, и в итоге не удается найти общий язык на работе, с близкими. На войне возникают другие человеческие отношения: там есть только правда, неправда и больше ничего.
В мирной жизни все иначе – здесь могут обмануть, и в отношениях множество полутонов, которые часто не находят понимания у человека, вернувшегося с фронта. Все это так или иначе усугубляет его психическое состояние. А если говорить о последствиях ранений головы, контузий, то это уже более глубокие изменения, которые надо лечить медикаментозно, иногда хирургическим путем и, наконец, теми психотерапевтическими методиками, которыми владеют специалисты нашего госпиталя.
– Такой «синдром» можно вылечить полностью?
– Вылечить можно. Однако это не значит, что человек станет точно таким же, как до войны. Те, кто через нее прошел, прежними уже не будут – меняется мировоззрение не только у них самих, но у их семьи, ближайшего окружения. Они по-другому смотрят на жизнь, на отношение к себе и происходящему вокруг.
– Часто приходится слышать, что спецоперация отличается от всех предыдущих войн тем, что подавляющее большинство ранений – осколочные. Пулевых очень мало.
– Действительно, по характеру ранений это совершенно другая война. На ней преобладает оружие массового поражения. Часто боевые действия идут, когда противники друг друга воочию не видят. Массово используются дроны. То есть неизвестно, когда и откуда прилетит. В итоге боец находится в постоянном напряжении. Кроме того, нынешнее оружие нацелено на то, чтобы нанести максимальный урон человеку.
Те же осколки иногда настолько мелкие, что поражают сосудистые сплетения, которые потом почти невозможно излечить. Поэтому наши доктора должны перестроиться к новым условиям, получить соответствующий опыт. Мы постоянно общаемся с медиками из Минобороны. Специалисты краевых лечебных учреждений неоднократно выезжали в Луганскую Народную Республику и там оказывали помощь раненым.
За Красноярским краем закреплен Свердловский район ЛНР – наши медики работали в госпиталях Свердловска и Новопартизанска, оказывали помощь тем, кто находился на передовой. После массированных бомбежек, ракетных ударов приходилось встречаться с большим потоком госпитализированных. Наши специалисты делали все, что должен делать врач во время боевых действий. Понадобилось все, чему нас учили.
Здесь наши психологи и психотерапевты получают опыт в работе с новым контингентом пациентов. Они сами меняют тактику лечения и общения с ними. У нас разработаны специальные речевые модули – особый порядок общения с участниками СВО. Если поступает информация, что прибыл домой боец, контрактник или мобилизованный, мы стараемся сами выйти на него, пригласить в госпиталь, объяснить ему необходимость восстановления. Это не так просто, как может показаться на первый взгляд.
Кроме того, есть тяжелораненые, которые не могут сами себя обслуживать. Реабилитация нужна членам семей бойцов, родственникам погибших. Эту задачу решают не только медики, но и социальные службы, с которыми мы тесно взаимодействуем.
Бывает и такое, что человек после реабилитации не может проживать самостоятельно, и мы также помогаем в решении этой проблемы. Иногда случается, что бывшему воину вообще негде жить. Поэтому во время лечения в госпитале мы стараемся устроить его в дом ветеранов или в общежитие, чтобы потом сотрудники министерства социальной политики помогли сформировать пакет документов для получения постоянного жилья по жилищному сертификату.
– Судя по всему, психологов госпиталю требуется значительно больше, чем любой другой клинике?
– Поскольку психологическая помощь нужна всем нашим пациентам, специалисты этого профиля работают у нас практически везде – в поликлинике, в реабилитационном отделении, которое мы открыли на улице Вильского, в специальном центре медико-психологической реабилитации. В ближайшее время планируем открыть еще и дневной многопрофильный стационар, в котором будут работать неврологи, терапевты и другие специалисты.
– Если пациентов стало больше, потребовалось ли увеличить штат?
– Да, но пока ненамного. Прежде всего нам понадобились подготовленные реабилитологи и врачи-методисты, которые разрабатывают методики восстановления на том оборудовании, которое у нас есть. Хотя, надо признать, реабилитологи сейчас в большом дефиците. Раньше технологию реабилитации у нас отрабатывали в основном в спортивной медицине. Сейчас такие специалисты работают и у нас.
– Новые задачи требуют дополнительного нового оборудования…
– Безусловно так. Довольно много техники мы уже получили. Это оборудование для разработки суставов, коррекции движения, вертикализаторы, которые помогают восстанавливаться после травм и ранений позвоночника, и многое другое. У нас есть технология, позволяющая научить пациента владеть конечностями, чтобы он мог минимально обеспечить себя самостоятельно – попросту говоря, взять в руки кружку, включить электроплиту, открыть дверь… Прежде всего мы имеем поддержку со стороны губернатора и правительства края. Также госпиталь включен в ряд федеральных программ по получению медицинского оборудования.
Кроме того, мы подготовили программу модернизации и передали ее в краевое министерство здравоохранения. Госпиталю выделены деньги на реконструкцию двух операционных блоков, сейчас готовится проектно-сметная документация. Планируем начать эту большую работу с начала следующего года. Идет реконструкция хирургического отделения. Наши спонсоры помогли приобрести новый хирургический инструментарий и уродинамическую лабораторию. Также установлен новый рентген-аппарат, получено два ультразвуковых аппарата экспертного класса, эндоскопические стойки.
С Фондом обязательного медицинского страхования решаем вопрос о приобретении бронхоскопа, который необходим для обследования при заболеваниях верхних дыхательных путей. Это крайне востребованная техника, поскольку наши пациенты находятся далеко не в жарком климате. В целом на укрепление материально-технической базы госпиталя работает целый ряд федеральных и краевых программ.
Наша задача – нарастить и выполнять тот объем медицинской помощи, который определен госзаданием. К нам обращаются военные, представители других силовых структур. Потребность в услугах госпиталя велика.
