Алесь Мигас – чистокровный белорус из под Бобруйска – говорит про себя, что он полностью «осибирился». В Белоруссию ездит с удовольствием — повидать близких, навестить родные могилы, напитаться воспоминаниями на тропках, по которым бегал ребенком босиком. А потом торопится в Красноярск – домой!
На берега Енисея он попал в 1980 году по распределению после окончания Белорусского государственного театрально-художественного института. В Красноярском институте искусств возглавил только что созданную кафедру керамики.
В 2023 году Алесю Яковлевичу исполнилось 70 лет. В юбилейном интервью он рассказал о своем детстве, о том, как вдохновляет художников мощнейшее переплетение культур в Сибири и почему красноярскую школу керамики называют уникальной.
«Меня Сибирь вылечила!»
Алесь Яковлевич в мастерской
— Я всю взрослую жизнь говорю, говорю – и не могу наговориться, — рассказывает Алесь Яковлевич. В детстве попал под лошадь и сначала вообще молчал, а потом жутко заикался. В школе выучу урок, а меня даже не спрашивают. В армии, училище, институте в основном молчал, созерцал…
Мне лет пять было, когда со мной это случилось. Даже помню всё хорошо: мы дразнили собачку, я от нее в калитку выскочил, а тут пацанчик на лошади верхом. Ну и налетел на меня. Бабка, соседка – хозяйка той самой собачки меня подхватила и давай ощупывать, я еще успел подумать: чего она ко мне лезет-то?! И отключился.
Эта бабка меня потом и вылечила. Мать меня во Львов, Киев, Москву – куда только не возила. Я помню, мычу, а не могу ничего сказать – реву только с обиды и натуги. И врачи уже сами начали шепотом (советское же время) говорить: «Идите к бабкам…»
А у меня родители – учителя, сначала ни в какую! А потом делать нечего — повели к этой соседке.
После нескольких её сеансов я уже дома разговаривал нормально и пел под гитару, под балалайку. Но на людях заикался страшно.
Окончательно меня вылечила Сибирь. Когда открылась кафедра керамики, к нам приехало телевидение — это был 1980 год, прямой эфир. За четыре часа до него начали готовиться к программе: навезли аппаратуры… Институт замер: я ведь двух слов не мог связать, тем более при чужих людях. И вот идет репетиция, я заикаюсь на каждом слове, они меня утешают, мол и доярки заикаются перед камерой, и космонавты – пройдет. А я-то знаю, что не пройдет.
И уже остается минут срок до эфира, все уже понимают, что грозит срыв. А я кошу глазом на мониторы и вдруг увидел себя таким убогим! И меня это вдруг сильно задело! И когда уже все приготовили, камера наехала, я как выдал речь… На меня потом ректор «наехал», говорил, что я их всех тут дурачил: «Ты что тут устроил?! Ты же оратор!».
Приехал мать навестить, она спрашивает: «Сынок, а кто ж тябэ лячил?» — «Сибирь!».
И вот не могу до сих пор наговориться за те годы.
«Нельзя по клеточкам рисовать!»
Та самая картина на фанере
— Мать сохранила оставшуюся от ее родного брата Пети крышку от посылки — раньше же их в ящиках отправляли. Так вот на куске этой фанеры он нарисовал пейзаж: березки, ручеек…. Это одна из лучших вещей, которую я видел в своей жизни – она сейчас висит у меня дома. В старой избе в Белоруссии нашел эту крышку, восстановил.
Батька в школе работал, и когда приносил тетрадки проверять, я задние листы из них повырываю, нитками сошью и тут же все изрисую. Отец мне успеет только щелбанов надавать. Для меня бумага была самой большой ценностью. Я и паспорт у матери в три года разрисовал – пустые ж страницы, чего им пропадать.
Общий снимок семьи Мигасов. Алесь крайний справа в нижнем ряду, 1961 г.
А брат рисовал по клеточкам, к тому же он на три года меня старше, и у него лучше получалось, его хвалят, а меня нет. Я реву, но мне кто-то сказал: «Нельзя по клеточкам рисовать! Нельзя!» И вот у него Ленин похож, а у меня нет…
Семья была большая: я — шестой. Мать в обед только успевала в чугунок подливать. А потом скатерть вся в пятнах – в каких-то семьях за это ложкой по лбу били, а наш батька нет. Он брал атлас и говорил: вот это пятно – Япония, вот это – Сахалин… Так мы и географию познавали, и у нас включалось образное мышление. Это называется — в каждой луже свое солнце. Можно в луже видеть грязь, а можно – свет.
Алесю 4 года
В художественную студию я по выходным за 40 километров ездил в Бобруйск в Дом пионеров.
В советское время, после окончания училища надо было три года отработать по распределению. Я закончил с отличием и мог сразу поступать в вуз, но решил: «Зачем мне?!» И попал я в горпромторг. Сейчас это называется промышленный дизайн, а тогда нас готовили художниками-декораторами в большие торговые комплексы: выкладка товара, оформление витрин. Годик поработал, и мне стало скучно. Поехал поступать в институт, в Минск.
А. Мигас — восьмиклассник, 1968 г.
Походил по коридорам, посмотрел на работы студентов и понял: я со своим дипломом с отличием – середнячок. Там такая живопись! Но, как и большинство абитуриентов, решил пойти туда, где больше набор, — на «интерьер и оборудование», сейчас это называется «дизайн среды». Сдаю работы, а преподаватель говорит:
— Поступай на ДПИ – у тебя линия пластичная…
— А что такое ДПИ?
Абитуриентка из Абрамцево, с которой я уже успел познакомиться, хохочет надо мной:
— Керамика, стекло, металл…
Когда поступил и мне дали глину, я говорю: «Это же пластилин!» Я-то всегда думал, что глина — это то, что к сапогам прилипает на дороге.
У меня сейчас четыре студентки из семи, до того как поступили, глину в глаза не видели. У них каждый день открытие! Остальные из училища пришли, они уже пальцы гнут: это я уже умею, это я сто раз делала, это я не хочу… Я сам через это прошел, понимаю.
А у этих глаза горят – из них точно толк будет.
«Когда не знаешь, что делать, обратись к народу»
У нас, белорусов, есть такая поговорка: «Когда не знаешь, что делать, обратись к народу». На самом деле она очень емкая.
Всё исторически народное к нам дошло через керамику — остальное истлело. Поэтому культур много, а исток один – горшок, посуда. Первые курсы обучения посвящены тому, что делалось когда-то у всех народов.
Сибирь уникальна тем, что многонациональность аккумулируется в одно целое. Европейская керамика бесполая. Ты шведа не отличишь от финна, финна — от турка, турка – от испанца… Да, она – технологична, эстетична. А здесь – может быть, по технологии не дотягивает, но по глубине, по жанру – тут тувинцы, там буряты, хакасы и всё это в одном замесе.
Я, когда ехал в Красноярск, думал: я там «дам дрозда»! Я же – европейская школа, а в Сибири никто никогда нигде не был.
А когда увидел, что здесь делают, сразу притих: они просто сами не знают, что творят в плане внутреннего содержания, той самой начинки. И я первые три года просто учился.
«Мы здесь ни на кого не оглядываемся»
«Европейская и американская керамика бесполая. А у нас здесь мощнейший многонациональный замес»
О красноярской школе керамики говорят, потому что у нас есть узнаваемость. А вытянул нас региональный компонент.
Артиста Ролана Быкова, когда он побывал в Японии, после возвращения спросили о самом ярком впечатлении. И он очень красиво ответил, я это часто рассказываю студентам: «Они живут одновременно в веке V и XX». Японцы находят эту гармонию и делают современное искусство на базе традиций. У нас то же самое.
Мы как-то повезли на пленэр англичан, финнов – они пень нарисовать не могут, у них школа другая, технологичная.
Работа над серией «Степные легенды»
Помню, мы с латышом в одной гостинице жили, в Таллине. Он, когда работал в своей Латвии, считал, что это – пуп Земли. Но когда попал на всесоюзные выставки в Москве, говорил: «Я понял, почему Россия мощная! Это — коллективный генетический разум!»
В Латвии, Белоруссии, Молдове, на Украине всё такое немного пряничное – всё миленько, сладенько, рассчитано на Европу, чтобы там поняли. А мы-то здесь никого не боимся, ни на кого не оглядываемся.
Почему к нам и потянулись. Турки, немцы приезжают и «опупевают».
Мы китайцев удивляем своей керамикой! Хотя это практически невозможно. Удивляем не технологией, конечно, а размахом, смелостью, ре-ги-о-ном!
Я уже говорил как-то, что началось это в нищих 1990-х, когда людям зарплату не платили годами, когда Москве стало не до нас, им самим надо было как-то выживать. И если прежде наши студенты не вылезали из Эрмитажа, в те времена стало не до поездок. Доступа ни к чему нет, а дети же учиться пришли. Им же в этот раскрытый к знаниям клювик положить что-то надо.
Это сейчас вот это нам всё заменяет (стучит по смартфону), а тогда информации не было никакой, и надо было копать от лимфы, от предков.
И мы обратились в минусинский Мартьяновский музей, что на юге края, в наши запасники и поняли, что сидим на таком богатейшем материале, что его глупо не взять.
Хакасские менгиры Александра Мигаса стали экспонатами нескольких выставок
Здесь же мощнейшее переплетение культур – Север, Тыва, Хакасия, славянские традиции… И все они в одной вещи могут эклектично сплетаться – в руках эти первоисточники трансформируются с примесью своих идей.
Красноярский институт искусств был создан в 1978 г., после чего несколько раз переименовывался и реформировался. Сегодня Сибирский государственный институт искусств им. Д. Хворостовского – это крупнейший учебный, научный и методический центр в сфере музыкального, художественного, хореографического и театрального искусства от Урала до Дальнего Востока.
«Образ – это главное»
Так студенты видят своего преподавателя Алеся Яковлевича, 2021 г.
У нас на курсе сейчас полный букет: китайцы, татары, тувинцы, русские. И каждый несет что-то свое.
Возможно, наши ребята, попадая в институт, вначале не сильны в ремесле. Но в каждом из них – мощная генетическая правда. Хотя иногда для этого приходится копнуть поглубже.
Из глины же что хочешь можно сделать. Но она все равно сама диктует, волей-неволей вытягивает из тебя эту сермягу — народность.
Почему меня и американцы приглашали работать: у них же всё искусство бесполое, всё – по сеткам, по схемам. Им само наше мышление важно было понять.
Мастер-класс в Иркутском художественном училище, 2022 г.
Я сейчас провоцирую своих студентов: нужно начинать с образа, а он есть во всем. Лепить надо не сосуд как таковой, не оболочку, а душу — скорлупу она себе найдет и вселится туда… Это как человек, бывает некрасивый, но светится весь. Когда это поймешь, всё встанет на свои места. А начнешь лепить оболочку, она так и останется пустой. Образ – это главное.
Неспроста ведь у всех народов мира сосуд имеет очеловеченные названия: горлышко, носик, ручки, тулово. Глину надо видеть не как материал, а как плоть. Об этом еще Омар Хаям писал.
На выставке со студентами, 2021 г.
И студентки любых национальностей это всё впитывают мгновенно, аж слезки на глазах.
Дивлюсь тебе, гончар, что ты имеешь дух
Мять глину, бить, давать ей сотни оплеух,
Ведь этот влажный прах трепещущей был плотью.
Покуда жизненный огонь в нем не потух.
Подыми пиалу и кувшин ты, о свет моих глаз,
И кружись на лугу, у ручья в этот радостный час,
Ибо многих гончар-небосвод луноликих и стройных
Сотни раз превратил в пиалу, и в кувшин — сотни раз.
Омар Хайям
«В Красноярске я дома»
— Я ни дня не хотел уезжать из Красноярска. Здесь уже 43 года – как один день! Дома. В Белоруссию я езжу с удовольствием. К родным в гости, могилки навещу, пяточками по знакомой с детства земле пробегусь, а потом – в Красноярск, домой. Мне очень повезло, что попал сюда!
Дочь сейчас, правда, в Калининград уехала. А сын покрутился по разным странам: в Америке пожил, в Австралии. Сейчас приехал домой: «Ты знаешь, батя, Красноярск не такой уж плохой город!». У него двое сыновей: одному десять лет, второму – шесть.
А что его там «убило»? Ребенку десять лет, в класс приходят тети и дяди без одежек и рассказывают про сексуальную жизнь… В школах туалеты общие. С 15 лет смена пола бесплатно, если мама или папа против – им 5 лет тюрьмы. А обратно вернуть пол – за огромные деньги, которых, естественно нет.
«От этих рассказов просто пуп рвется»
С работой Елены Красновой «Учитель», 2021 г.
— Мои работы «Рыболюб» и «Рыбоед» — это же химеры славянские. Белоруссия даже в советские времена оставалась местом, где процветала белая магия. У них же вот эти бабки, из которых как раз та, что меня лечила, каждая вторая – колдунья.
Дело в том, что белорусы две сотни лет были под поляками и под литовцами. И было запрещено всё народное, в том числе древнерусская письменность и белорусский язык. И всё передавалось устно: сидит на печи дед с внуком и былины и песни ему поет, присказки и сказки рассказывает – и всё с юмором. От этих рассказов просто пуп рвется. Белорусский фольклор – очень каламбурный.
У славян был свой календарь из 16 бестий. Например, 2024 год – темного соха или лося. А есть и огненный лис, и конь, и паук. Мы почему-то его не держим, а берем китайский календарь, и кто-нибудь говорит: «Я — змея!» Какого лешего, ты вдруг змея, если у них днем рождения считается день зачатия?! А мы накладываем их традиции на свой день рождения.
Мы напичканы генетической памятью, просто у кого-то она спит. В студентах я стараюсь разбудить ее через шутки-прибаутки, хохму – без этого в народном искусстве нельзя.
Рано или поздно открывается у каждого. Вот сейчас мы делаем керамику междуречья: нынешняя Молдавия, Украина. Там потрясающие сосуды, древние орнаменты. Всё это смотрим. Это народное, а народ без юмора, без доброго лукавства – никуда.
Многие потерялись после того, как уехали за границу – в Лондон, Канаду, Америку, даже в добрую Словению. Они присылают то, что создают там, а я вижу – «поплыли», делают «под Европу». И скучают там.
Сохранить это зернышко не каждый может. Потому что надо зарабатывать деньги, а не всё продается. И надо делать то, что купят, – современненько под интерьерчик…
Душа-то кипит, но и хлеб нужен, а иногда хочется и с маслом. Чтобы быть свободным, надо быть богатым.
«И я все-таки служил в армии»
— Комок в горле часто бывает: от песни, от каких-то народных вещей – и это я у многих замечаю. Время, видимо, сейчас такое. Всё ж летает в воздухе. Драматизм, он помогает творческим людям.
Вот на днях сын приходит: «Батя, ну что за дела: у меня сын гимн поет?!» – а у меня комок.
Сейчас от армии прячутся, а я министру обороны Гречко письмо писал, чтобы меня призвали, – из-за плохого зрения не брали. С сеновала три дня не слазил – ревел: все братаны служат, а я – нет. Тогда же выбор был огромный – кому нужен в армии очкарик. А я с белорусской деревни: там война, считай, только что прошла – все окопы свежие.
Ко мне после письма лично капитан из военкомата приехал, и я все-таки служил.
«Болонская система образования — издевательство над профессией!»
Ученики впитывают каждое слово педагога, 2022 г.
Нас на факультете печка (муфельная) всех объединяет, как у крестьянина корова: мы от нее зависим. Она выдает нам результат, и мы все к ней идем, вокруг нее собираемся. И это создает эффект семейственности. Студенты про бабушек своих начинают рассказывать, вспоминать какие-то случаи. Я им всё время говорю: записывайте, записывайте!
Жалко только, что учатся они у нас всего четыре года и в 21 год уже уходят, когда только-только начинают взрослеть. Когда нас кинули с шести лет в эту четырехлетнюю систему обучения — это был кошмар, издевательство над профессией! Всего 4 (!) часа специальности в неделю, 4 – физкультуры, 4 – работа в библиотеке, 4 – еще какой-то предмет, не имеющий отношения к специальности, — это международные нормы бакалавриата. И восьмичасовой рабочий день – 8 часов по 40 минут. А что это такое для человека творческого?!
Благо, мы сейчас уходим от этой системы. Почему мы в нее вошли? Потому что наш диплом признали только Индия и Китай. А Европа — нет: специалист ты хороший, а диплом у тебя – плохой. А сейчас: диплом бакалавра у тебя хороший, а специалист ты – плохой.
Алесь Мигас — не просто талантливый педагог, но и признанный художник-керамист. Так, его персональная выставка «Степные легенды» из 11 керамических стилизованных менгиров, созданных по мотивам древних каменных антропоморфных изваяний, украшенных наскальными рисунками и орнаментами, выставлялась в 2023 году на Международном фестивале этнической музыки и ремесел «МИР Сибири», в г. Минусинске в честь 200-летия города и 145-летия музея им. Н. М. Мартьянова, в Хакасском национальном краеведческом музее имени Л. Р. Кызласова в Абакане.
Алесь Яковлевич хоть и говорит, что полностью «осибирился», но своих белорусских корней не забывает. Он активный участник большинства мероприятий белорусской национальной автономии Красноярского края.
Досье
Профессор Александр (Алесь) Яковлевич Мигас родился в 1953 г. в белорусском селе Симоновичи (сейчас в Могилёвской области). В 1977 году женился на Марине Юрьевне Сергеевой. В 1978 году родилась дочь Мария. В 1980 году, после окончания Белорусского государственный театрально-художественный института, был распределен в Красноярск руководителем новой кафедры «Художественная керамика». Уже здесь родился сын Яков.
Член Союза художников России, заслуженный педагог Красноярского края, член экспертного совета по сохранению культурных ценностей министерства культуры РФ. Лауреат и дипломант международных, всероссийских, межрегиональных выставок, конкурсов и фестивалей.
