На нынешний год приходится сразу две знаменательные даты, связанные с именем Ольги Берггольц, – 115 лет со дня рождения и полвека со дня смерти. Ее частная жизнь трагична: она потеряла двух мужей и трех детей, в 30-х прошла через тюрьму и допросы с пристрастием… Ее поэтическая биография на этом фоне выглядит куда более благополучной.
Но так или иначе в истории отечественной литературы Ольга Берггольц остается голосом блокады – великой трагедии и великого подвига города на Неве. Не случайно на мемориальной стене Пискаревского кладбища написан ее белый стих, из которого обычно знают только последнюю строку…
Здесь лежат ленинградцы.
Здесь горожане – мужчины, женщины, дети.
Рядом с ними солдаты-красноармейцы.
Всею жизнью своею
Они защищали тебя, Ленинград,
Колыбель революции.
Их имен благородных мы здесь перечислить не сможем,
Так их много под вечной охраной гранита.
Но знай, внимающий этим камням:
Никто не забыт и ничто не забыто.
Под обстрелом врага и судьбы
«Ленинградской музой» она стала уже в августе 41-го. Почти ежедневно Ольга Берггольц вела передачу на городском радио – читала свои стихи, выступала перед публикой в театрах, укрепляя словом дух ленинградцев. Между тем вражеское кольцо вокруг северной столицы становилось все плотнее, в сентябре оно сомкнулось и началась блокада. Она пройдет ее от начала до конца, останется в живых, хотя будет момент, когда Ольга запишет в дневнике: «Ну, кажется, подходит и моя очередь…» Но главное в другом.
Фото: Культура.рф
«Российская газета» недавно опубликовала фрагмент книги Олега Трушина «Ольга Берггольц. Примирение с жизнью», готовящейся к выходу в серии ЖЗЛ издательства «Молодая гвардия», – там сказано именно об этом, о главном.
«Ольга Берггольц стала блокадницей по собственному убеждению. Да, именно так! Ведь она могла эвакуироваться «по писательской» линии, в тот же Чистополь, Казань или Алма-Ату, еще до начала обороны города. Могла просто уехать в Москву, к сестре Марии, которая к этому моменту жила в столице, на улице Сивцев Вражек, д. 6. Уехать и не возвращаться в город, чтобы элементарно сохранить себя. Но она поступила так, как подсказывало ей сердце, ее внутренний голос…
29 декабря 1941 года, в преддверии Нового года, выступая по ленинградскому радио, Ольга Берггольц скажет: «Вот уж пятый месяц враг пытается убить в нас волю к жизни, сломить наш дух, отнять веру в победу. Но мы верим… нет, не верим – знаем – она будет».
Произнося эту предновогоднюю речь, Ольга Берггольц еще не знала, каким будет новый – 1942 год для жителей блокадного города, и для нее в частности…»
Люди гибли от голода и обстрелов сотнями ежедневно – зимой в их числе окажется ее муж, Николай Молчанов. А незадолго до того произойдет еще одно событие, которое станет для Ольги душевным ударом. Из Ленинграда вышлют отца – Федора Христофоровича Берггольца, военного хирурга, участника Первой мировой и Гражданской… У войны своя жестокая логика: в США всех американских граждан японского происхождения отправили в лагеря, в Советском Союзе «русских» немцев высылали в глубину страны – таковы были меры по безопасности тыла, применявшиеся во множестве войн. Доктор Берггольц будет отправлен в Красноярский край, в Минусинск, где проживет до 1947 года, и вернется домой – фактически высылка из осажденного города стала его спасением. Но была и страшная обида оттого, что в такое время он оказался не нужен Ленинграду. Об этом писала его дочь в дневнике:
«2/IX-41
Сегодня моего папу вызвали в Управление НКВД в 12 ч. дня и предложили в шесть часов вечера выехать из Ленинграда. Папа – военный хирург, верой и правдой отслужил Сов. власти 24 года, был в Кр. Армии всю гражданскую, спас тысячи людей, русский до мозга костей человек, по-настоящему любящий Россию, несмотря на свою безобидную стариковскую воркотню. Ничего решительно за ним нет и не может быть. Видимо, НКВД просто не понравилась его фамилия – это без всякой иронии.
На старости лет человеку, честнейшим образом лечившему народ, нужному для обороны человеку, наплевали в морду и выгоняют из города, где он родился, неизвестно куда…» («Запретный дневник», издательство «Азбука», 2010 г.)
Слово дает силу
Но все же, несмотря на обиду, на окружавшие ее ужасы блокады, она будет самозабвенно выполнять свой поэтический и человеческий долг. Более того, в марте 42-го она побывает в Москве, на совещании литераторов, и, разумеется, у нее были возможности остаться в столице. Но Ольга решила иначе.
«12/III-42. Москва
Живу в гостинице «Москва». Тепло, уютно, светло, сытно, горячая вода.
В Ленинград! Только в Ленинград…
В Ленинград – навстречу гибели… О, скорее в Ленинград! Уже хлопочу об отъезде…»
Она знала, почему нужно поступить именно так.
«С конца апреля 1942 года до снятия блокады в январе 1944 года Ольга Берггольц больше город на Неве не покидала, разве что выезжая на фронт, на передовую, – пишет Олег Трушин. – Кем была для Ленинграда, его жителей и защитников Ольга Берггольц, наглядно демонстрируют строки из письма читательницы из Кургана, написанного 12 июля 1942 года: «Ольга, твой «Февральский дневник» читают, задыхаясь и плача от счастья и гордости за ленинградцев, – нужны ли тут похвалы? Ольга, ты перестала быть маленькой ленинградской поэтессой – ты стала чувствилищем тысяч и тысяч нас…»
В другом письме, уже после войны, незнакомый ленинградец написал ей: «Ваши «Февральский дневник» и «Ленинградская поэма» уже тогда потрясли своей мужественной простотой и остались памятником о тех незабываемых грозных днях…»
В том же «Февральском дневнике» Ольга Берггольц дает ответ на странный вопрос: что влекло ее в город, терпящий невообразимые бедствия?
Я никогда героем не была.
Не жаждала ни славы, ни награды.
Дыша одним дыханьем с Ленинградом,
я не геройствовала, а жила.
И не хвалюсь я тем, что в дни блокады
не изменяла радости земной,
что, как роса, сияла эта радость,
угрюмо озаренная войной.
И если чем-нибудь могу гордиться,
то, как и все друзья мои вокруг,
горжусь, что до сих пор могу трудиться,
не складывая ослабевших рук.
Горжусь, что в эти дни, как никогда,
мы знали вдохновение труда.
В грязи, во мраке, в голоде, в печали,
где смерть, как тень, тащилась по пятам,
такими мы счастливыми бывали,
такой свободой бурною дышали,
что внуки позавидовали б нам.
Откуда благодать?
Ольга Берггольц умерла в 1975 году, прожив 65 лет. Ее литературное наследие, объемное и разноплановое, – тема для большой исследовательской работы. Но, помимо этого, самым главным произведением стала сама ее личность и ее жизнь, вобравшая в себя взлеты и трагедии бурного ХХ века. О том, как жила она и почему выжила, Ольга Федоровна напишет в одном из последних своих стихотворений, которое будет опубликовано только через полвека после ее смерти в книге «Ольга Берггольц. Примирение с жизнью».
Ох, как я жила тогда,
ни словом,
ни дыханием
не передать.
Разве помыслом,
всегда суровым,
и безмолвным,
и воинственным,
как благодать.
Благодать – откуда?
Я не знаю.
То ль испепеленная войной,
То ль младенчества
пора лесная,
Только вся была она со мной.
По вершинам, вечно обнаженным,
Проходила жизнь моя.
И молились Ксении Блаженной
Темные старухи за меня.
