У детей России две главные беды. Но пострашнее, чем дураки и дороги, это – социальное сиротство и месть разведенных родителей друг другу. С первым наше общество уже ведет борьбу, хотя и не очень успешно. На то, чтобы каждый ребенок жил в семье, сейчас направлена вся большая государственная машина. Отвлекаясь от споров о содержании закона «Димы Яковлева», само его появление говорит: на проблемы социальных сирот власть и общество в целом перестало закрывать глаза. А вот дети разведенных родителей фактически остаются один на один со своей бедой. Мало того, что этот разрыв раскалывает маленькое сердечко надвое. Его заставляют ненавидеть любимых людей, запрещают встречаться с ними, произносить слово «мама» или «папа». Ребенка используют как разменную монету, чтобы сделать больно своим бывшим. И совершенно непонятно, как с этим явлением бороться. Уполномоченный по правам ребенка в Красноярском крае Альбина КОМОВИЧ знает десятки таких историй и каждый раз удивляется жестокости взрослых.
Мы делили апель… ребенка
– Альбина Дмитриевна, считаю, любой такой случай можно назвать жестоким обращением с ребенком. И ведь поступают так в общем-то социально благополучные люди. Вал похищений детей собственными родителями нарастает, это уже какой-то модой становится.
– У нас немало таких обращений. Детей увозят в Германию, в Москву, по краю. Была даже ситуация, связанная с отцом, который был судьей из района. Он забрал и несколько месяцев не отдавал ребенка матери. Я писала в Верховный суд, потом телевидение подключилось, только после этого состоялось заседание суда, и он вернул ребенка матери.
– Часто об этом говорят как о внутрисемейном деле, предлагают не вмешиваться, но этот кошмар отражается на психике ребенка.
– Права детей нарушают обе стороны. Я уже не говорю про алиментные обязательства, которые почему-то воспринимают не как необходимую помощь ребенку, а как наказание. Но и когда дело касается общения отдельно проживающего родителя, начинаются какие-то непонятные амбиции: «У меня столько денег, что я его спрячу, никто не найдет, и ты никогда не увидишь!», «Я тебя к нему никогда не подпущу, иди к своей любовнице!»… Это все вместо того, чтобы сесть за стол переговоров и подумать, как облегчить ребенку его боль. Он страдает в этой ситуации больше родителей и продолжает одинаково любить и папу, и маму. У детей разводящихся родителей резко снижается успеваемость, внимание. Наукой доказано, что у детей в этот период замедляется уровень развития. А если еще начинается тяжба, суды, куда привлекают ребенка для участия в семейных разборках, для него это травма, после которой необходима длительная реабилитация. Иначе он становится психически неуравновешенным.
– Но, похоже, об этом никто не думает.
– Ни мама, ни папа, ни бабушки-дедушки. У нас очень много жалоб по разводам. Еще одна большая проблема: собственник выселяет из жилья бывшую жену вместе с ребенком. Она подает в суд, ведь ребенок до 18 лет имеет право оставаться в квартире, принадлежащей отцу. Судья, естественно, принимает решение в пользу ребенка. Но бывший муж, зная, что подан иск, быстренько дарит квартиру любовнице. Сын уже не является членом семьи собственницы и не имеет права жить в этой квартире – идите куда хотите. Ну ладно жена – бывшая, но детей-то бывших не бывает. Из-за отсутствия регистрации ребенок лишается детского пособия, медицинского обслуживания и др. А в 50–60 лет они начинают приходить к детям, просить прощения.
Так не должно быть на свете…
– В крае из 16 тысяч детей, оставшихся без попечения родителей, от 80 до 90 % – сироты при живых родителях. Вы на координационном совете по детству при губернаторе края говорили, что мы никогда не решим эту проблему, пока не займемся профилактической работой с асоциальными семьями. У вас есть конкретные предложения?
– По сравнению с прошлыми годами у нас сократилось число тех, кто лишен родительских прав. Зато увеличилось число восстановившихся. Это – хорошая тенденция, но все равно тех, кто лишен, слишком много. Международная конвенция по правам ребенка накладывает определенные обязательства и на государство, и на родителей. Главное право ребенка – жить и воспитываться в семье. Родители нарушают его, ведя асоциальный образ жизни. Международные обязательства по правам человека запрещают вмешиваться в личную жизнь и лечить алкоголизм принудительно. Я считаю, во благо ребенка можно нарушить права взрослого, который злостно уклоняется от своих родительских обязанностей, пьет или принимает наркотики, создает угрозу жизни и здоровью ребенку. Вспомните смерть детей от отравления материнским молоком, содержащим алкоголь, или другой вопиющий случай, когда мать в пьяном угаре бросает ребенка в печь. Думаю, родителей, страдающих алкоголизмом и наркоманией, нужно лечить принудительно, и эту проблему необходимо решать принятием федерального закона.
– Волна возмущения ювенальными технологиями настолько сильна, что даже президент приостановил введение их в жизнь. Чем можно объяснить такое мощное противодействие?
– Когда я сталкиваюсь с людьми, которые не занимаются проблемами детей, они по поводу ювенальных технологий говорят: детей будут забирать из семьи из-за любой мелочи. Ко мне были обращения с требованием вмешаться и прекратить вторжения в семьи, запретить изъятие детей. Вмешательство незаконное и безосновательное, конечно, нельзя допустить. А если есть основания, ребенка надо уже спасать, но семья не хочет, чего мы будем ждать – когда его изобьют до смерти, доведут до дистрофии?
– Но не слишком ли легко у нас лишают родительских прав? С одной стороны, из-за нищенской обстановки ребенка хочется направить в чистое помещение, где сбалансированно кормят и лечат. Но с другой стороны, если жизнь в семье не угрожает всерьез здоровью и жизни ребенка, ему всегда лучше дома.
– Я понимаю, что могут быть перегибы. У нас есть случаи изъятия детей из семей без основания, но единичные. Например, у мамы отобрали троих детей. Одного – буквально оторвали от груди. Женщина билась, царапалась… На каком основании изъяли, даже документы не оформив?! Она живет в общежитии с гражданским мужем – работающим, за детьми ухаживает, не пьет. Врач сообщила, что она не возит детей на прием, а в комнате постоянно включен электрический обогреватель – может возникнуть пожар, и комната слишком маленькая. Разобравшись, я убедилась, что оснований для изъятия не было. Мы должны стремиться к тому, чтобы поддержать семью, а не разрушить, оказать семье разные меры поддержки, назначить куратора, чтобы конкретный человек помогал выйти из кризисной ситуации и сохранить для ребенка семью. Но у нас гораздо чаще бывает: есть реальная угроза здоровью и жизни детей (звонят соседи о том, что дети постоянно плачут, голодные, грязные, их надо спасать), а мер никаких не принимают, объясняя тем, что у нас половина семей такие.
Обязанности с трех лет
– Только 10 % вышедших из детских домов становятся относительно благополучными людьми. Остальные 90 % ведут асоциальный образ жизни или заканчивают жизнь самоубийством.
– К сожалению, статистика свидетельствует о трагичности судеб многих выпускников детских домов. Какие бы условия ни были созданы для обучения, воспитания и развития ребенка в детском доме, он не получит жизненных навыков и поддержки, которые дает семья. Будучи взрослыми, молодые люди часто нуждаются в совете или родительской поддержке. Дети много лет живут в детском доме, и тем не менее у многих отсутствуют документы на получение жилья, ходят по инстанциям и не знают, куда им обращаться. До сих пор не утверждена нужная программа постинтернатного сопровождения выпускников детских домов. В Москве, например, по акту передают каждого ребенка после восемнадцати лет соцзащите.
– Как вы относитесь к ограничениям на усыновление российских детей за границу?
– Я всегда была за то, чтобы наших детей усыновляли российские родители: где родился, там и пригодился. Я против даже переселения из одной территории в другую, когда закрывается детский дом. Здесь у ребенка есть связи, родные, соседи, друзья. А его от этих корней отрывают. Но если ребенка усыновляют, государство должно обеспечить его защиту. У нас ведь тоже погибают приемные дети. Вот недавно усыновленный ребенок из Нижнего Ингаша умер в результате избиения. Чтобы защитить тех, кто усыновлен за границу, у нас в консульстве необходим отдел, который бы действовал вместе с социальными службами той страны. Чтобы специалист знал, куда переехал каждый ребенок, и мог проинспектировать семью в любой момент. Можно поручить эту работу и местным социальным органам. За рубежом они очень жесткие: на четыре часа ребенок остался один – забираем.
– Но опыт европейских стран не самый подходящий, чтобы с него брать пример. Если они считают недопустимым помощь детей родителям-фермерам в огороде (прополоть картошку-морковку) и показывают подростка с тяпкой по европейскому каналу как возмутительный пример эксплуатации детского труда…
– Я как раз и не пропагандирую европейский опыт. Ко мне приходило письмо, в котором тоже говорили об этих примерах: ребенка могут забрать, если нет в холодильнике фруктов, йогурта, если не дали конфету или карманных денег, на дискотеку не отпустили.
– А как же еще воспитывать ребенка, если он не будет знать рамок дозволенного, что за плохое поведение следует наказание? А если он не будет родителям помогать – то никогда не научится трудиться.
– А он и должен помогать. У ребенка есть не только права, у него есть обязанности, и начинаются они с 3–4 лет. Если внимательно читать международную конвенцию, там как раз говорится и об этом. Она призывает воспитывать ребенка в трудолюбии, с пониманием не только своих прав, но и обязанностей. Призывает оградить детей от безнравственных передач, но у них должен быть доступ к полезной информации, право на личную жизнь. Обязанность родителей воспитать из ребенка самодостаточную личность, патриота и гражданина.
– Хорошо, что вы сказали про обязанности с 3–4 лет. У нас очень часто они появляются резко – с 7 лет, когда ребенок идет в школу. На него сразу наваливают и учебу, и обязанности по дому. Или другая крайность: дома его освобождают от дел потому, что он должен учиться, а если не учится, виноваты плохие учителя.
– С 3–4 лет ребенок должен сам одеваться, завязывать шнурки, собирать игрушки. Родителям необходимо четко очертить круг его обязанностей. На семейном совете решать, кому и что важнее купить, объясняя все детям. Я знаю семью, в которой из-за болезни мамы ее дочери все обязанности взяли на себя. Старшая летом захотела поехать в трудовой отряд, чтобы заработать денег. Младшая сказала: тогда я убегу из дома, потому что все хозяйство опять на мне. Отец пришел к старшей дочке и сказал: «Я выкручусь, найду эти 10 тысяч, но нужно остаться дома и помочь сестре. Ты – студентка, учишься в городе, а она одна все делает дома». И девочка осталась.
Когда в семье вот так ответственность делится на всех, в сложной ситуации ребенок пойдет не куда-то с крыши прыгать или вино пить в подъезд, а к родителям.
Чемодан без ручки
– Ювенальные технологии – это не только изъятие детей из семьи. Это и ювенальная юстиция, благодаря которой у нас теперь, например, подростков за единственную кражу не приговаривают к большим реальным срокам.
– Когда ребенок вступает в конфликт с законом или в отношении него совершено преступление, с ним должны работать судья и следователь, знающие детскую психологию. Сейчас они с ребенком ведут разговор как со взрослым преступником или потерпевшим. А переживший насилие ребенок и второй, и третий раз это все вынужден испытывать заново, рассказывая. То следователю что-то непонятно, то его заменили – доходит до того, что по девять раз вызывают ребенка. Ювенальные технологии этого не допускают.
– Знаю деревни, в которых детские дома разобрали под опеку быстро и с большой охотой. Позже люди сами признавались: большую роль сыграли деньги – у всех кредиты. Но детей они брали с самыми лучшими побуждениями. Теперь же они не знают, что с ними делать: дети подросли, стали неуправляемыми. Совесть не позволяет вернуть их обратно, но и сил нет перевоспитывать.
– Гораздо чаще детей в семьи берут обдуманно. И продолжают поддерживать отношения с ними, даже когда они вырастают, поступают в вузы или училища, создают свои семьи. Но случается, детей берут, чтобы закрывать кредиты. Отмена опеки бывает, но это же еще одна травма для ребенка – его предают второй раз. Поэтому сейчас внесены изменения в законодательство: прежде чем взять ребенка в семью, родители обязаны пройти специальные курсы. Раньше это было делом добровольным. Около 20 % прошедших курсы отказались от своих намерений. Это тоже хороший результат – они вовремя поняли, что не справятся.
– Еще об одной проблеме рассказывают молодые специалисты от ювенальной юстиции, которые сталкиваются с ситуациями, когда детей берут на лето – так сказать, сезонными рабочими.
– У нас, в одном из немногих регионов, есть закон о патронатном воспитании. Дети, родители которых лишены прав, должны иметь возможность общаться со своими бабушками, дядями, тетями, чтобы ребенок знал: он не один на свете. Он ждет встречи, но без этого документа его могли не отдать. Сейчас на законных основаниях он три месяца живет в гостевой семье, чаще всего в деревне, питается молоком, блинами, овощами. И не обязательно у родственников. Как-то в детдоме я встретилась с бабушкой. Она говорит: «Я тут за «своими» приехала. Они хоть и не родные, но у меня в прошлом году целое лето жили, сейчас уже письма пишут: забери нас, мы ждем не дождемся». Я давай ее пытать: «А зачем они вам?» – «А вы кто?» – «Да вот, тоже думаю, может, взять на лето?» – «Берите, берите. Они же нам с дедом помогают хорошо – и на покос ходят, и в огороде. Работают, конечно, так себе, но все-таки деду веселее. А потом на речке купаются. А как блины-то любят!.. Хоть каждый день пеки. Осенью плакали, не хотели уезжать, и нам как родные стали. Мы вот уже и поросенка закололи, ждем их».
Вот как хотите смотрите: да, есть здесь и меркантильный интерес. Но ведь и ребятишкам хорошо. Может, у них появилась хоть одна родная душа, которая их ждет. Многие после такого патроната забирают детей совсем – в приемную семью.
На правильном пути
– Каждый год вы проводите исследования по соблюдению прав детей по разным темам.
– Первое исследование мы провели на тему влияния СМИ на формирование ребенка, потом о соблюдении прав детей в детдомах и социальных приютах, в семьях. Результаты всегда отправляем в профильное министерство, руководителям учреждений, депутатам, и по ним принимаются меры. Жалоба – это жалоба, она часто единична. А здесь очевидна тенденция. После того как мы изучили соблюдение прав детей в школе, мы и увидели, что здесь могут оскорбить, унизить, с их мнением не считаются. Тогда мы начали вводить в школах уполномоченных по правам участников образовательного процесса – сейчас они есть уже в 1 200 школах. А в 56 территориях есть представители уполномоченного по правам ребенка. И у нас сразу уменьшилось количество жалоб – край большой, я по каждой жалобе выехать не могу, а здесь человек действует на месте. Когда я пришла работать, мы на улицах спрашивали, кто в случае нарушения прав обратится к уполномоченному. Тогда только 7 % обратились бы ко мне. А два года назад уже 31,6 %, и 36 % детей – к школьному уполномоченному. Значит, мы на правильном пути.
– Вы больше 10 лет уполномоченный по правам ребенка. Чему вы научились, что поняли благодаря этой работе?
– До этого я 10 лет работала в краевом управлении соцзащиты, как раз в то время, когда в крае открывались первые центры семьи, реабилитационные центры для детей с ограниченными возможностями, социальные приюты. На все насмотрелась, когда дети не знали даже, что такое простыни, компот, вилка. Женщины плакали, принимая детей, которые убирали простыни с постели, чтобы белое не запачкать. Когда пришла сюда, стала иначе смотреть даже на то, как я занималась со своей дочерью. Моей внучке сейчас 14. Ее ни разу никто пальцем не тронул. Родители с ней считаются, но и она понимает все со слов. Девочка очень разумная, и родители ей доверяют. С моей стороны по отношению к дочке был очень жесткий контроль. Может быть, потому что отец рано умер – она тогда училась в 4-м классе. Я очень много работала, и мне никогда не хватало времени. Сейчас поняла: надо больше внимания уделять своему ребенку. Дети – самое главное в жизни: какими мы их воспитаем, такая у нас будет старость.
Статистика
По данным ВОЗ, в России ежегодно заканчивают жизнь самоубийством до двух тысяч детей и подростков. Частота подростковых суицидов составляет 19–20 случаев на 100 тысяч человек. Россия занимает первое место в Европе и третье в мире по суицидам подростков.
