16 марта 2014 года в Крыму прошел референдум о вхождении в состав России. В голосовании участвовали свыше 80 процентов населения полуострова, более 90 процентов высказались за возвращение домой. Референдум стал началом явления, которое вскоре назовут «русской весной». Теперь его вспоминают не так часто, как в прежние годы, что неудивительно при невероятной плотности событий прошедшего десятилетия. Однако суть явления от этого не меняется – весна сама по себе есть возвращение из летаргии в жизнь.
Крым бежал домой
Стоит напомнить два обстоятельства того возвращения. Крым не просто уходил с Украины – он оттуда бежал. Вначале референдум был назначен на 25 мая и касался только широкой автономии в составе прежней «державы», но кипучий энтузиазм нацистских формирований на «материке» заставил экстренно менять сроки и тему – голосование перенесли на 30 марта, затем на 16-е, а в бюллетенях появился вопрос о вхождении в РФ.
Косвенно сами нацисты стали виновниками столь триумфального голосования. Имеется в виду другой подзабытый эпизод – избиение боевиками крымчан, участвовавших в антимайдане. 20 февраля около четырехсот жителей полуострова возвращались из Киева домой. Под Корсунь-Шевченковским (Черкасская область) колонну автобусов остановила автоматной очередью вооруженная толпа – и началась вакханалия. Людей обливали бензином, привязывали к деревьям, укладывали лицом в грязь, ставили на колени и заставляли петь «щеневмерлу» и – били, били, били. За то, что «кацапы», «титушки» и «державу продали москалям». В соцсетях есть видео того избиения.
Расследование «корсуньского погрома» было изначально невозможно, как и расследование «одесской Хатыни» 2 мая, – для украинского режима это не преступления, а патриотические мероприятия. По словам бывшего президента Януковича, некоторое количество избитых числится пропавшими без вести. Но большая часть все же добрались до дома…
От презрения до ненависти
В незалежные годы в Крыму отовсюду сквозило тихое презрение к украинству. Летом 2005 года довелось наблюдать символичный эпизод. Поезд Киев – Симферополь – шедшая вне всяких расписаний помойка на колесах – остановился на полустанке где-то под Красноперекопском. Западенская женщина из поезда спрашивает у местной старушки, сколько стоит ведро яблок.
– Два рубля.
– А на наши гроши скильки це буде?
– Два рубля.
– А на наши гроши…
Диалог катился по бессмысленному кольцу до того момента, когда поезд, как всегда без предупреждения, дернулся и западенская женщина побежала его догонять. До нее так и не дошло, что старушка называет гривны рублями. Как и многие в тех краях.
То, что случилось с крымскими антимайданщиками, превратило тихое презрение в открытую ненависть. Карательный «поезд дружбы» крымчане встречали вооруженными, но поезд пришел пустой – «материковые» нацисты тогда еще не сталкивались с организованным народным сопротивлением, потому и обделались. Потому же и митинговал русский город Харьков, выбравший на антимайданной волне первого «народного губернатора». Вскоре нацисты придут в себя и задавят харьковский бунт – сначала пустят в ход футбольные банды, а потом активисты начнут пропадать без вести, что свидетельствовало об оживлении работы спецслужб. Потом начнется война в Донбассе, которая продлится восемь лет…
А Крыму повезло – ушел домой без единого выстрела. Трудно сказать, какой из факторов сыграл в этом везении решающую роль – народная сплоченность, присутствие Черноморского флота и «вежливых людей», уникальная география, позволяющая легко сделать полуостров неприступным… Скорее, сработало все разом. К тому же враг в ту пору был хоть и полон нацистского энтузиазма, но еще криворук и малообеспечен для войны с бывшими согражданами и, самое главное, с Россией – армия была попросту разворована, и строить ее, при прямой поддержке Запада, придется годами.
Что хочет общество
Парадокс в том, что события десятилетней давности запустили на Украине и в России процесс формирования гражданского общества. Формально процесс один и тот же, но по содержанию, как говорят в нашей Одессе, это две большие разницы.
В соседней стране такое общество уже фактически построено – и, видимо, самое поганое из всех. Сколько бы ни говорили, что во власти там нет представителей нацистских партий и движений, это не имеет никакого значения. Власть при таком обществе исполняет роль официанта, несущего то, что желает это самое общество. А граждане, прошедшие сквозь болезненный отбор, и их нацистский авангард заказывают только нацистское. Если официанту вздумается притащить что-то не то – к примеру, где-нибудь чуточку разрешить русский язык, – его вышвырнут и заменят на другого. Можно бесконечно указывать на то, что тамошний президент еврей, но поступает он исключительно как нацист и ни в чем другом не замечен.
Нам «русская весна» принесла не только мощный заряд надежды – прежде всего на то, что потеря исторических земель – это не навсегда, но и растущее понимание того, что страна должна жить по-другому, не так, как раньше. Что лозунг «своих не бросаем» – это не просто волнующие слова, а насущная жизненная программа. Что нам необходим реальный суверенитет, и не только экономический. Что терпимость к некоторым словам, явлениям и людям, прежде бывшими частью нашей жизни, теперь недопустима.
Высокий и, что еще важнее, растущий уровень поддержки президента России в последнее десятилетие показывает простую вещь: власть делает именно то, чего ждет от нее общество. Эта связка между ожиданием и действием ни разу не была нарушена. Известная западная мантра «во всем виноват Путин», и если вынуть этот стержень – на что недвусмысленно намекали после начала спецоперации высокие американские политики, – то вся страна просядет и станет такой, как в девяностые, говорит лишь о том, что Запад в России ничегошеньки не смыслит. До него так и не дошло, что это не Путин «вторгся в Украину», а сто миллионов его сторонников. Вряд ли власть могла бы рассчитывать на столь высокую общественную поддержку, отнесись она к гражданской войне на наших исторических землях как к соседскому «внутреннему делу», как к чему-то далекому, вроде войны хутту и тутси. А ведь именно этого от нас ждали – и заклятые партнеры, и внутренний враг. Но изменилась не столько власть, сколько сам народ. Он показывает не только ясность мыслей, но и подтверждает ее способностью к самоотдаче и жертве.
В полной мере оценить перемены, произошедшие в российском обществе за последние десять лет, – дело историков будущего. Пока же можно обратить внимание на одно простое обстоятельство: истинность любой «генеральной линии» проверяется жестоким экзаменом истории. Какие бы громы и молнии ни метали в советскую индустриализацию и коллективизацию, они прошли проверку величайшей войной. И мы экзамен держим – и выдержим.
