В российском законе об образовании появились новые положения об «инклюзии», где говорится, что дети с повышенными потребностями могут и должны учиться в обычных школах. Это путь, по которому давно идет цивилизованный мир. Радостно осознавать, что наш край ступил на него еще до появления данного нормативного акта. Во многом это случилось благодаря председателю общественного движения «Право на счастье» Надежде БОЛСУНОВСКОЙ, которая показала, насколько несостоятельной может быть характеристика «необучаемый ребенок».
Девочка Катя
– Надежда, как вы пришли к этой деятельности? Вы окончили педуниверситет, работали школьным психологом, вели колонку в «1 сентября»… Как получилось, что вы начали работать с детьми с повышенными потребностями?
– Случайно. Я работала в городском психологическом центре, и однажды к нам привели девочку дошкольного возраста на прием, она не могла передвигаться как мы, не говорила, не могла мыслить так же, как дети ее возраста. Семья жила в Краснодаре, и она посещала детский сад, была полноценным членом общества. Когда они к нам по семейным обстоятельствам приехали, пошли за направлением в детсад, а им говорят: вашему ребенку садик не положен, она необучаема.
И чтобы хоть какую-то поддержку ей оказать, ее направили к нам. Я и логопед взяли Катю на сопровождение: мы стали общаться с мамой, оказалось: таких Кать в крае несколько тысяч. Им назначали «обучение по соцзащите»…
– У соцзащиты ведь нет права оказывать образовательные услуги.
– Да, именно так. Или еще писали в заключении – «обучение в реабилитационном центре «Радуга», в котором могут раз в год на полтора месяца взять ребенка на реабилитацию. Мы тоже никого не учим. Ребенок оказывался нигде.
Я человек неравнодушный – Катя меня зацепила. Мы выиграли грант программы «Молодежный форум» и в 2012 году на базе нашего центра организовали группу кратковременного пребывания, показали, что такие дети могут обучаться. Показывают динамику – и их обязательно надо включать в образовательный процесс. Наш проект был признан одним из лучших на молодежном форуме, мы его представили губернатору на ТИМ «Бирюса» в числе других проектов нашего движения. Льва Владимировича это тоже зацепило, была проведена встреча в краевом министерстве образования с представителями администрации губернатора, там же были мы и мамы. Мы принесли документы, на которых было написано «обучение по соцзащите». На этой же встрече девочку Катю устроили в школу – система начала меняться на глазах. Таким детям перестали писать «обучение по соцзащите», им стали указывать конкретный образовательный маршрут. Была проведена работа и с медико-педагогической комиссией, и с психиатрами, которые раньше предлагали сдать ребенка в интернат и забыть о нем.
Вот с этого и началась история «Права на счастье» – как история борьбы за права необучаемых детей.
– А что случилось тогда в 2012-м – почему ваша инициатива такой результат дала?
– Мы стали показывать реальных детей и документы, которые оставляют их за бортом жизни. Когда таких фактов много, их невозможно не видеть. Раньше детей с особенностями развития брали в школы и даже в садики, но это были единичные случаи – не было системы. Мы показали, что «необучаемые дети», существовавшие испокон веков, в принципе обучаемы! Если их не учить, они оказываются просто за бортом жизни, а могут достичь очень многого. Мировая практика показывает, что они успешно работают. Билл Гейтс – аутист, но это не помешало ему создать корпорацию «Майкрософт». У нас в России до последнего времени не факт, что он просто попал бы в школу.
Катю взяли сразу в третий класс, все дети, которые у нас тогда начинали, учатся в школе. Все пристроены, сейчас такой проблемы нет.
Два разных мира
– Сколько человек вы тогда в группу набрали?
– Восемь. Катьке уже 14, Давид в третьем классе. Они на самом деле классные дети! С дошкольниками было сложнее, потому что это уровень муниципалитета, очередь большая. Но для таких детей принципиально важно начинать общаться в раннем возрасте, иначе драгоценное время будет упущено. Не сидеть дома, а ходить в садик. Быть частью социума.
Мы начали развивать инклюзивные проекты по включению ребятишек в социум, чтобы учить наших граждан общению, учить жить с разными людьми – без косых взглядов, без того, чтобы их из театра выгоняли. Когда мы начинали, мамы говорили мне: я чувствую, что не ребенка вывела, а какую-то диковинную зверушку на улицу. Было два мира – люди с инвалидностью сидели дома, потому что доступной среды не было, либо были в интернатах. И был наш мир. Мы не пересекались чаще всего, поэтому у нас нет опыта общения с теми, кто от нас отличается. Когда миры все-таки сталкиваются, появляется любопытство плюс незнание, как общаться с такими людьми. И чем больше у людей будет опыта взаимодействия, тем быстрее мифы будут разрушаться.
– Как все началось с садиками?
– Деток мы в школы пристроили, а вот с садиками было сложнее. Во всем мире это норма – ребятишки с инвалидностью воспитываются вместе с детьми без особенностей развития. Они вместе ходят в садики, школы. Для нас это было инновацией. Мы просто пришли с проектом в главное управление образования и сказали: давайте будем пробовать – мы готовы помогать, оказывать содействие. По закону-то положено дошкольное образование, такие дети идут вне очереди, а по факту такой возможности не было. Летом мы выиграли конкурс инновационных услуг администрации Красноярского края и начали апробировать модель дошкольного инклюзивного образования в городе. У нас есть чудесный детский сад № 16. Сначала наши дошкольники из «Права на счастье» приходили в садик на праздники, а потом мы начали вместе проект. В одной большой команде учимся, как работать с ребятишками, с семьями, пишем для каждого ребенка адаптированную программу, проводим работу, чтобы инклюзия стала нормой для каждого.
– Вы брали тех педагогов, которые там были?
– Да, это обычные педагоги в простом детском саду. Сейчас там шесть детей. Мы учили всю команду учреждения: воспитателей, старших воспитателей, заведующую, музыкального работника. Вместе писали программы, вместе решали, как эффективнее включить ребенка в общие занятия: где с ним работать индивидуально, где в группе. Учили педагогов проводить диагностику – видеть особенности ребенка и на основе этого планировать маленькие шаги, чтобы создать его маршрут.
– С какими трудностями сталкивались?
– Воспитатель умеет работать с нейротипичными детьми, он знает, что в шесть лет обычный ребенок должен знать это и это. А наши дети приходят очень разные: ему может быть шесть лет, а он по уровню как трехлетний или как малыш в полтора года. И этот ребенок учится по своей программе, которую мы создаем вместе. Раньше у некоторых воспитателей была боязнь: как вообще подойти к ребенку? Что с ним делать? Когда мы показали, с чего начинать, то боязнь прошла, оказалось, что все не так сложно, а результаты – ошеломляющие.
– Обучение было сложным? Это ведь самые простые воспитатели. Легко ли транслируется опыт?
– Мы взяли один садик, сейчас, когда уже есть наработки, у нас 11 пилотных садиков города, в которых работаем вместе с управлением образования.
Закон об образовании вступил в силу, дети пришли, а условий в садике нет. Что делать с ребенком? Как его сопровождать? Какие документы должны быть у садика? Как создавать программу? Как его учить и чему учить? Где искать специалистов? Всему этому мы начали учить – провели серию семинаров, на которых рассказывали все – от того, что такое инклюзия, до нюансов создания адаптированных программ.
Это огромный прогресс, потому что, когда мы пришли в город впервые, нам предлагали начать инклюзию в садиках коррекционных – настолько не было понимания, что это за процесс. Сейчас в управлении образования создан инклюзивный кластер, определены пилотные площадки, создается координационный совет по инклюзии, планируется программа по развитию инклюзивного образования. Еще в прошлом августе мы об этом не мечтали. Важно, что власть видит роль некоммерческих организаций во всем этом процессе.
Инклюзия – это история про всех
– Еще мы отрабатываем дополнительное образование и летний отдых, к которому дети тоже должны иметь свободный доступ. Когда мы были в Крыму на семинаре-совещании, нам показывали их опыт организации дополнительного образования, оно все пропитано идеями инклюзии – любой ребенок может прийти в художественную школу, его там на адаптированную программу возьмут. У нас пока этого не случилось. Есть опять-таки прецеденты, но в системе этого нет.
Наше движение в сторону инклюзии в 2012-м мы начали с мастерских, театральной школы, сейчас мы сотрудничаем с ТЮЗом, дети занимаются сценическим искусством там. У нас есть театр теней, который появился в инклюзивном лагере. Наши дети со спектаклем открывали городской фестиваль благотворительности, фестиваль рекламы, мы ездили с нашим театром в Москву с проектом «Ангелы мира».
Благодаря театру все дети получили классный опыт – это огромный развивающий потенциал. Особенно когда они вместе: им есть за кем тянуться, они видят, как это делают другие ребятишки. Ситуация, когда мы мешаем самых разных детей, дает очень хороший развивающий эффект для всех. Инклюзия нужна не только детям с инвалидностью. Это история про всех и каждого ребенка. Про всех людей в нашем обществе.
– Как меняются дети?
– Ребята без особенностей развития начинают по-другому мыслить. Становится другим мировоззрение. В наших школах всегда было разделение: ты – очкарик, ты – толстый, ты – худой. Когда они попадают в ситуацию инклюзии, разделение исчезает. Они учатся обращать внимание на сильные стороны человека.
Плюс видят ситуации, когда кому-то нужна помощь, – не пройдут мимо. Когда мы делали инклюзивный лагерь, столкнулись с тем, что у наших ребят, которые никогда с маломобильными детьми не сталкивались, нет норм поведения: открыть дверь, когда едет коляска. Они могли дверь перед носом закрыть – дети как дети. Мы провели уроки доброты и объяснили, как нужно себя вести. После этого все поменялось – они стали демонстрировать другие нормы поведения. Когда уезжали из лагеря, говорили, что этот опыт был наиболее сильным. Они перенесут его в жизнь и будут по-другому обращаться с теми, кто от них отличается. Для них такие дети – равные. Такие же, как они. Ребята мыслят объединяющими, а не разъединяющими категориями. Доказано, что в классе, где есть инклюзивные дети, при правильной работе нет изгоев. У них даже не возникнет мысль травить кого-то, потому что они понимают: хоть все они разные, но равные. Умеют взаимодействовать с каждым ребенком без барьеров и без ярлыков.
– А для детей с инвалидностью?
– Для них нахождение в социуме в среде подростков без особенностей дает огромный скачок в развитии. Если он находится дома, в мирке таких же детей, ему сложнее развиваться. Если он находится там, где все дети не говорят, откуда у него возникнет потребность разговаривать? Чтобы шло развитие, важно видеть позитивные образцы – поведения, общения. Тогда развитие идет намного быстрее.
У нас много реальных примеров. Например, Дашка пришла к нам в мастерскую стиля, где ребята сами конструировали одежду и сами потом ее показывали. Она держалась за маму – боялась сама сделать шаг: вся зажатая, закомплексованная, неустойчивая походка. В мастерской разные дети с разными возможностями. А наш педагог по дефиле и походке относилась к ним одинаково: пришел – будь добр, работай. В первый раз пошли по сцене «Пилота», у Даши не все получилось. Говорим: давай мы тебе сделаем более простую схему. Она: нет, я буду как все! И выучила, как все, сложную схему. И шла по подиуму, и улыбалась. Ребенок, находясь в среде равных сверстников, показал те вещи, которых от нее никто не ожидал. Или, допустим, девочка Лера. В садике она начала активно говорить только потому, что все говорят. Все поют – и она начала петь. Такие вещи дома не отработаешь. Стимула нет. Дети меняются на глазах! У всех наших динамика очень сильная.
У нас есть девочка Элиза, она родилась абсолютно глухой, и только в школьном возрасте ей вживили имплантат и она начала слышать. Стала учиться говорить, сейчас ей 13 лет, уровень развития речи не такой высокий. Когда она приехала в лагерь, там ее снимало местное детское телевидение. Они спросили у нее что-то, а Элиза односложно ответила. И расстроилась, что так получилось. Дети ее поддержали – у нее возник стимул развивать речь. Ребята каждый день брали у нее интервью, каждый день она отвечала лучше и лучше, а через шесть дней уже дала комментарий каналу «Енисей». Вот такой прогресс.
Чем больше в крае будет мест, где люди пересекаются, тем быстрее барьеры будут стираться, а два мира – соединяться. Нужно вместе жить и взаимодействовать. И проще всего, если первое знакомство произойдет в детском возрасте. У детей вообще нет барьеров – они в головах у взрослых. В нашем садике ребята ждут, когда подъедет машина с коляской – в окно смотрят, чтобы бежать помогать. Мы их не заставляем – дети делают это сами.
Должно смениться поколение
– Инклюзия распространяется на край? К вам выходят с просьбами о помощи?
– У нас очень хорошая инклюзивная школа в Назарово. На нас выходил Ачинск, из края много запросов на методическую поддержку, мы общались с институтом повышения квалификации, они говорят, что запросов больше, чем специалистов, которые могут их отработать. Процесс очень сложный. Есть закон об образовании, в котором сказано, что каждый ребенок имеет право посещать детский сад и школу. И вот ребенок пришел в садик, где не было таких детей. Нужно время, чтобы «нормативку» переделать, программы, научиться с ним взаимодействовать, обучать, – время, чтобы вся система начала работать. То же самое со школами. В городе мы сейчас сопровождаем 11 детских садов, помогая им построить инклюзивное образование. Работаем над новым проектом – созданием инклюзивного центра. Мы будем проводить мастер-классы, там будет театральная студия, кулинарная студия, фитнес-студия и т. д. Это пространство, которое должно показать, что инклюзия – норма жизни. Там же будет ресурсный центр, где будем обучать педагогов, проводить семинары, которые должны помочь школам и детсадам войти в этот процесс.
– А вопросами доступной среды вы занимаетесь?
– Конечно! Инклюзия невозможна, если ребенок не может выйти из дома, если нет доступной среды. Мы очень плотно работаем с чиновниками – добились, что нас пригласили в сквер Победителей, который 9 Мая будет открываться после реконструкции, чтобы мы заранее подсказали, где лучше сделать заезды и съезды, где нужны пандусы, чтобы маломобильные группы людей могли там передвигаться. Обещают поставить качели для детей на инвалидных колясках. Недавно вместе с мамой и Олесей на коляске обследовали «Роев ручей»: они приглашали нас проверить, насколько удобно там передвигаться на колясках. Культура инклюзии в городе за последние полтора года изменилась.
– Насколько ваш опыт востребован в других регионах?
– Мы были на семинаре-совещании в Симферополе, там рассказывали о нашем опыте – так много визиток я никогда не раздавала. Севастополь и Симферополь очень интересовались нашей адаптированной программой и разработками в области того, как мы работаем с социумом и СМИ в продвижении инклюзии. Мы работаем с ресурсным центром ЮНЕСКО в Москве, они смотрят на наши разработки и очень лестно о них отзываются.
За короткое время в нашем регионе много сделано по инклюзии. Создается инклюзивный кластер в городе, готовится концепция развития инклюзивного образования, в рамках регионального закона об образовании разработана методика выделения субвенций на обучение детей с ОВЗ – такое приложение есть в единичных регионах. Здорово, что мы работаем вместе – власти региональные, муниципальные, общественные организации, вузы. Нам еще многое предстоит сделать, мы только в начале пути, но вектор взят правильный.
– Сколько времени должно пройти, чтобы инклюзия окончательно вошла в нашу жизнь?
– Уникального рецепта – три года, и мы все станем инклюзивным обществом, – нет. Опыт Канады говорит, что нужно не менее 20 лет. Если делать это системно и грамотно, получается быстрее. Каждая территория проходит свой путь в зависимости от стартовых возможностей.
Но нужно, чтобы выросло новое поколение, для которых дети с инвалидностью – не экзотика, а полноценный, равный участник общества. Для этого и нужны инклюзивные сады, лагеря, допобразование – чтобы было нормальное общение и взаимодействие. Если ребенок, которому 10 лет, учится в классе, где есть ребенок на коляске, он вырастет, станет директором магазина, уверена: точно сделает пандус, потому что он видел, как они необходимы.
ДОСЬЕ
Надежда Александровна БОЛСУНОВСКАЯ
Педагог-психолог, председатель общественного движения «Право на счастье» в поддержку детей с ограниченными возможностями и развития инклюзивной среды в Красноярском крае КРОО «АЭРОСТАТ».
Родилась 11 февраля 1981 г. в Красноярске.
Окончила Красноярский государственный педагогический университет по специальности «педагогика и психология начального образования», позднее – международную программу подготовки управленческих кадров MBA в рамках целевого отбора администрации Красноярского края.
Представляла РФ на Европейском форуме инновационных педагогов в г. Таллине.
Победитель конкурса «Лучший менеджер СО НКО Красноярского края». Обладатель премии «Красный алмаз – 2014» за вклад в развитие социокультурной среды города.
Автор более 100 статей для педагогов, родителей.
Организатор инклюзивного регионального фестиваля «Родительский Батл», творческой «Мастерской счастья», проекта «Детский сад для всех», инклюзивного лагеря «Семейное счастье».
