15 февраля в России отмечаются День памяти о россиянах, исполнявших служебный долг за пределами Отечества, и 30-я годовщина вывода советских войск из Афганистана. В этот день мы вспоминаем не только ветеранов войны в Афганистане, но и соотечественников, принимавших участие в более чем 30 вооруженных конфликтах за пределами страны.
Везучий…
Прапорщик Наиль Шайхутдинов служит в Управлении Росгвардии по Красноярскому краю. Сложно предположить, что этот скромный парень в форме – ветеран боевых действий, воевавший в должности санинструктора. С добродушного, открытого лица приветливо смотрят голубые глаза. При взгляде на него вспоминается есенинское: «Блондин, среднего роста…»
Его боевая биография тесно связана с профессией медицинского работника.
– Быть санинструктором не так просто, как кажется, – говорит Наиль. – Ты постоянно находишься в самом пекле: вытаскиваешь из-под огня раненых, перевязываешь их и не всегда можешь ответить огнем на огонь. Когда закончился мой первый «чеченский» контракт и пришло время увольняться, командир комендантской роты вместе с начальником разведки уговаривали меня остаться.
– Оставайся, – говорил мне начальник разведки. – Не останешься – жалеть будешь. А потом вернешься.
– Нет, – говорю, – товарищ полковник, я больше сюда не вернусь.
– Это ты зря так говоришь: вот увидишь – вернешься!
Ротный шептал мне на ухо: «Ты – первый санинструктор, который увольняется из этой комендатуры. До тебя почти никто не доживал. Ты везучий!»
Я это знал. Когда только приехал, мой предшественник лежал в госпитале: он подорвался на растяжке. Прошел год, я уже увольнялся, а его еще не выписали.
Санинструктор – тяжелая и опасная работа. От тебя часто зависит человеческая жизнь. Но бывают случаи, когда не в твоих силах ее спасти.
Во время одной из спецопераций на Кавказе солдат из разведроты, в которой я служил, подорвался на растяжке. Тяжелое осколочное ранение обеих ног. На носилках не донесешь. Поймали какую-то гражданскую машину, и я повез его в госпиталь.
По дороге он говорил и говорил. У меня перед глазами словно промелькнула его жизнь: семья погибла в автокатастрофе, сам он занимался лыжным спортом, а теперь будет безногим инвалидом. Он говорил слабым, отрешенным от жизни голосом. Было ощущение, что он специально поехал на войну искать смерти и добился своего. Обычно человеческий организм борется за жизнь, и это прекрасно видно со стороны. Я не довез его.
Очень сильно переживал. Ребята меня успокаивали: мол, от тебя это не зависело, ты и так сделал все, что мог. Но в тот же день я подошел к командиру роты и сказал:
– Снимайте меня с должности, больше не могу!
– Ты не горячись! – оборвал меня ротный. – Подумай хорошенько. Когда приходит очередное пополнение, я из любого новобранца могу сделать пулеметчика, гранатометчика, даже снайпера подобрать. А кто сможет работать медиком так же, как ты? У тебя и опыт, и талант. Нет уж, уйти от судьбы не получится. Это твой путь – так что тяни свою лямку до конца.
Разведрота спецназначения
Слова командира оказались пророческими. Не раз возникало желание отказаться, но еще не один год санинструктор Шайхутдинов стиснув зубы выполнял свои обязанности…
Позже Наиль попал служить в разведроту специального назначения.
– Мы проводили инженерную разведку дорог, сопровождали колонны, – вспоминает он долгие шесть лет в рядах этого подразделения. – Уничтожали схроны с оружием и боеприпасами. Что могли – уносили с собой, остальное «поднимали на воздух». Если находили крупную временную базу, то вызывали огонь артиллерии.
Как-то раз отправились на очередную спецоперацию. Обнаружили бандитскую базу. Там оказались совсем свежие следы – видать, они оттуда только-только ушли. Базу подняли на воздух и начали быстро отходить.
«Духи» вычислили наш вероятный путь отхода. Это немудрено было сделать: тропинок-то там немного, а горцы каждую с закрытыми глазами найдут. Установили на тропе фугас. Подождали, пока половина наших пройдет, и рванули при помощи дистанционного пульта.
Помню, меня прибило к земле и оглушило. Вижу: вокруг пляшут, как в замедленной съемке, фонтанчики от пуль – они открыли огонь из укрытий. Наши рассредоточились, стали отстреливаться. А один лежит возле меня: ранен в шею, сильное кровотечение. Я к нему подполз, зажал пальцами сонную артерию. Лежу рядом с ним, весь в его крови, и не знаю, что же делать дальше. Хорошо, ротный подбежал, помог. Подержал ему артерию пальцами, а я достал зажимы… Кровь остановил, вколол промедол. Кроме этого солдата, никто ранен не был.
Боевики стреляли из-за речки. Их оттуда так просто не выбить. Командир роты приказал отходить. Соорудили из плащ-палаток носилки и понесли пострадавшего товарища. Боевики отстали – по крайней мере, их огонь больше не беспокоил нас.
Через час мы остановились: ротный приметил удобную площадку, чтобы могла сесть «вертушка». Там была заброшенная кошара, в которой мы положили раненого. У него, кроме ранения в шею, были перебиты кисти рук, поврежден живот. Я оказал ему максимально возможную помощь: перевязал его, поставил капельницу.
Ротный вышел на Ханкалу. Сообщил, что у нас «трехсотый», которого срочно нужно эвакуировать. В ответ сказали: ждите. Мы ждем. Проходит час, другой. А раненого-то надо оперировать. Командир снова вышел на связь с начальством. Ему ответили: мол, район опасный, выбирайтесь сами.
Но это легко только сказать. В окрестностях разбросаны отряды «духов». А группа, если в ней хотя бы один тяжелораненый, перестает быть боеспособной. Шесть человек волокут носилки. Другие шестеро несут за них рейдовые мешки. Потом меняемся. Еще нужно выделить по три человека в головной и тыловой дозор. Так что половина группы выбывает из строя. Если бы «духи» захотели нас уничтожить, им бы выпал отличный шанс.
К счастью, все обошлось. Мы шли всю ночь по тропе через горы. Уже ближе к полудню на следующий день вышли к населенному пункту, где находился гражданский госпиталь. Раненого положили в операционную.
Врач его осмотрел, потом вышел из палаты и спросил у ротного: «Кто у вас такой хороший хирург, который зажимы так грамотно наложил?» Командир кивнул на меня. «Я не хирург, а обычный санинструктор», – сказал я.
Дороже наград
А этот раненый парень, вылечившись, нашел меня и сказал, что назовет сына моим именем. Это было дороже любых наград… За шесть лет службы в разведроте специального назначения случалось многое…
На войне важнее всего – оставаться человеком, не растерять такие чувства, как жалость и сострадание. Меня сильно потрясла одна картина. Помню, едем мы среди полей. Ячмень с налитыми колосьями клонится к земле. Самое время для жатвы, а он объят черным пламенем. На дороге, опершись на посох, стоит старик и рыдает, слезы катятся на пыльную землю. В чем он был виноват? В том, что всю жизнь пахал и сеял?
Помню и другого старика: его придавило насмерть микроавтобусом, перевернувшимся от взрыва. Рядом стонала старушка, пыталась достать своего деда из-под тонн искореженного металла. Наш ротный дал команду, и мы вытащили тело, похоронили его в саду, где попросила бабушка.
Но были и отрадные моменты, трогающие до глубины души. Когда мы после упорных боев входили в селения, жители встречали нас как освободителей. Бэтээры осыпали цветами, девчата обнимали нас и со слезами на глазах целовали наши грязные небритые лица. Так же, как в старой хронике времен Великой Отечественной. Мы действительно были освободителями… – рассказывает Наиль.
«Война – тяжелая работа». Это известное изречение лишний раз подтверждается на примере Наиля. На фотографиях его личного архива он – уставший, как будто еле держится на ногах. На лице, в глазах – неимоверное истощение физических и моральных сил. «И все-таки мы победили» – как поется в песне. Наиль был в центре событий, во время которых российский воин оказался достойным славы и доблести своих дедов и прадедов.
Прапорщик Наиль Салимянович ШАЙХУТДИНОВ награжден медалями:
- «За воинскую доблесть» II степени,
- «За ратную доблесть»,
- «За отличие в службе» I, II, III степеней.
