На земле не найдено ни одного народа, не имеющего религии и собственной картины мироздания. То и другое может быть младенчески наивным или, наоборот, величественным и сложным. Однако вдвойне удивительно, когда у народов, разделенных временами и континентами, сюжеты этих картин соприкасаются.
Философ Алексей Лосев говорил о мифологии «живого» и «мертвого», о «мифе солнечного света» как противоположности «мифу электрической лампы». Представление о вселенной как живом мире, родившемся вследствие творческого устремления высшей силы, неизмеримо ближе самой сути одушевленного и разумного существа, чем беспричинные пертурбации материи, безжизненной и непонятно откуда взявшейся. Видимо, поэтому вопрос, что общего у шумеров и сибирских аборигенов, не выглядит таким уж странным.
Древо – река
Кетов, называемых в русских документах XVII века енисейскими остяками или енисейцами, осталось менее полутора тысяч. Большинство из них живет в трех округах Красноярского края – Енисейском, Туруханском и Эвенкийском. Этот народ – остаток некогда большой общности, состоявшей из множества племен – аринов, ассанов, коттов, яринцев, югов, пумпоколов, бахтинцев, инбаков, земшаков…
Предположительно, предки кетов пришли из Южной Сибири в первом тысячелетии до н. э. и начали расселяться по Енисею и его притокам: котты жили по берегам Кана, ассаны селились на Усолке и Оне, арины – в районе нынешнего Красноярска… В IX веке кеты начали продвигаться на Енисейский Север. Они освоили металлургию (в сказаниях народов тайги и тундры упоминается «остяцкое железо», непревзойденное по свойствам), но в отличие от ближайших соседей – эвенков и ненцев – не использовали оленей как транспорт, и само оленеводство переняли только к началу XVIII века.
Главное же отличие в другом – язык кетов не имеет ничего общего с другими сибирскими языками, происхождение его неизвестно. Так же и мифология (по мнению профессора Владимира Анучина, одного из первых специалистов по кетской этнографии), при множестве пересечений с мифологиями других народов, представляет собой оригинальную систему.
Река – почти всемирный мифологический мотив, – соединяющая все уровни мироздания (например, эвенкийская Мумонги хокто бира, «водяная дорога – река»), у кетов была не умозрительным символом, а вполне реальной рекой.
Осью, на которой стоит весь видимый мир, кеты считали Енисей. В его верховьях, за далекими, непреодолимыми горами – а это, несомненно, Саяны – находится некое подобие рая, где обитает добрая мать Томэм, откуда в мир приходит тепло, прилетают птицы и души людей, которым предстоит родиться. Низовья Енисея – вечные льды, обиталище смерти, где правит злая старуха Хоседам; она собирает души мертвых на острове в устье, а когда трясет своей спутанной, грязной гривой, в мир приходят метели и лютый холод.
Наконец, само течение священной реки – это путь всего живого от рождения к смерти, из теплого животворящего «верха» в холодный мрачный «низ» – что, кстати, ближе к логике и физике: человек, родившись телесно, «падает», а не «воспаряет».
Этажи вселенной
Кетская вселенная состоит из шести уровней, населенных существами особого склада, иногда весьма многочисленными. Исключение составляет первый, самый высший уровень, где живет только Есь («небо» или собственно «бог») – верховное божество, творец мира, родитель всяческого блага. Он всемогущ, но настолько высок и далек от людей, что не вмешивается в их дела.
Зато активно вмешивается Хоседам, обитающая вместе со служебными духами «этажом ниже», посылающая людям бедствия, поедающая их души. Затем идут обиталища героев, главные из которых первочеловек Альбэ и Дох – первый шаман; еще ниже – бесчисленные природные духи, потом шаманы и наконец сам человек. Который становился человеком в полном смысле только после того, как в него вселялось семь душ, необходимых для общения с каждой из граней мира, и лишь одна из них – ульвей – бессмертна. Стоит отметить, что весьма похожее представление о семи душах было у древних египтян, о чем рассказывает «Книга мертвых».
И это не единственная параллель с другими мирами, бесконечно далекими от коренных обитателей Енисея. Их миропонимание основано на борьбе божественных личностей, представляющих два начала – благое и злое, примерно тому же учили гностики, зороастрийцы, манихеи. Правда, греческие и персидские ересиархи отводили роль творца всего материального мира злому демиургу, отчего сама «телесность» становилась злом. Кеты не были столь радикальны: добрый и злой соперничают в творении мира, и каждый делает то, что отражает его суть. В одном из мифов Есь творит землю и живой мир вместе со злым божеством Доотетом, при этом верховный бог создает все благое и помогающее человеку, злой – вредное и ненужное: комаров, волков… Другой сюжет повествует о разделении добра и зла вследствие семейной трагедии: до начала мира Есь и Хоседам были мужем и женой, но жена изменила, была изгнана вниз и стала воплощенным злом.
В космогонии христианства, иудаизма, ислама злого начала не существует, поскольку зло – не личность, а действие, восстание твари против всеблагого Творца. До пришествия Христа об этом знал только один народ на земле – евреи. Но все же кетская мифология соприкасается с этим взглядом в одной точке – зло опустилось в мир как результат небесного бунта, подобного бунту ангела Люцифера.
Великое воспоминание
Джеймс Фрезер, автор классических трудов «Золотая ветвь», «Фольклор в Ветхом Завете» и др., отмечал удивительное совпадение начальных библейских сюжетов с мифологиями разных народов, в том числе бесконечно далеких от Месопотамии и Палестины.
Например, предания о Всемирном потопе встречаются у жителей степей. Удивительно, но такой сюжет есть и у коренных обитателей Таймыра. Согласно ненецкому мифу, в изначальные времена люди приходили поклониться Мировому Древу, березе с семью ветвями и семью корнями. Но корни начали гнить, отчего дерево рухнуло, из его сгнившего ствола хлынул огонь, а после него – потоки воды, поглотившей всю землю. В отличие от ветхозаветного сюжета, спасаются все люди, а не избранное семейство, но почти так же, как Ной, они берут на свои плоты по одному представителю каждого вида животных. Потоп прекращает один из великих шаманов.
Другой сюжет еще ближе к библейскому: после потопа приходят засуха и голод, отчего выживают только двое, юноша и девушка, ставшие прародителями нового человечества. Тот же мотив повторяет селькупский миф – двое избранных спасаются на лодке, и, только когда воды успокоились, верховный бог создал для них новую землю – прилетает та самая Гагара…
Искать «фактическую» основу преданий о потопе – дело безнадежное. Но все же пересечение мифических мотивов у народов, не подозревавших о существовании друг друга, наталкивает на внешне парадоксальную мысль о том, что вся мифология – это «вспоминание», восстановление забытых общих истоков человечества, рассеянного из единой колыбели по земным пространствам.
Библейская история о Вавилонской башне – это как раз история о том, как Бог, уже дважды разочаровавшийся в людях, смешал их языки, люди разошлись по лицу земли и стали забывать, кто они и откуда… Но никакое забвение не бывает абсолютным.
