Расстояние от Красноярска до Парижа – 5 739 километров. До Рима – 5 720 километров. А до Пекина всего 2 483. Иначе говоря, к центру дальневосточной цивилизации мы более чем в два раза ближе, чем к центрам цивилизации европейской. Но, несмотря на это, мы знаем о нашем великом южном соседе гораздо меньше, чем о далеких Италии или Франции. Может быть, в этом причина, что «восточный вектор» российской политики вектором-то как раз и не становится. О том, что для нас Китай (и что мы для Китая), мы беседуем сегодня с известным красноярским востоковедом, специалистом в области истории взаимоотношений России со странами Дальнего Востока, профессором, доктором исторических наук Владимиром ДАЦЫШЕНОМ.
Россию создали красноярцы
– Мы всегда позиционировали себя как страну европейской культуры. Можно ли при этом серьезно рассчитывать, что цивилизационно чуждый нам Китай займет место Европы в наших умах и сердцах?
– Если посмотреть на историю нашего государства, особенно в последнее время, то сказать, что мы европейская страна, уже нельзя. С распадом СССР европейские анклавы большого русского мира мы потеряли, и азиатская составляющая стала доминирующей. С Китаем нас сближает многое: большие территории, амбиции, историческая судьба. Но мы, конечно, не станем частью китайской цивилизации, даже серьезно отойдя от европейской.
– Если мы уже не Европа, то к какой цивилизационной общности относимся?
– Россия все больше возвращается к Джучиеву Улусу, который, собственно, и стал ядром формирования нашего государства как великой евразийской державы. Достаточно распространенной в научном мире является точка зрения, что для развития нашей государственности важнейшим фактором стало татаро-монгольское нашествие. А это, по существу, присоединение Восточной Европы к Красноярскому краю. Именно отсюда монголы двинулись на запад. Таким образом, становление России как великой континентальной державы началось не с Москвы, а с Красноярска, кстати, древнейшего города планеты, где люди жили еще 32 тысячи лет назад.
Потомки «северных варваров»
– С этой точки зрения, каковы перспективы сближения России и Китая?
– Наши отношения с Китаем – это уникальная вещь. Китай как центр дальневосточной цивилизации притягивает к себе все окрестные народы. И Сибирь, и Центральная Азия исключением не являются. На протяжении нескольких веков китайцы воспринимали Россию в трех лицах. Она была и севером, и центральноазиатской периферией, и европейским государством. И это создавало более гармоничную и устойчивую систему взаимоотношений.
Интересно, что до самого последнего времени русские воспринимались китайцами как потомки гуннов. Или иных «северных варваров» – монголов, тюрков, которые завоевывали в разные времена Китай, создавая в нем правящие элиты. А вот англичане, как и другие европейцы, в этой парадигме воспринимались совсем по-другому: как «южные варвары», к которым относятся многие народности, живущие на юге страны: дун, мяо, яо и другие. Они доставили Срединному государству массу неприятностей, но никогда не завоевывали его, и их вклад в развитие страны несоизмеримо меньше. На подсознательном уровне это восприятие сохраняется и до сих пор.
Сегодня эта система меняется. Нарастает конфронтация с Западом. При этом ее причины не идеологические (как это было во времена СССР) и даже не политические (как часто бывало в истории царской России). Сегодня истоки конфликта декларируются как цивилизационные, и это гораздо серьезнее.
Это означает, что для Китая мы перестаем быть Европой. Учитывая, что в Центральной Азии наши позиции существенно ослаблены, есть опасность, что в итоге Россия и прежде всего Сибирь будут восприниматься лишь как североазиатская периферия Китая.
Собственно, «звоночки» раздаются уже сегодня. Года четыре назад я был в городе Маньчжурия, где только что открылся новый музей, который мы посетили. На одной из стен я увидел огромную карту, где рядом с китайской была изображена и сопредельная сибирская территория. Мне всегда было интересно, как китайцы представляют себе Сибирь, и я спросил, что за народы населяют эти северные пространства. В ответ экскурсовод любезно сообщила, что это «государство древних Суней». Несколько опешив от такой информации, я достал очки и прочел на карте слово «Сулянь», в переводе – Советский Союз. Очевидно, для молодого экскурсовода это слово уже ни о чем не говорило.
Кто больше у Запада заимствовал
– С чем связаны наши различия в восприятии друг друга?
– Российское и китайское восприятие Китая прямо противоположны. И это нормально, потому что для нас они – это «они», а для них они – это «мы». Но есть и существенные объективные различия. Русские, как и другие народы, европейские и не только, формировались в системе этноплеменной идентификации. То есть по признаку единства этноса, племени. В Китае идентификация была иной – по социальному признаку. Китайцем считался человек, имеющий фамилию. То есть встроенный в социальную конструкцию. Поэтому у истоков самосознания китайцев как некой общности лежат совершенно иные понятия, чем у нас.
Но есть и другая сторона. Китайцы очень много заимствовали у Запада. Не меньше, чем мы, а может быть, и больше. На рубеже XIX–XX веков они формально отказались от большинства своих традиционных институтов и заменили их европейскими. Настолько полного реформирования Россия не знала. К примеру, ни один китайский университет не имеет исторических традиций. Вся высшая школа создана в конце XIX – начале XX века. Не существует никакой китайской системы права, при том, что Китай имеет огромную правовую традицию. Но китайцы полностью от нее отказались. Республика по западному образцу в Китае была создана в 1912 году, то есть раньше, чем в России.
Поэтому говорить, что мы ближе к Европе, чем Китай, наверное, можно, но при этом нельзя забывать о множестве «но». По крайней мере, Русско-японскую войну 1904–1905 годов в Китае воспринимали как борьбу просвещенного Запада в лице Японии против отсталой Азии в лице России. Причем в самом Китае в это время еще существовала монархия. Поэтому можно поспорить, у кого привито больше западных ценностей.
– Получается, что китайская закрытость, приверженность традициям – еще один миф?
– Китайская культура очень мобильна. Думаю, что великие державы с большими территорией и населением менее склонны испытывать боязнь перемен, держаться за традиции и устои. Поэтому в большей мере хранительница азиатских традиций сегодня – технологичная, но маленькая Япония, нежели Китай. Китайцы раньше, чем многие жители Азии, пересели на стулья и заменили кроватями топчаны, оделись в европейские костюмы и изменили традиционные прически. Они готовы были даже отказаться от иероглифов, но в последний момент ушли от этой идеи – она принесла бы огромное количество проблем, главная из которых – разрушение целостности государства.
Недавно я был в провинции Хунань. Переводчицей была студентка-выпускница из этой же провинции. И вот приезжаем мы в один уезд. Я спрашиваю: о чем говорят? Переводчица: я не понимаю, у них свое произношение. В другом уезде история повторяется. В третьем – то же самое. То есть живущие в одной провинции люди не смогли бы понять друг друга, если бы не было общей для всех иероглифической письменности.
Фото Вячеслава ЗАСЫПКИНА
