Начну субъективно: по-моему, Алексей Снетков – лучший в Красноярске фотохудожник. Есть у нас фоторепортеры высочайшего класса, но, если вспомнить раннее, фундаментальное название фотографии – светопись – то здесь ему равных нет. Может, и появятся желающие это оспорить, но предупреждаю – буду упираться.
Отмечу также, что Снетков производит впечатление человека, у которого жизненные процессы идут на порядок быстрее, чем у большинства людей. Краткий перечень этапов его творческой биографии займет весь объем, отведенный на интервью, поэтому отмечу только, с моей точки зрения, самое показательное: первый вуз Алексей Алексеевич окончил за три года, второй – за девять месяцев, причем и то и другое на дневном отделении. В 43 года его трудовой стаж составляет без малого 30 лет, он – организатор почти трех десятков фотоэкспедиций, лауреат и участник полутора десятков выставок, основатель специальности «руководитель студии фото-, кино- и видеотворчества» в Красноярском государственном художественном институте, а кроме того – подполковник внутренней службы в отставке…
Хотя, когда видишь его работы, создается впечатление, что ничем, кроме фотографии, этот человек в жизни не занимался.
– Традиционный вопрос: вы нашли фотографию или она вас?
– Истинная и, наверное, взаимная находка произошла в 14 лет, когда я пошел работать фотолаборантом на Дивногорский завод низковольтной аппаратуры. До этого фотография была приятным времяпрепровождением в фотокружке. На работу меня пригласил мой первый учитель Александр Геннадьевич Сенотрусов. Поскольку пафоса во мне тогда было много, я спросил: «И что я там буду делать? Кюветы мыть?» Учитель ответил: «Ну, не без этого». В итоге я так втянулся, что начальство боялось, что его привлекут за эксплуатацию несовершеннолетних – по закону мой рабочий день не должен превышать четырех часов, а выгнать меня с завода было невозможно. И родители были в истерике, поскольку считали: в семье все очень хорошо с точки зрения социального благополучия и надобности в моей работе нет. А мне все это было чрезвычайно интересно. Кроме того, я стал внештатным фотокором газет «Огни Енисея», «Красноярский комсомолец», заводской многотиражки «Контакт» – очень престижно по тем временам. Потом, после школы, узнал, что есть отделение кино и фотографии в Кемеровском государственном институте культуры, правда поступить туда очень трудно. Но я поступил, и за три года его окончил. Так или иначе, в 14 лет у меня уже была трудовая книжка, и в следующем году я подвожу итог тридцатилетию профессиональной фотографической деятельности.
Цель и средство
– Андрей Битов сказал: «Наверное, я профессионал, потому что писать не люблю». Фотография за столько лет стала ремеслом, к которому прирос и которое не отпускает? Или чем-то другим?
– Уже, наверное, год я ношусь с мыслью, что фотография для меня стала всего лишь поводом к самопознанию, саморазвитию. К ним я стремился прежде всего, а фотография – предлог познать этот мир. Я так устроен, что не могу сфотографировать человека, которого не знаю, здание, об архитектуре которого мне ничего не известно; не могу снимать долган или эвенков, ничего не понимая в этнографии… Я начинаю загружаться, делаю вторую попытку, третью – и так всю жизнь.
– В фотографии нельзя сочинять?
– Почему? Там такое же сочинительство. Принято считать, что фотожурналистика, например, основана на невмешательстве фотографа в событие, она объективна. Но практически и у любого фотографа есть субъективный взгляд, а это уже вмешательство.
– Многие ваши коллеги говорят: фотограф, как снайпер, должен быть постоянно готовым, чтобы не упустить момент…
– Постоянно.
– Это тренируется? И если да, то как?
– Самое удивительное, что многие понимают – надо тренировать глазик, пальчик, иметь хорошую технику… Но есть факт абсолютно достоверный: если ты что-то увидел, значит, ты это уже не снял. Суперфотограф, каковым я себя не считаю, сначала снимает, а потом видит. Если я не обладаю этим внутренним чутьем происходящего, я это никогда не сниму. Для этого надо познавать мир, прогнозировать его. Да, есть какой-то талант, а все остальное – пахота. Ежедневная, на протяжении многих лет. Я не гений, я фотолюбитель – потому что действительно это люблю.
– Послушайте, вы кокетничаете…
– Нет. Этимология слова для меня очень важный момент. Я и раньше, и теперь могу зарабатывать деньги другими способами, но по-настоящему я люблю фотографию, поэтому не расстаюсь с ней.
– Просмотрев множество ваших работ, я подумал, что определенной специализации у вас нет, поскольку в этом собрании есть все – от репортажа до портрета и натюрморта. Кем вы себя сами считаете?
– Швец, жнец и на дуде игрец – так не бывает. Объяснить такое жанровое метание могу одним: любой творческий человек – в поиске. Ты пробуешь себя практически во всех жанрах, отчего у постороннего может сложиться впечатление, что ты умеешь все. Это не так, поскольку в конце концов ты сам для себя определяешь то, что тебе больше нравится. А если еще и находишь отклик, то, видимо, это «что-то» у тебя получается. Да, я снимаю пейзажи, многим они нравятся, поскольку я просто знаю, как их правильно снимать. Но я никогда не назову себя пейзажным фотографом. Много снимаю архитектуру, но вряд ли могу сказать, что специализируюсь в жанре городского пейзажа. Перепробовав почти все, я, чем дальше, тем больше склоняюсь к тому, что называется работой с людьми. Мне чрезвычайно нравится съемка повседневной жизни, то есть жанровая фотография. Там вроде бы ничего не происходит – бабушка сидит на лавочке, семечки лузгает… Это не репортаж, где есть динамика. А ты попробуй сделать снимок там, где нет никаких внешних признаков чрезмерной эмоциональности, да так, чтобы кому-то, кроме тебя, это было интересно. Я говорил: фотография – повод для развития. Чтобы развиваться, можно почитать хорошую книжку или посмотреть хорошее кино. Но есть более короткий путь – прямой контакт с человеком, носителем этой информации. И тогда ты развиваешься эффективнее.
Искусство под вопросом
– Парадокс, но, несмотря на наличие признанных шедевров, мастеров с мировыми именами, до сих пор существуют сомнения в том, что фотография – это искусство. Ей все еще приходится самоутверждаться.
– Согласен на двести процентов. Мало того, когда я защищал кандидатскую диссертацию по фотографии (тема – «Искусство экспериментальной фотографии в культуре постмодерна»), я даже не оговаривал, что она является искусством, поскольку считал, это само собой разумеется. Но доктора искусствоведения, культурологии, философии именно этот вопрос поставили под сомнение, причем очень жестко. И полтора часа на защите я потратил на доказательство того, что фотография может быть искусством – при определенных обстоятельствах.
– Каких?
– Для фотографии, как и кинематографа, принципиально важен вопрос достоверности. Если брать портрет, то простой вопрос «похож – не похож» – один из основных критериев этого жанра. Когда мы смотрим кино, если подсознательно возникают сомнения «верю – не верю», то для фильма это не лучший признак. Если такой вопрос возникает сознательно, значит, дело совсем плохо – сценарий, режиссура, игра актеров – все бездарное. Потому что задача создателей фильма – заставить зрителя поверить в происходящее на экране. В фотографии то же самое. Когда я вижу девушку, толкающую стену, и мне говорят, что она так грустит, – я не верю. Потому что в жизни я никогда не видел, чтобы девушка от грусти толкала стену. Наконец, самый главный критерий любого искусства заключается в том, что называют многослойностью, вариативностью – глубиной, попросту говоря. Заключается она в том, сколько планов ты можешь считывать при каждом прочтении произведения. «Война и мир» нисколько не изменилась с момента создания, но каждый раз, перечитывая эпопею, на разных жизненных этапах, я открываю новый смысл, как археологи, снимаю слой за слоем – и у меня волосы дыбом. Такой же многослойной, глубокой должна быть и фотография.
– Против фотографии как искусства работает момент техники. Рисовать и петь по-настоящему могут немногие, а тут – на кнопку нажал, и все. Тем более сейчас, когда лавинообразное распространение технологий превратило фотосъемку в дело крайне доступное.
– Перемены, конечно, глобальные, но они меня только укрепили. Все вращается по спирали. Самое удивительное, сегодня уже начали понимать: супернавороченный компьютер сам по себе не рисует, и сверхсовременный фотоаппарат сам не снимает. Ко мне часто приходят люди и говорят: я столько денег заплатил за технику, а шедевров как не было, так и нет, наверное, меня обманули. В фотографии прежде всего надо научиться не ремеслу – прогресс освободил от этой повинности, – а способности переходить от вербального состояния к визуальному, попросту от слов – к видению, к умению «переводить» окружающее тебя трехмерное пространство в двухмерное пространство фотографии. Это гигантский труд, необходимость которого никто не отменял. То, о чем ты будешь говорить, и есть ты сам. Если тебе нечего сказать, никакая техника не поможет.
Собирание душ
Один из самых значимых разделов его творчества – огромная портретная галерея современников, в которой есть место и великим, и малым, людям известным и вроде как случайным… На выставках побывала лишь малая часть из этого множества, но галерея растет и со временем станет (если уже не стала) самым полным в наших краях собранием лиц, своего рода метафорой бесконечного человеческого многообразия. Сам Снетков шутит, что он, как Мефистофель, коллекционирует души.
– На самом деле никакая идея, в том числе эта, не может появиться из ниоткуда. Ко мне приходят люди, причем абсолютно разные. Почему? Наверное, им интересно то пространство, в котором мы с вами сейчас находимся. Иногда по несколько раз день у меня происходит общение с самыми разными людьми. Как, скажите, их не снимать, если, зайдя на 10 минут, они остаются на несколько часов? Иногда на несколько лет. Это меня трогает, и эти люди мне чрезвычайно интересны. Сюда приходили многие люди с мировыми именами, некоторых из них уже с нами нет. Например, замечательный британский археолог Павел Маркович Долуханов, доктор географических наук, профессор археологии восточно-европейского региона, который приезжал в Красноярск читать лекции в университете. Тойво Васильевич Ряннель, народный художник России, композитор Федор Петрович Веселков, ветеран войны, который удивительные вещи рассказывал, читал на память потрясающие стихи. Поэт Анатолий Третьяков, дай Бог ему здоровья. Народный художник России Анатолий Павлович Левитин, которому сейчас 92 года, и я очень горжусь, что мне выпала честь общаться с ним, – это человек удивительной остроты ума. Арэг Саркисович Демирханов сюда очень часто заходит, я преклоняюсь перед ним. Здесь бывают известные медики – доктор медицинских наук, профессор Юрий Александрович Дыхно, например. Мы спорим с ним на тему курения, в котором я разбираюсь, и об онкологических заболеваниях, в которых я полный профан. Есть большой религиозный пласт – монгольские ламы, с которыми мы через трех переводчиков общаемся, тувинские шаманы, православные священники. Протоиерей Геннадий Фаст поначалу очень не хотел сюда идти, но потом чуть не опоздал на лекцию. Беньямин Вагнер приходил с женой и шестью детьми. Люди в этой студии оказываются всегда по-разному. Кого-то приводят мои друзья, с кем-то сам случайно познакомился…
– А та замечательная серия, где старичок рожи корчит, – как она появилась?
– Так это и есть Анатолий Павлович Левитин, наш выдающийся академик. Когда мы с ним только познакомились и я сказал, что хочу получить его портрет, он спросил: «Это минут десять займет?» Но как я буду фотографировать человека, если знаком только с официальным перечнем его заслуг перед Родиной? Я ему сказал, что 10 минут – это ни о чем. Значит, говорю, не судьба, давайте назначим встречу на другой день. Тогда он насторожился и спросил: «Так ты хочешь на меня посмотреть?» Да, отвечаю. И этим ответом его купил. Я, говорит Левитин, тоже всегда так делаю, всегда на человека долго смотрю. Поэтому пойдем чай пить. Он, кстати, замечательно пишет людей, схватывает взгляд… Чай мы пили пять часов, и потом, в студии, мне понадобилось десять минут, потому что я увидел тот момент, когда у него искринки в глазах мелькают. Потом была вторая съемка, третья… А однажды он мне сказал: «Слушай, а можно я рожицу скорчу?» Конечно, говорю, можно… Я ведь никак не ожидал, что в нем живет актер. Из этого гримасничанья появилась целая серия «Академическая мимика». Он предупреждал перед съемкой: «Мне нужно время подготовиться, проработать все образы, потому что это давнишняя моя идея». Я смеялся до слез. Я преклоняюсь перед этим человеком, который не боится выглядеть смешным. Потому что он – глыба.
– У портретной коллекции есть общественная миссия?
– Есть замечательная фраза: «Событие, которое не было сфотографировано, не происходило». Когда я издавал альбом «Художники земли Красноярской», с ужасом констатировал тот факт, что у художников, даже ныне здравствующих, нет собственных фотографий, попросту фотокарточки на память. В нашей стране люди, особенно мужики, не очень любят фотографироваться. Вроде бы не хочешь – и ладно. Но это нужно не тебе, а твоим детям и внукам. Даже если ты не представляешь исторической ценности в мировом масштабе. Каждая жизнь неповторима, она пройдет – а фотография останется. Более того, сегодня огромная редкость, когда художники пишут портреты. Мне не раз говорили: писать людей неинтересно. Но неинтересно-то потому, что ты этого не умеешь.
– Выставки бывали с этими портретами?
– Буквально перед Новым годом прошла выставка «Образ современника». Это было очень интересное предложение от регионального отделения Урала, Сибири и Дальнего Востока в г. Красноярске Российской академии художеств, в выставке принимали участие мастера из разных регионов нашей страны. Анатолий Павлович Левитин, народный художник России, и Константин Семенович Войнов, заслуженный художник России, предложили наряду с живописью, графикой, скульптурой вставить фотографии. У меня там было восемь работ – и они вполне вписались в тему, хотя такое смешение жанров далеко не всегда приветствуется. Это был своего рода тандем, где фотография как минимум попыталась претендовать на роль искусства и не была отторгнута.
Научить нельзя
Фотошкола Снеткова, пожалуй, одно из самых известных его произведений. Действует она уже 12 лет, преподают в ней, помимо основателя, 15 мастеров. О качестве образования судить не будем – здесь лучше высказаться специалистам. Отметим только один факт, признаваемый почти всеми, кто через эти курсы прошел: человек «на входе» в школу и «на выходе» – люди очень непохожие друг на друга.
– Сегодня это уже не совсем фотошкола. Когда посторонние нас называют фотокружком, я не обижаюсь, более того – мне это нравится. Ну вот представьте себе, купил человек более-менее приличный фотоаппарат, приходит сюда, казалось бы, только для того, чтобы разобраться с собственной «железякой» и, самое главное, узнать, где у нее кнопка «шедевр». Но на самом-то деле они приходят сюда за живым человеческим общением, о чем я уже говорил. Мы сейчас разговариваем с кукишем в виде Интернета, мы не видим, не чувствуем энергии друг друга, мы не верим до конца, а есть ли в действительности тот человек за экраном. Мы на самом деле ищем повода для живого общения, и фотошкола – один из таких поводов. Здесь взрывают мозг, и людям это нравится. И такого: я начальник – ты дурак, я гуру – вы щенки – здесь тоже нет. Потому что я и сам учусь у своих учеников, это взаимный обмен. Мне все равно, кто передо мной сидит – супербизнесмен, старушка, школьница… Здесь каждый имеет возможность высказаться, получить информацию якобы о фотографии. Научить вообще ничему нельзя, можно научиться. Все, что я могу сделать для тех, кто сюда приходит, – дать ориентир.
– Но если говорить приземленно – чему-то здесь все равно обучают?
– Разумеется, да. У нас учебная программа, расписание – три занятия в неделю по три часа. Здесь научат разбираться с техникой, технологиями, дадут основы композиции, критерии оценки фотографии. Есть практика, работа в студии. Но это внешняя оболочка. Человек приходит с твердым убеждением: «Теперь-то я во всем этом разберусь» – и он разбирается. И у каждого есть результаты. Я бесконечно долго могу гордиться достижениями тех, кто здесь отучился. Пусть хоть одна школа продемонстрирует выставочный буклет и выставку после каждого курса. Потому что здесь создаются условия, здесь делается все, чтобы человек поверил в себя, убрал рамки – так можно, а так нельзя, сюда ходи – сюда не ходи… Я им говорю: ребята, дышите, живите – не завтра и не где-то, а сейчас и здесь. Ошибайтесь – за это ведь не убивают.
– Есть у вас свой стенд «Мы гордимся нашими выпускниками»? Я говорю о людях, которые сделали фотографию своей профессией и достигли успеха.
– Вообще, у меня часто спрашивают: «Назовите своих учеников». Но я не назову, потому что не имею на это никакого морального права. Здесь 15 человек преподавателей. Буду счастлив, если кто-то скажет: «Снетков – мой учитель». Но самое главное, люди, приходящие сюда, часто удивляются одному важному открытию – мир, оказывается, разный. Есть мир творчества, а не наркоманов, пьяниц, воров. И в этом кажущемся хаосе есть гармония.
Мир рядом
– Вам в Красноярске не тесно?
– Почему мне должно быть тесно? Весь мир рядом со мной. Какая разница, где ты находишься? География вообще ничего не может изменить. Я много путешествую, но чем дальше, тем больше понимаю, что перемещения в пространстве – это всего лишь очередная иллюзия, иллюзия того, что где-то лучше, чем здесь. Я снимал в Австралии, Франции, Германии, Испании, в Индии, но я убеждаюсь, что самое интересное находится рядом. Мы вообще центр всего человечества, а мы постоянно рвемся в какие-то Гималаи, чтобы с высоты посмотреть на весь этот мир. В Туве, например, или в Эвенкии мы сохранили то, что весь мир разбазарил в суете.
– А что именно он разбазарил?
– Самобытность. Которая прежде всего заключается в простых человеческих отношениях. Когда ты постучишь в дверь и тебя примут как человека, которого знают 150 лет, хотя видят в первый раз. Таких примеров бесконечное множество. Такое сохранилось и в Красноярске, и, я думаю, в России – это наш национальный признак. Почему мне интересно путешествовать по самобытным странам. Меня спрашивают: «Как? Ты не хочешь в Америку?» Не хочу. «Так ты ж там не был!» Ну и что. Я не был в огромном количестве мест на земном шаре. «Зачем же, – спрашивают, – тогда ездишь по этим чумазым необразованным аборигенам?» Но ведь вы же не понимаете – они образованные, они умнее нас, потому что ближе к природе, к Богу. «Будьте как дети» – это про них. И вот это мы забываем напрочь. Нам хочется цивилизации. Но в итоге-то все хотят одного – любви. А чтобы получить любовь, ее надо отдать. Надо освободить в себе пространство для нее и не думать о награде. Тогда все и будет нормально.
ДОСЬЕ
Алексей Алексеевич СНЕТКОВ
Родился 9 апреля 1971 года в городе Кировске Мурманской области. Кандидат культурологии, профессор Красноярского государственного художественного института, директор НИИ экспериментальной фотографии, почетный президент фотографического холдинга «Снетков и Ко», член Союза фотохудожников России, член Союза журналистов России.
Общественный деятель, путешественник, фотограф, издатель, коллекционер.
