В те времена, когда я был очень мал (года четыре), а очереди в авиакассы чрезвычайно велики, мой находчивый отец несколько раз проделывал один и тот же трюк.
Он брал меня на руки, командовал на ухо: «Ори! Сильнее! Ну!», а когда сирена выходила на заданную мощность, начинал прорываться сквозь плотную, как студень, толпу. Представьте себе: упертые, озлобленные граждане расступались, и мы оказывались у окошечка. То ли это срабатывал древний рефлекс «ребенок плачет», а может, я брал невыносимую для человеческого организма ноту, но у нас получалось.
Теперь-то я понимаю, что родитель мой был не такой уж оригинал: спланированная истерика, искусство «брать горлом» известно еще со времен первых демократий. Древние германцы на своих тингах с чистой совестью выносили решение в пользу тех, кто громче орет, поскольку громкость означает силу, а против силы не попрешь. Примерно той же практики часто придерживались афиняне, новгородцы, англичане, шляхта в Сейме, воры на «правилках»… Однако наивно полагать, что искусство истерики есть пережиток древности: она и в условиях сплошного хай-тека широко применяется. Потому что механизм этот при наличии профессионального, самозабвенного исполнителя срабатывает почти безотказно. Во время второй чеченской войны на бесчисленных ток-шоу несколько раз доводилось наблюдать один и то же эпизод: ведущий (обычно с дрожью в голосе от собственной неожиданной храбрости) начинал говорить о том, что Басаев с Масхадовым оказались не такими замечательными людьми, как мы о них думали, инициативу резко перехватывала красивая женщина (варианты: старушка, девочка-подросток), которая, разбрызгивая слезы по студии, начинала кричать: «О чем вы говорите!!! Вы не видели маленького Саидика с оторванными кассетной бомбой ножками!!! Не видели пятилетнюю Малику, изнасилованную целым батальоном российских солдат…» и т. д. Тридцати-сорока секунд такого рева хватало на то, чтобы общее внимание переключилось на Саидика и Малику, в реальности которых уже никто не сомневался, и, разумеется, ни у кого язык не поворачивался потребовать доказательств этих злодеяний.
Теперь мы становимся свидетелями того, как подобная технология обкатывается уже в мировом масштабе. Возможно, когда эта колонка выйдет в печать, в расследовании гибели малазийского самолета появятся подробности, но, хочу заметить, они будут не так уж важны. Более того, виновные давно назначены – Россия и ополченцы, – причем не блогерской вольницей, а на вполне официальном, даже высшем уровне. Теперь, по всему видно, нашим врагам (чего уж там – они и вправду враги) остается развивать избранную тактику, а именно довести накал мировой истерики до такой степени, когда содержимое «черных ящиков», то есть реальные причины трагедии, станет никому не интересно. В роли рыдающих женщин (старушек, подростков) массово выступают разного уровня политики, «эксперты», но главным образом пресса, уже больше недели размножающая миллиардными тиражами заголовки о вине России.
Можно, конечно, сказать, что с нашей стороны слышится та же твердость – виноваты киевская хунта и Штаты, – но это, простите, не тот масштаб (наши медийные возможности заведомо уступают западным), а главное, не тот уровень: ни сам Путин, ни его окружение не позволили себе даже сотой доли того, что позволяют «коллеги». По сути, это противостояние управляемой вакханалии и твердого рацио, в котором последнее, увы, имеет один шанс выиграть против десяти проиграть. Однако этот один стоит той десятки: простите за высокий слог, Правда останется Правдой, даже если никто из людей не будет ее знать. На то и уповаем.
По законам «антихунтовского» жанра (он вполне сформировался) здесь следует сказать, до какой моральной канализации опустились США и их приспешники, но не буду. Меня удивляет другое: до недавних пор одним из признаков цивилизованности считалось умение цивилизованно конфликтовать. Но явственно видно, что в мир, нашпигованный удивительной техникой и умными словами, возвращается враждебность даже не древнего, а какого-то животного пошиба, когда доводы уже не существуют, а есть только откровенное право сильного. Стая поднимает вой, рассчитывая, что противник, испугавшись, побежит и неминуемо станет добычей.
Раз уж так все складывается в мире, главное – не побежать.
