Один из крупнейших советских педагогов Шалва Амонашвили в книге «Созидая человека» пишет о том, что самый глубокий, надежный и преображающий ребенка способ изучения истории Великой Отечественной войны – живое общение с ее участниками и современниками, либо со свидетельствами той эпохи – письмами, наградами, вещами, хранящимися в семейных архивах… Без этого страницы учебника, пусть даже самого лучшего, останутся рутинным текстом.
«Меня тревожат твои уроки…»
Он пишет, обращаясь к своему сыну, но в действительности ко всем читателям: «Ты изучаешь события, которые решали судьбу нашей страны, а вернее – судьбу всего мира тридцать пять, сорок лет тому назад. Меня тревожат твои уроки. Ты выписываешь в специальную тетрадь даты, хронологические события, названия городов, имена маршалов. Ты прекрасно знаешь все это. А на уроке тебя и твоих товарищей по классу по порядку вызывает учитель. Вы ему рассказываете изученное, показываете на карте, без запинки вспоминаете даты и имена. И ждете своих отметок. Вы пересказываете своему учителю содержание параграфов «от и до», а в это время по улицам проходят старики, сопровождая своих внуков и правнуков в детские сады, ведя их в школу и неся их портфели, таща сумки с продовольствием для семьи. В свои семьдесят, восемьдесят, девяносто лет они боятся толпы на улице, боятся переходить улицу, движутся медленно.
Но ведь они, эта оставшаяся часть солдат, творящая историю, а теперь доживающая старческие годы своей жизни, и есть живая история!
Как может юноша зубрить историю по книге, не прикасаясь к живым героям этой истории?
Я спрашиваю: плакали ли вы на уроках истории тридцатипятилетней давности, говоря об Освенциме, о Ленинградской блокаде, о Сталинграде, о Хатыни? Нет?
Вас знакомят в классе с какими-то цитатами и высказываниями о войне, но ведь в каждой семье есть еще и необработанный фронтовой архив: это письма из окопов, с переднего края огня. Они писались под натиском смерти, и многие из них, запятнанные кровью, матери и жены получали вместе с извещениями о героической гибели сына и мужа. В каждой семье можно найти драгоценнейшие реликвии для семейного музея славы…»
Он, автор, предложил сыну: попроси бабушку, чтобы она прочитала тебе несколько фронтовых писем деда. Читая, бабушка разрыдалась.
«Ты забрал письма… и принялся их изучать.
И когда ты закончил чтение всех этих писем, я спросил тебя:
– Ну что, страшно? Понял, что значит война? Каково было твоим бабушкам воскрешать те события, ведь до сих пор так жива их боль, их горе.
Были у нас и мужские разговоры по этим проблемам, и я замечал, каким более чутким и нежным становился ты по отношению к своим бабушкам. И еще я заметил: ты начал приводить домой своих одноклассников и показывать им ордена и медали своих дедушек, читать некоторые письма. Бабушки доверили их тебе, передали на вечное хранение. Эти письма и ордена, эти неожиданные слезы и вспыхнувшее затаенное горе бабушек, эта история почти сорокалетней давности отныне стали участниками воспитания в тебе благородных чувств».
Без дедушек и бабушек
Книга «Созидая человека» вышла в свет в 1982 году, когда такого рода сцена была вполне реальной – по той простой причине, что участников и современников войны было много. И сейчас на запрос «Как объяснить ребенку, что такое Великая Отечественная война» интернет выдаст целый ворох видео, и во многих используется почти тот же сюжет – мальчик садится на колени к деду, и тот начинает рассказывать, как и где он воевал, кто такие фашисты, почему они напали на нас, сколько наших людей погибло ради Победы… Но в реальности это явление сейчас почти исключительное. И фотографии с письмами теперь остаются в основном у самых бережливых.
Время не только уносит участников и свидетелей великих событий, но и усложняет вышеупомянутую педагогическую задачу. Которая по-прежнему считается одной из важнейших. Хотя, казалось бы, все вокруг другое – уже давно нет послевоенного «ялтинского» мироустройства, изменились границы и названия стран участниц, история войны местами обезображена до неузнаваемости, – но спустя 80 лет мир пользуется ее императивами и словарем, подражает одним и ниспровергает других… Так что это одно из актуальных знаний, и важно, чтобы оно было правильно сформировано уже в начале жизни.
По причине именно такой важности желающих формировать это знание так же немало. В последнее десятилетие оформилась педагогическая мода (формируют ее почему-то психологи), гуляющая в основном по дамским журналам, и суть которой – уберечь ребенка от любых сильных эмоций и даже микроскопических психотравм. Там, кстати, и сказки другие – волк не ест семерых козлят, и Красную Шапочку с бабушкой не проглатывает… Там тоже дают советы, как объяснить ребенку, что такое война – и Великая Отечественная, и как таковая. В частности, предлагается всегда делать акцент на том, что война – «это очень плохо», и если дитя зачарованно смотрит на военный парад 9 Мая, говорить, что «красота эта обманчивая, поскольку в войне погибло очень много людей с обеих сторон, отчего День Победы – праздник совсем невеселый». Примечательно в этой системе игнорирование персоны героя (чтобы не вызвать у ребенка «милитаристскую очарованность»), в том числе детей-героев, ибо почти все они мученически погибли, а это может вызвать психологическую травму…
Более полувека назад в детском саду и в ранней школе нам тоже объясняли, не жалея красок, что мир – хорошо, война – плохо, но хуже нее может быть только проигранная война. Если бы немцы победили, нас бы не было на свете. Валя Котик, Марат Казей и Зина Портнова, как и вы, хотели бы кататься на велосипеде, играть в классики и гонять собак по микрорайону, но они сражались с врагом, а их гибель только возвышает их подвиг… В нас закладывали первичные представления о долге и жертве, с которыми в той или иной степени придется столкнуться каждому, в том числе в ситуациях совсем не военных. На этих двух столпах, собственно, и стоит любая уважающая себя страна. История войны – от учебников до детских книжек и фильмов – была главным полигоном нашей учебы. Она переливалась в «милитаристские» игры, которые считались нормой и даже выше ее – вспомним «Зарницу»… Что касалось бабушек и особенно дедушек, то уважать их учили не из-за войны, а просто потому, что так положено у нормальных людей. К тому же при нас о войне они вспоминали редко, и если рассказывали что-то действительно страшное, никто не задумывался о «психотравмах». Думать и говорить о них начнут значительно позже. А в то время ужасы войны, трагедия поражения, триумф победы проходили по разряду Правды Жизни – к ней следовало приучать детей, как к лекарству, которое чаще горькое, чем сладкое, к работе, которая чаще трудная, чем легкая… В этом и состояла гуманность воспитания, ставшая, судя по всему происходящему сейчас, традицией. Но выросло бы поколение, взлелеянное по новейшим методикам и с психикой нежной, как попка младенца, не знаю, где и кем бы мы были сейчас…
