Олег НАЙДЕНЫШЕВ – уникальный человек. Психиатр, мастер боевых искусств – инструктор айкидо и… оперный режиссер Большого театра России. Он с удовольствием ставит трюки на театральной сцене и пишет сценарии для телевизионных фильмов. В Красноярск Олег Юрьевич приехал с особой миссией – научить актеров театра оперы и балета естественно двигаться на сцене. Коуч сценического движения считает: оперный артист всегда должен быть в форме.
– Олег Юрьевич, что же первично в оперном искусстве – голос актера или его умение двигаться? Нужно ли ему играть на сцене?
– В опере первична музыка, на втором месте органичный сплав мастерства актера. Если он есть, рождаются звезды. Такие, как Маквала Касрашвили, Елена Образцова, Владимир Моторин, Тамара Синявская, Анна Нетребко, Сетано Велазо. Кстати, Велазо – бывший клоун. Он хорошо жонглирует, кроме того что прекрасно поет. Если певец свободно владеет своим вокальным аппаратом, ролью, то и двигается хорошо. И задача режиссера, педагога по пластике – помочь ему в этом. Певец или актер – не марионетка, это живой человек. И когда он свободно владеет своим психофизическим комплексом – голос, тело, – хорошо ориентируется в роли – понимает, о чем он поет, какие вокруг него обстоятельства, как к нему относятся другие герои, – тогда и двигается красиво и естественно. В театре самая большая проблема в том, что актер начинает играть. Как только он начинает это делать, идет набор штампов. Играть ничего нельзя, надо проживать то, что написал композитор, либреттист.
– Актеры говорят, что бывает еще и страх сцены…
– Конечно. Но на то он и артист, чтобы выходить на сцену и побеждать этот страх. А роль режиссера – помочь ему в этом. Ведь зрители ходят не на режиссера. Им нужен на сцене артист – хороший, яркий, обаятельный, умный.
– Приходится подгонять актера под общепринятые рамки, ломать его?
– Ломать не надо, нужно работать с артистом так, чтобы ему захотелось выйти и выполнить поставленную перед ним задачу. По моему опыту: если ты увлекаешь актера или певца интересной задачей, зажигаешь огонек, который должен разгореться, его даже приходится сдерживать за кулисами. Но для этого необходима школа, которая готовит именно актера музыкального театра. Она очень сильно отличается от драматической подготовки. Артист музыкального театра – это высшая степень подготовки. Как Роберт Де Ниро говорил: «Киноактер – это ходьба по натянутому канату, который лежит на полу. А театральный актер во время спектакля – ходьба по натянутому канату, который висит высоко в воздухе». Если говорить об артисте музыкального театра, то это ходьба по висящему в воздухе канату, но еще и скользкому. Артист музыкального театра не может позволить себе паузу, потому что в музыке четко прописано, когда он должен вступить, эмоциональное состояние актера. И оперный певец должен уметь интерпретировать все это, пропустить через себя, вжиться в образ, написанный композитором. У артиста музыкального театра меньше свободы. Это высочайшее мастерство, которое недоступно другим. У оперных артистов огромное образование. Невозможно выйти на оперную сцену, если ты музыкально безграмотен и не умеешь читать с листа.
– Но насколько оперные певцы владеют телом?
– Техники не хватает. Но это не их вина. Потому что объем выучки, которую оперные певцы должны пройти, слишком велик. Ведь настоящим певцом в 23 года не станешь. Это, к сожалению, медицинский факт. Поставь 23-летнего на роль Германа, это будет его последняя роль, он лишится голоса. Певец созревает к 30 годам, а в зависимости от голоса – еще позже. Поэтому те, кто серьезно относится к профессии, держат себя в форме, чтобы и в 40 лет, когда голос уже созрел и можно петь все, выглядеть как молодой человек – влюбиться в Лизу и совершить на сцене всю коллизию с Пиковой дамой. Надо следить не только за вокальной формой, но и за физической. Актер музыкального театра – это аскет. У него самодисциплина во всем – нельзя переесть, недоспать, лишнего выпить. А то, чем мы занимаемся в Красноярске на творческой лаборатории молодых вокалистов Siberian Solo, это техника безопасности. Потому что даже простое сценодвижение – когда режиссер просит актрису упасть на колени или актера после пощечины перекатиться через стол – у оперных певцов хромает.
– Вы постановщик трюков в Большом театре России. Что такое трюк в театре, чем он отличается от киношного?
– В Большом театре я числюсь как режиссер оперы, но, поскольку занимаюсь единоборствами с 1997 года, привлекаюсь и для постановки трюков. Ставил трюки в «Набукко», «Хованщине», Cosi fan tutte («Так поступают все женщины»), «Жизнь за царя» в Новгороде в декорациях реальной крепости XVI века.
В театре трюки проще технически, а с точки зрения владения телом и умения произвести эффект – сложнее. В театре за монтаж не спрячешься. Если в кино в кадре показывают человека, падающего с высоты, а потом делают монтаж – его приземление в коробки или в страховочный мат заменяют прыжком с малой высоты, где он падает на пол. Все это склеивают, и получается, что актер разбился. В театре такого не получится. Либо прыгаешь с высоты, либо не прыгаешь. Поэтому приходится изобретать особую технику, чтобы не разбиться.
– У вас есть свои ноу-хау?
– Есть. Они связаны с техникой айкидо, которая основана на плавном опускании центра тяжести. Руки-ноги могут лететь как угодно, а центр тяжести в это же время – плавно. И человек не разбивается. Но все должно быть в разумных пределах. Если я спрыгну с пятиметровой высоты, ничем не гася падение, разобьюсь.
– Какие трюки в театре самые сложные в постановке?
– Одним из самых трудных был трюк на Пасхальном фестивале Гергиева в 2006 году. На Соборной площади Кремля была выстроена сцена высотой пять метров. И когда царь в сцене коронации выходил из Успенского собора, он поднимался на этот подиум, там его гридни должны были теснить толпу к краям сцены, чтобы дать ему проход. Режиссер задумал так, что оттесненная толпа должна осыпаться с краев этой сцены и разбиваться. С одной стороны были положены страховочные маты – их можно было замаскировать светом. А с другой стороны стоял хор, и маты установить было нельзя. Там падал я один – без страховки с пятиметровой высоты. Это было сложно. Пришлось набить скобы по почти отвесной стене под сценой. И когда меня сталкивали, я, падая, хватался на верхнюю скобу, бился телом о стену, вставал ногой на следующую скобу и так дальше, а с высоты двух метров падал на брусчатку.
– Травм не было?
– Нет. Все было правильно рассчитано. Все трюки я проверяю на себе, актеров стараюсь щадить. Если я не смогу сделать, то и актер не сделает.
– Вы мастер боевых искусств, психиатр и режиссер. Что для вас первично – спорт, медицина или театр?
– Сначала я окончил медицинский институт, стал психиатром, работал в Москве в Центре психического здоровья Академии наук России научным сотрудником. Айкидо я занимаюсь с 20 лет. Это уже образ жизни. Кстати, спорт меня и привел в театр. Первый раз меня пригласил в Большой театр режиссер Феликс Бердман ставить бой Хозе и Эскамильо в «Кармен». Совершенно случайно. Попросил помочь. С той поры пошло и поехало. Потом я окончил ГИТИС, стал режиссером.
– Что притягательного в театре, ради чего можно бросить медицинскую практику и уйти в «закулисье»?
– Возможность придумывать. Когда есть что сказать, тянет это сделать. У меня жизнь была достаточно пестрой. Кем только не приходилось быть в 1980–1990-е – служил в армии, работал от санитара и дворника до научного сотрудника. К тому же знание психологии отношений накладывает свой отпечаток. Когда читаешь пьесу или роман, невольно анализируешь взаимоотношения героев, строишь версии с высоты своего опыта. Кроме того, хочется действительно многое сказать людям. Помните в фильме «Золушка» Евгения Шварца последнюю фразу короля, которого играл Эраст Гарин: «Связи связями, а никакие связи не смогут сделать ножку маленькой, душу большой, сердце любящим». Вот это хочется донести, об этом сейчас стали забывать.
– А ваши сценарии фильмов – тоже от желания «сказать»?
– Написание сценариев телевизионных фильмов – мое последнее увлечение. Их уже восемь, разных. Мелодрама, мистика, фантастика, триллеры – какая история придумывается, такая и пишется. Недавно по заказу Первого канала написал двухсерийную семейную комедию. Возможно, зимой она выйдет на экраны. Несмотря на то что семейная тема довольно популярна в последнее время, писать было сложно. Когда пишешь, невольно вживаешься в героев, и тебе самому становится больно от того, что между ними происходит.
