Вопрос, казалось бы, странный, поскольку всякий более или менее грамотный человек знает ответ – началась она 1 сентября 1939 года нападением Германии на Польшу, закончилась 2 сентября 1945-го капитуляцией Японии. Однако с этими датами не все так однозначно – и речь вовсе не о дурных фантазиях «альтернативных» историков…
Мост и «консервы»
Китайская историография отсчитывает начало Второй мировой с 7 июля 1937 года, когда Япония начала прямую масштабную агрессию против Поднебесной. Поводом для нападения считается инцидент на мосту Лугоу, известном также как мост Марко Поло, расположенном вместе с крепостью Ваньпин в 15 километрах от исторического центра Пекина. Мост, построенный в конце XII века, был северо-западным входом в город, – ныне он в черте столицы КНР. В указанный день японцы, стоявшие по ту сторону моста, заявили, что во время ночных учений пропал их солдат, и ультимативно потребовали от китайцев вернуть сослуживца либо пустить в крепость для его поисков, но получили отказ, потому как, видимо, никакого пропавшего солдата и не было. Началась перестрелка, потом бомбардировка, 28 июля Пекин пал, за ним множество других городов…
Спустя два с небольшим года, 31 августа 1939 года, Германия разыграет куда более сложный спектакль с нападением эсэсовцев, переодетых в польскую форму, на немецкую радиостанцию в польском Глайвице, для чего были даже заготовлены «убитые немцы», – заранее умерщвленные и привезенные на место узники концлагерей. Отсюда и название операции – «Консервы».
Но причина и повод, как известно, вещи разные. По большому счету война уже шла – и в китайском, и в европейском вариантах. Японцы вторглись в Маньчжурию 18 сентября 1931 года (некоторые китайские историки считают эту дату началом Второй мировой), учредили там марионеточное государство, затем оккупировали земли на севере тогдашней Китайской республики, подошли к Пекину, который в то время хоть и не считался главным городом страны, но был одним из сердцевинных городов Поднебесной…
Японцы пошли дальше – на Монголию и на Советский Союз, с той лишь разницей, что получили по зубам на озере Хасан (29 июля – 11 августа 1938 г.), затем на реке Халхин-Гол (11 мая – 15 сентября 1939 г.) и решили дальше не идти. Вопреки устоявшемуся мнению, это были не «боестолковения», а полноценные сражения – длительные, кровавые, с использованием всех родов сухопутных войск. К какой войне отнести эти сражения – вопрос открытый.
И в Европе к моменту представления с «консервами» Гитлеру уже были скормлены Австрия, Чехословакия, кусок Литвы, то есть рухнуло почти все, о чем державы-победительницы договорились в Версале после окончания Первой мировой. (Кстати, план нападения на Польшу фюрер подписал еще в апреле 39-го, так что все было предрешено.) И, наконец, если война действительно мировая, то как не упомянуть об итало-эфиопской войне 1935–1936 годов, закончившейся оккупацией Абиссинии?
Две логики
О том, что с хронологией Второй мировой войны «не все так просто, как может показаться на первый взгляд», упоминает в «Полном курсе истории России» известный историк Евгений Спицын.
«Дело в том, что существующая версия ее начала – 1 сентября 1939 г., – рожденная исключительно на Западе, была слишком легко и непродуманно воспринята послевоенной советской, а затем и современной российской историографией, хотя еще в «Кратком курсе истории ВКП(б)», изданном в 1938 г., прямо говорилось о том, что Вторая мировая война стала реальностью».
Привязка к этой дате, считает историк, понадобилась Западу, точнее англосаксам, из политических соображений, поскольку намерение обвинить СССР в равной с Германией ответственности за развязывание всемирной бойни зародилось вовсе не в постсоветские времена, а вскоре после начала «холодной войны». Если придерживаться логики «Краткого курса» (или китайских историков), то бывшие союзники попадали в логическую западню. Раз уж Гитлер, согласно послевоенной западной мифологии, злодей изначальный и бесспорный, то почему ему позволили беспрепятственно поглотить Австрию, а затем, по Мюнхенскому сговору 1938 года, позволили расчленить Чехословакию (и Чехия вскоре вошла в состав рейха); почему последовательно и упорно мешали советской дипломатии создать антигитлеровскую коалицию в Европе; почему поляки не пустили советские войска на помощь чехам; и почему, наконец, практически вся Европа, включая тех, кто не считался союзником фюрера, и Польша, и Прибалтика, подписали с рейхом «пакты о ненападении»? И это далеко не все неудобные вопросы.
Но отсчет с 1 сентября 1939-го дает лукавую возможность повесить всех собак на пакт Молотова – Риббентропа и сочинить легенду о том, как два тирана договорились друг друга не трогать и начали раздел Старого Света. Один, легко придушив поляков, пошел душить французов, голландцев и прочих, другой напал на финнов, забрал Западную Украину, Западную Белоруссию, Бессарабию и кусок Литвы, а затем всю Прибалтику. Правда, и здесь не избежать тех же неудобных вопросов, главный из которых – почему Запад не начал войну против Сталина, если он «такой же, как Гитлер»?
Через два дня после нападения немцев на Польшу Великобритания и Франция, следуя союзническим обязательствам, объявили войну Германии. Но когда, спустя две недели, 17 сентября начался Освободительный поход Красной Армии в «восточные кресы» Польши – к тому времени уже покинутой своей властью и фактически не существовавшей, – никто Советам войну не объявил. Более того, Черчилль (в то время еще не премьер-министр, а первый лорд адмиралтейства), выступая по радио 1 октября, заявил, что «это необходимо для защиты России от нацистской угрозы», – хотя и выразил сожаление, что русские с поляками так и не сумели подружиться… Действующий премьер Чемберлен был с Черчиллем настолько согласен, что от себя лишь добавил в частной беседе: «Уинстон все правильно сказал».
Насущная история
Что касается пакта, то сотый раз приходится напоминать, что подобный документ СССР подписал самым последним, 23 августа 1939 года, когда иных вариантов отсрочить столкновение с Германией и избежать опасности войны на два фронта уже не оставалось. Кроме того, его оценка, равно как и споры о дате начала Второй мировой, выходят далеко за пределы «чистой науки», поскольку это буквально чистая политика. Многие уже забыли о том, что у нас впервые вопрос об оценке советско-германского Договора о ненападении был внесен в повестку I Съезда народных депутатов СССР (май 1989 г.) – мероприятия, с которого, по сути, начался внутренний демонтаж Союза, – а на втором Съезде в ноябре того же года его заклеймили как «преступный». Вдумайтесь, страна трещит по швам, в республиках – погромы, в магазинах – ни мяса, ни масла, ни стирального порошка, а высший орган власти посвящает себя вопросам истории… Так нарождающаяся российская «демократия» присягала западному Хозяину, с которым позволено общаться только в его логике. Пройдет немного времени, и по стране начнут гастролировать прогрессивные историки с лекциями о том, что Советский Союз вступил во Вторую мировую не 22 июня 41-го, а 17 сентября 39-го…
