В канун Всемирного дня книголюба, который отмечается 9 августа, хочется поделиться приятным: впервые за годы, когда интернет превратился в «наше все», россияне стали больше читать художественной литературы, чем лент новостей и сообщений в соцсетях. Соотношение 40 % и 37 % соответственно.
Таковы данные исследований ВЦИОМ. Опубликованы они более полугода назад, но вряд ли ситуация кардинально поменялась.
Наши сограждане в среднем прочитывают по две книги в месяц. Кроме того, совсем не читающие книг впервые стали меньшинством – их 41 %, тогда как, например, в 2017 году этот показатель составлял 51–52 %. В мегаполисах, как и вообще в больших городах, читают больше, чем на селе (44 % против 34 %), что, в общем-то, предсказуемо – деревенская жизнь сама по себе на порядок хлопотнее городской…
Среди жанров на первом месте исторический (30 %), далее идут научная и профессиональная литература (24 %), затем классика, отечественная и иностранная (20 %). Почти такой же показатель у фантастики и фэнтези, а современная художественная литература пользуется интересом вдвое меньшим. В итоге, отмечают «ВЦИОМ Новости», можно утверждать, что россияне стремятся к саморазвитию и предпочитают серьезное чтение легкому. Любовные романы, к примеру, выбирает один из десятка читателей, а ужастики – 3 %.
Поскольку статистика эта говорит о чтении как таковом, за кадром остается тема совсем не научная – магия бумажной книги. Магия, увы, уходящая… Сама персона книголюба связана именно с ней.
Дом не выдержит!
Писатель Александр Астраханцев в книге «Портреты. Красноярск. ХХ век» рассказал, как в начале 80-х «король книголюбов» Иван Маркелович Кузнецов получил квартиру на улице Робеспьера и пригласил его в новое, еще пустое жилье. Астраханцев понадобился «королю» как инженер-строитель по первой профессии.
«…его жена Нина Максимовна, встречая меня, умоляюще шепчет на ухо:
– Александр Иванович, он задумал все комнаты заставить книжными стеллажами и хочет посоветоваться с вами: выдержит ли пол? Прошу вас, скажите, что не выдержит, а то ведь нам жить негде будет!
…Я тогда взял бумагу и карандаш, на его глазах нарисовал схему конструкций этого дома, сделал расчет нагрузок на них со всеми нагрузочными коэффициентами и как дважды два доказал ему, что никакие конструкции не выдержат его многотонных книжных стеллажей. Тогда он, уже не столь уверенно, стал предлагать: а может, подвести под них какие-нибудь стальные балки? Но и балки были мною отвергнуты: ведь сталь, бетон и древесина – материалы плохо совместимые…»
Инженерные выкладки, как пояснял Астраханцев, были самые настоящие, а не ради успокоения жены книголюба.
Личная библиотека весом в несколько тонн – это если оставить за скобками число и ценность каждого экземпляра – по нынешним временам явление столь же далекое и странное, как египетская пирамида. Реликтом кажется и просто личная библиотека, пусть не многотонная, а хотя бы в несколько десятков томов… Как ни странно, нагляднее всего в этом убеждает не собственный опыт, а глянцевые журналы с рекламой жилых интерьеров, разработанных по последнему слову дизайна. В этих причудливых, напоминающих прозрачный лед пространствах место для книг не предусмотрено изначально – даже крохотное, символическое… Обладатель такого пространства вполне может быть читающим человеком, но древний, божественный смысл бумаги им уже утрачен: а книга – еще до ее содержания – это прежде всего поверхность, твердь – камень, медь, папирус, пергамент, береста, бумага… Текст, ушедший в другую, виртуальную вселенную, остается текстом, той же последовательностью букв и слов, но обращается в некие светящиеся частицы, которые может уничтожить каждый одним движением пальца, и потому текст уже перестает быть Вещью и теряет ценность. Чашка из китайского фарфора и полиэтиленовый стакан выполняют одну и ту же функцию – носителя жидкости, но первая – вещь, в ней есть ценность, второй – расходный материал, в котором есть какая-то польза и даже удобство, но ценности нет. Когда-то шкафы для книг считались в проектах вещью столь же необходимой, как плита и ванна.
В новейших жилищах ценность истреблена удобством, в них не видится перспективы пыли и того ласкового беспорядка, который присущ настоящей живой жизни, поэтому жить в них не хочется.
Изображение сгенерировано нейросетью Шедеврум
Книголюбие…
Другого слова, обозначающего явление, увы, нет – для меня связано исключительно с бумажной книгой; не только с любовью к слову, но к слову, обращенному в Вещь, и готовностью принести удобство в жертву ценности. И поэтому же с теплом и грустью вспоминаю квартиры близких, на поколение или два старших меня, где все было заставлено-завалено, включая кухню и даже санузел – в некоторых «сталинках» они бывали довольно просторными…
Мне бы хотелось жить в таких домах, и чтобы все дома были такими, но глянцевые журналы убеждают: такого уже не будет. Может, нечто похожее, а такого – нет. Надо попрощаться с этой жизненной средой – без обличений и заламывания рук, – как пришлось попрощаться с очень многим: гамашами, галошами, извозчиками, фотопленкой, пепельницами в подлокотниках…
Наконец, сама персона книголюба видится хоть и существующей, но уходящей – в силу причин вышеупомянутых, но и куда более серьезных. Владелец литературного агентства из Мюнхена рассказал не так давно, что за десять лет в Европе закрылось около 60 процентов книжных магазинов, однако не только по причине многажды оплаканного перехода с бумажных носителей на электронные, но еще и в силу радикального падения потребности в тексте как таковом. Текст вытеснило видео, картинки и примитивные формы письменности, тот самый набор петроглифов, которым снабжен каждый смартфон. Нас это тоже касается в полной мере… Но, по правде сказать, трагедия видится мне не столь глобальной: это прежде всего трагедия издателей, книгопродавцев и самих литераторов, которым все труднее перевести свое занятие в кормящее ремесло.
«Бумажная» эпоха уходит по той же простой причине, по какой автомобили с ДВС заставили уйти конки и дилижансы. У текста и лошади не было конкурентов – теперь есть. Но сама книга останется, только вырастет ее ценность. И, увы, цена. И само книгочтение переменит суть – из занятия безальтернативного превратится в элитарное. Каковым, по большому счету, и было в давние времена. Особенность лишь в том, что книга, даже легкая, становится единственным убежищем от интернета; нормальному, здоровому мышлению требуется длительное внимание, сосредоточенность – только большой и сложный (для каждого по-своему) текст дает такую возможность. В отличие от интернета, утягивающего в мышление курицы, память которой, по данным зоологии, не способна удерживать объект дольше пятнадцати секунд.
