Близкостоящие знаменательные даты 4 и 7 ноября – пусть последнее и разжаловано из государственных праздников – напоминают не только о важных вехах отечественной истории, но и о таком явлении, как гражданская война. После развала СССР пророчества о ней были повсеместными, но сбылись лишь частично и локально – например, в октябре 1993 года. Сегодня на гражданскую войну возлагают большие надежды проектировщики развала России.
Два Митьки
При всей условности исторических параллелей Смута была гражданской войной с элементами иностранной интервенции. О ее ходе и причинах написаны тома, но, по большому счету, все сводится к тому, что недовольство существующим положением вещей превысило критическую массу. Голод, эпидемии, цари «ненастоящие» были только катализаторами.
Недовольство было массовым, но разнородным – свое у бояр, у крестьян, у казачества… Клокотали тысячи неудовлетворенных амбиций, для которых любая смута – окно возможностей. «Приводить поганых» ради их удовлетворения – способ весьма распространенный. Поляки всегда мечтали о низложении Московии, но оба Митьки – так их называли современники – русские люди, равно как и многие стоявшие под их знаменами. Причем первый самозванец оказался настолько инициативным, что заставил с собой считаться поначалу колебавшийся польский сейм.
Однако были и другие русские, которые терпели ту же тесноту, но знали, что на все амбиции не угодишь, а Россия – одна, и надо ее спасать. И к счастью, этих русских оказалось достаточно, чтобы прогнать захватчиков, возвести на престол новую династию, при которой страна станет империей. Те русские люди капитально разрешили ситуацию – на три века вперед, как мы знаем.
Гражданская война, последовавшая вскоре после Великого Октября, произошла из той же критической массы противоречий. Это была почти в чистом виде война гражданская, поскольку граждане до взаимного смертоубийства не сходились в видении будущего страны. Одни видели ее монархией или буржуазной республикой, другие бились за первое в мире государство рабочих и крестьян. Но так или иначе белые и красные сражались за Россию. И когда многие из уцелевших проигравших отправились в изгнание, Россия продолжала существовать в них и для них – как тоска, демон, мечта – в том числе как мечта смертоносная.
«Проживешь ты, Рома, столько, сколько потребуется тебя с поезда снять и довести до ближайшей стенки, да и то под строжайшим караулом! Ну а попутно с тобой и меня, раба Божьего, поведут…» – отвечает генерал Чарнота на предложение генерала Хлудова вернуться домой. Булгаковский Хлудов застрелился, его прототип Яков Слащев-Крымский вернулся, преподавал тактику в школе комсостава «Выстрел»…
А победившие в Гражданской, пройдя через множество страшных поворотов, сумели построить уникальную советскую цивилизацию. Во многом мы живы благодаря ее наследию.
Когда эта цивилизация рухнула – под все той же критической массой – и вновь заговорили о гражданской войне, то со временем выяснилось, что внутренние конфликты у нас могут иметь какой угодно корень – националистический, буржуазный, бандитский и т. д., но только не гражданский. Причина в том, что одна из потенциальных сторон, требовавшая поставить страну под внешний «цивилизованный» контроль, видела свое гражданство в идеале несуществующим. Это своего рода антиграждане, поскольку их «прекрасная Россия будущего» – переставшая существовать страна, раздробленная на десятки колоний. Они не белогвардейцы, которые воевали за свою Россию, они изначально против нее, причем любой. И воюют не оружием – на это нет ни численности, ни храбрости, что они прекрасно понимают, и потому, как оба Митьки, уповают на интервенцию. Которая, опять же, возможна, примерно как дождь из лягушек, и потому они налегают на «деколонизацию», будят местные национализмы, религиозные фанатизмы и пр. В любом случае они не возмущенные граждане, не «другие русские» и даже не западопоклонники былых времен, а некий особый исторический тип. При встрече типу плюнули бы в рожу и поручик Голицын, и красноармеец Сухов.
Интересный вопрос: откуда он взялся?
Колониальный патриотизм
Как вторая половина ХХ века была ознаменована антиколониальной борьбой, так и начало следующего столетия характерно борьбой за право стать колониями. Особо явственно это движение развернулось на территориях бывшего СССР.
По сути, это было соревнование забывших о самостоятельности стран, или вовсе ее не знавших, за благосклонность мирового хозяина, который остался в единственном числе. Мечты об «интеграции в мировое сообщество» украшались националистическими рюшами, но в первозданной своей простоте сводились к наивной логике. Главное – благосостояние и безопасность, которые, в свою очередь, зависят от послушания, а его идеальный вариант – не иметь ничего своего: суверенитета, законов, промышленности. Кто послушен, тот патриот. Это и есть колония, только добровольная. Хозяин, разумеется, такое поведение всячески поощрял, руководил процессом, обучал туземные элиты. Но главное – проколониальное самосознание входило в сердца масс, правда, не везде одинаково. В Прибалтике, например, все случилось быстро и капитально, с полным соцпакетом в виде членства в Евросоюзе и НАТО. Грузии пришлось пройти через гражданскую и внешнюю войны, но в награду получить только американские центры по разведению боевых бактерий и моральную поддержку. Молдавии, также имевшей войну между собственными гражданами, понадобилось тридцать лет, чтобы вплотную подойти к цели, заявленной еще в начале независимости, – стать румынской колонией. Пусть даже без Приднестровья. Ереван, через тот же срок послушно сливший Карабах, находится в самом начале пути. Впечатляющая попытка развала государственности в Белоруссии в 2020 году посредством молодежных бунтов закончилась провалом… Труднее прочих пришлось Украине, показавшей самозабвенную готовность убить всех несогласных и самой лечь костьми за право быть колонией. Даже сейчас, когда костей в их земле без меры, один из тамошних граждан признается, что представить себе не может, «как кацапы могут жить, осознавая, что никогда не попадут в ЕС». Это не частное мнение, а срез народного патриотизма.
В России проводилась абсолютно та же работа. Мечтой передовой публики был лозунг Новодворской «Кто бы умный нас завоевал». Но, видимо, развал оказался недостаточно глубоким, а государственная память достаточно сильной, в итоге все обернулось появлением того самого типа людей. Тип был влиятелен, но малочислен и, главное, ненавидим большинством народа, которому отвечал искренней взаимностью. Тип транслировал современные аранжировки идей Чаадаева, но Чаадаевым не был – Петр Яковлевич все-таки за Россию кровь проливал, и так за нее переживал, что после поражения в Крымской войне хотел застрелиться… Для типа подобные события виделись тем же окном возможностей. Но окно становилось все меньше, а после 24 февраля вовсе закрылось, поэтому он и перелетел почти всей стаей за границу. Теперь он в своем естественном состоянии внешнего врага – а внутренним он и не был. Оставшиеся подались в идейные шпионы и железнодорожные вредители, которых периодически вытаскивают за шкирки наши спецслужбы.
