4 февраля отмечался Всемирный день борьбы с раком. И это еще один повод напомнить о важности ранней диагностики онкологических заболеваний. Что поможет вовремя обнаружить болезнь и есть ли в онкологии понятие полного излечения? На эти и другие важные темы мы поговорили с главным врачом краевого онкодиспансера Русланом ЗУКОВЫМ.
– Расскажите немного об онкологическом диспансере. Какую помощь здесь оказывают жителям нашего края?
– Начну с того, что мы
лечим не только жителей Красноярского края. В стенах нашего диспансера получают всю необходимую помощь пациенты из Тывы, Хакасии, Иркутской области. Пациентам доступна вся имеющаяся в нашем распоряжении лекарственная, хирургическая и радиотерапевтическая помощь.
Онкодиспансер не только лечебное учреждение, но и методический центр онкологической службы края. Данная служба включает большое количество медицинских организаций и начинается со смотровых, первичных онкологических кабинетов, центров амбулаторной онкологической помощи и заканчивается единственным в крае онкологическим диспансером.
Особое внимание необходимо уделить центрам амбулаторной онкологической помощи (ЦАОП), которые организованы в рамках национального проекта «Здравоохранение». Их главная задача – первичная диагностика и диспансерное наблюдение пациентов с онкологическими заболеваниями. В настоящее время в крае действует 15 ЦАОП, из них четыре в Красноярске. К 2024 году в регионе будет 20 амбулаторных центров онкологической помощи – филиалов нашего онкодиспансера. Благодаря этим подразделениям мы приближаем онкологическую помощь к населению региона.
Кадры решают все
– Одна из ключевых проблем нашей медицины – дефицит кадров. Для онкодиспансера этот вопрос актуален?
– У нас работают более 1 300 сотрудников, и это не только медицинский персонал. Помимо врачей, медицинских сестер в онкологическом диспансере работает большой штат технических специалистов, медицинских физиков и инженеров. Благодаря краевой программе подготовки врачей ежегодно большое количество терапевтов, хирургов и акушеров-гинекологов обучаются специальности «онкология» на цикле профессиональной переподготовки. Благодаря этой программе появилась возможность закрыть потребность в специалистах-онкологах в районах края.
Кроме того, мы используем образовательные сертификаты для подготовки специалистов в клинической ординатуре. Обучение длится два года, осуществляется распределение специалистов с учетом целевой направленности. Сейчас на кафедре онкологии обучаются 30 ординаторов.
– Какова ситуация с лекарствами для онкопациентов? Санкции и проблемы с логистикой сказываются?
– Мы всегда формировали запас лекарственных препаратов. Раньше запас составлял 3–4 месяца, сейчас – до полугода. Ключевых препаратов для лечения онкологических пациентов санкции не коснулись.
Наибольшую проблему составляют запасные части и расходные материалы. Однако благодаря программе импортозамещения и оптимизации отечественных производителей большинство проблем на сегодня решаются оперативно.
– Как часто случаются прорывы в лечении рака?
– Постоянно. Это касается как лекарственной, так и лучевой терапии. Лечение эволюционирует очень быстро: еще три года назад мы лечили пациентов по-другому. На сегодняшний день все чаще используются молекулярно-нацеленные, или таргетные, и иммуноонкологические препараты.
В отношении хирургии: увеличивается количество органосохраняющих и малоинвазивных вмешательств, которые составляют более 28 % всех операций. За последние годы мы существенно расширили перечень реконструктивно-пластических операций при опухолях головы и шеи, при раке молочной железы.
Затраты оправданы
– Сколько денег выделяется в крае на борьбу с онкологией?
– В этом году на онкологическую помощь жителям Красноярского края будет выделено более 7 миллиардов рублей.
– Это много или мало?
– По сравнению с другими субъектами Федерации у нас цифры существенно выше. Однако стоит отметить, что эти затраты абсолютно оправданы, поскольку эффективное лечение повышает качество и продолжительность жизни наших пациентов.
– Во сколько обходится государству лечение одного онкобольного?
– От нескольких десятков тысяч до полутора миллионов рублей. Диапазон очень большой и связан с объемом и перечнем той помощи, которую получает пациент.
– Значит, онкология – не приговор и обжалованию подлежит?
– Онкология – не приговор. Зачастую при распространенном опухолевом процессе мы можем перевести заболевание в состояние хронической болезни. Лечим пациентов, а при прогрессировании меняем линию терапии, причем количество этих линий может достигать десяти-двенадцати.
Пациентов на ранней стадии мы с высокой вероятностью можем избавить от данного недуга. Ранняя диагностика – основной враг рака. При этом она требует меньше финансовых затрат и имеет большую эффективность. Именно поэтому мы не устаем повторять: диспансеризация и профосмотры – основной инструмент борьбы с раком, потому что у рака на ранних стадиях симптомов нет.
Такие моменты не забываются
– Сколько операций в день проводят хирурги онкоцентра?
– Порядка 40–50 операций. У нас 18 операционных, это полностью закрывает наши потребности.
– Вы лично продолжаете проводить операции?
– Онкодиспансер – большой организм, требующий постоянного контроля. В условиях такого центра невозможно быть одновременно хирургом и главным врачом. Это я понял сразу, как только меня назначили. На сегодняшний момент удается регулярно участвовать во врачебных комиссиях, на которых определяется тактика лечения каждого нашего пациента.
– А помните самую сложную проведенную операцию?
– Конечно. Она длилась 4,5 часа, сопровождалась большой кровопотерей у пациента. Боюсь представить, сколько нервов потратил у операционного стола. Но все-таки удалось опухоль удалить, пациент от нас выписался. Такие моменты не забываются.
Онкология не молодеет
– Руслан Александрович, сколько в крае раковых больных?
– По прошлому году – 13 180 пациентов с впервые выявленным диагнозом злокачественного новообразования. В 2021 году онкология была выявлена у 12,9 тысячи человек.
В эти годы показатели снизились, поскольку меньше стало профилактических мероприятий, меньше выявляемости. Сейчас мы еще не вышли на доковидный уровень, но уже приблизились к нему.
Конечно, цифры серьезные. Но нужно понимать, что все чаще мы выявляем рак на ранней стадии. А это залог успешного лечения.
– А каковы основные виды онкологии?
– На первом месте рак молочной железы, на втором – рак кожи, на третьем – рак легкого. Такая структура характерна для всей страны.
– Есть ли какой-то общий симптом, который может быть звоночком человеку: нужно провериться именно на наличие злокачественных новообразований?
– Поймите, нельзя ждать этих «звоночков». Если появились какие-то симптомы, значит, опухоль достигла определенных размеров. Здоровый образ жизни, правильное питание и занятия физкультурой полностью не избавят от риска возникновения рака. Нужно регулярно проходить профилактические осмотры на диагностику злокачественных образований.
– Онкология молодеет?
– На самом деле нет. Некоторое омоложение связано, опять же, с выявлением онкологии на ранних стадиях. Большинство онкологических заболеваний развиваются очень медленно. Чем больше становится опухоль, тем быстрее она начинает расти – это закономерность. А вообще, средний возраст наших пациентов – чуть старше 64 лет.
– Экология влияет на развитие онкологических заболеваний или это миф?
– Это не миф. Просто помимо экологического влияние оказывают другие неблагоприятные факторы. Гиподинамия, избыточный вес, вредные привычки, гормональные и наследственные факторы – определить решающую роль одного невозможно.
Вредные вещества оказывают негативное влияние на клеточный цикл. Но если сравнить Красноярск и другие города края, то серьезных различий в статистике нет.
– Как на заболеваемость влияет наследственность? Если раком болел один из родственников, нужно ли чаще обследоваться?
– Наследственные формы рака составляют не более 3–5 %. Наследуется не сам рак, а предрасположенность к нему.
Верить в победу над болезнью
– Насколько важно для пациента погружаться в суть болезни?
– Раньше мы даже не использовали слово «рак». Это было частью охранительного режима. Диагноз озвучивали родственникам.
Сейчас мы говорим пациенту о его диагнозе, он подписывает информированное, добровольное согласие на проведение лечения. Решение принимает пациент, озвучивать его диагноз третьим лицам или нет.
– Но ведь многие люди достаточно пугливы, тревожны.
– Поэтому все зависит от того, как говорить. Наш посыл такой: да, у вас есть проблема, но мы можем ее решить, мы готовы вам помочь. Только нужно четко следовать нашим рекомендациям. Пациент сегодня становится активным участником лечебного процесса.
– Врач должен ему говорить, если лечение не помогает?
– Есть такой термин, как паллиативная помощь. Она необходима, когда пациенту не помогает химиотерапия, лекарственная терапия и хирургия. Когда все возможности человека исчерпаны.
Мы привлекаем психологов, работаем с религиозными организациями, делаем все, чтобы человек не оставался один на один со своей болезнью.
Бывает и так, что в результате оказания паллиативной помощи пациент выходит на стадию, когда ему становится по силам перенести химиотерапию или противоопухолевое лечение.
– Положительный настрой пациента и желание жить влияют на благоприятный исход?
– Самым серьезным образом! В диспансере действует целая служба онкопсихологов, они используют самые современные методы – арт-терапию, гипноз, проводят в том числе и онлайн-занятия.
Вера в то, что ты можешь победить болезнь, добиться хороших результатов, – это очень важно. Пациенты с положительным настроем больше доверяют врачам, выполняют все назначения, и, соответственно, мы получаем хорошие результаты.
Больница для жизни
– Как человек принимает этот диагноз?
– Все зависит от психотипа, доверия к медицине, воспитания, образования. Пациенты зачастую стараются получить второе мнение. И это нормально. Но только если мнение получено в другой медицинской организации, а не у гадалки или знахаря. Идя к специалистам в области карт Таро, человек рискует потерять время, которое для некоторых пациентов крайне важно.
– Пациенты часто прибегают к народной медицине?
– Не редко, и в этом нет ничего плохого, ключевой момент – все это пациенту нужно обсудить со своим онкологом. Народные средства могут применяться дополнительно к основному методу лечения, но не самостоятельно.
– Если пациент вылечил рак на ранней стадии, сколько он может прожить и не вспоминать о болезни?
– В онкологии нет понятия излечение, есть – длительная ремиссия. Один раз пролечившись в онкодиспансере, человек пожизненно находится на диспансерном наблюдении. Исключение – базальноклеточный рак кожи, там наблюдение длится 5 лет.
– Часто люди рассказывают о настоящих чудесах. Врачи давали год жизни – прошло уже четверть века, а человек бодр и весел. Вам часто встречаются такие случаи?
– Чудеса у нас происходят регулярно. Первые из них мы получили после начала использования таргетных препаратов, лечили меланому кожи. У пациентов на глазах исчезали опухолевые и язвенные очаги, которые были по всему телу. Но это не чудо, а тот самый ответ, за который мы боремся при проведении лекарственной терапии.
Сейчас мы проводим терапию иммуноонкологическими препаратами, которые активируют собственные клетки иммунной системы, они оказывают противоопухолевое воздействие и уничтожают опухоль. Вот здесь мы увидели больше «полных ответов» – когда у пациента уходят все метастатические очаги. Это прогресс, понимание правильных механизмов. Да, сейчас таких пациентов 5–7 %, но они есть.
– Врачам онкоцентра каждый день приходится сталкиваться с человеческой болью. Как справляетесь?
– Диспансер ничем не отличается от любой другой больницы. Пациенты проходят плановое лечение. У нас работают опытные специалисты, которые в большинстве своем начинали еще с ординатуры. Наши психологи помогают врачам, когда это необходимо.
Сейчас, когда большая часть реконструкции онкодиспансера позади, мы можем с уверенностью сказать, что «стены помогают», безусловно, – и работать, и проходить лечение в таких комфортных условиях легче и приятнее.
Фото Олега Кузьмина, из архива краевого онкологического диспансера им. А. М. Кыржановского
