Наслушавшись-насмотревшись-начитавшись авторитетных комментариев по поводу оставления Херсона российскими войсками, автор этих строк пришел к некоему «среднестатистическому мнению» о сказанном, которое открывается в новом свете, если перенести его в иную эпоху.
К примеру, представим себе земского старосту Кузьму Минина, который осенью 1611 года, забравшись на помост, обратился бы к нижегородцам с экспертной оценкой ситуации, каковая сводится к следующему.
Провал Первого ополчения есть свидетельство того, что страна очевидно не готова к полномасштабной борьбе с интервентами и бунтовщиками, власть упорно не желает объявлять тотальную мобилизацию промышленности, культуры и системы управления, ибо находится под влиянием «пятой колонны», ищущей тайного сговора с врагом, который все более вооружен, окрылен успехом, и все обещанное хорошее под большим сомнением.
В финале Кузьма обязательно произнес бы сакраментальную фразу: это реальность, и надо иметь мужество смотреть ей в глаза.
Думаю, после такой «суровой правды» не было бы никакого Второго ополчения – нижегородцы разошлись бы запивать брагой вновь нахлынувшую тоску.
В отечественной литературе есть несколько вариантов той судьбоносной речи, ни один из которых не может претендовать на подлинность. Даже каноническое из учебников «…не пожалеем имущества нашего, да и не только имущества – дворы свои продадим, жен, детей заложим…»
В те времена не было стенографии, ни тем более аудио с видео, и потому все вариации – плод писательской фантазии. Однако авторы не особо стеснялись, вкладывая в уста торговца мясом и неизвестно, грамотного ли, самый высокий слог и смысл, поскольку следствие его слова было абсолютно очевидным – собраны деньги, вооружено войско, разбит враг.
Слово было сказано в нужное время, в нужном месте и призывало к действию, а не к очередному «осмыслению». И уж тем более не для того, чтобы публика восхитилась аналитическими талантами Кузьмы Минина по прозванью Сухорук.
Особый вес слова
В экстремальной ситуации слово не только приобретает особый вес, но и попадает в иную, чем в мирно-расслабленное время, систему координат. То есть уже не так важно, насколько адекватно слово отражает реальность (а в большинстве случаев ни одно частное мнение не может претендовать на полное знание ситуации), гораздо важнее то самое место и время, в которых оно произнесено.
Печально известный Новочеркасский бунт 1962 года вылился из цехов электровозостроительного завода на городские улицы вследствие одной фразы. К рабочим, возмущенным одновременным повышением цен на продукты и снижением зарплат, вышел директор и сказал:
Жрали пирожки с мясом, теперь с ливером жрать будете. Расходись!
По другой версии, та же по смыслу реплика была произнесена в шутливо-примирительной тональности:
Ну что ж, товарищи, если не хватит денег на пирожки с мясом, будем покупать пирожки с ливером.
Но по сути варианты друг от друга не отличались – оба могли стать детонатором для накопленной в массах взрывной силы.
Директор сказал именно то, чего в данной ситуации не надо было говорить, за что поплатился должностью и партбилетом. А десятки бунтовщиков – сроками, 11 человек – высшей мерой.
Другой, куда более сложный, вопрос: что в таком случае следовало произносить? Какими словами вернуть людей из ослепления в разум, позволяющий искать выход и не творить бед?
И как вообще подбирать слова и темы, когда миллионы людей пребывают в состоянии, слава богу, не таком взвинченном, как новочеркасские рабочие, но весьма далеком от мирно-благодушного?
Если проще и конкретнее – кто-то у нас просчитывает, какие слова следует говорить в таких ситуациях, как оставление Херсона, а какие категорически нельзя?
Магистрали пропаганды
Россия очень большая, и потому главное нынешнее событие распределяется по ней весьма неравномерно. Кто-то воюет, кому-то, как жителям Донбасса, Курской и Белгородской областей, надо прятаться от артналетов, у кого-то душа болит за близкого…
Но подавляющее большинство, оставаясь в пространстве мало изменившегося мирного быта, имеет дело только с информацией. Попросту – с изображением и словом. И большинство переживает, судя по всему, сильно.
Необходимость поддерживать сражающийся народ, казалось бы, осознана давно и всеми. Так же как известен единственно подходящий для этого инструмент – государственная пропаганда. Точнее, государственная монополия на слово – слово не только талантливое, но тщательно взвешенное, просчитанное.
Пропаганда времен Великой Отечественной войны имела три главные смысловые магистрали: вера в святую правду нашего дела и неизбежность Победы, призыв к стойкости и готовности к жертве, непримиримость к идеям врага и самому врагу на поле боя.
С этим соотносилось абсолютно все – от заметки в дивизионной газете до кинопродукции и официальных заявлений. Информация о положении на фронтах выдавалась из одного источника, дозированно и без возможности домысливания.
Все, что пыталось двигаться помимо «трех магистралей», жестко пресекалось. Главное же в том, что пропаганда обращалась в призыв к действию каждого на своем месте, как и в случае с речью Кузьмы Минина, а не в диванную стратегию.
Теперь такой «тоталитаризм» кажется невозможным, да и само слово «пропаганда» обращено в ругательство. Мозг россиянина атакуют со всех сторон стаи ЛОМов – «лидеров общественного мнения», среди которых, разумеется, есть люди патриотичные и компетентные, а есть самозванцы, жулики, вражеские агенты.
Но даже если были бы только первые, это не создает единой картины, не дает внутренней ясности, которая так необходима. И дело не в собственно плохих новостях…
Обычный тыловой гражданин пребывает в состоянии не уходящего «разрыва шаблона», поскольку ему одновременно доносят о зверствах нацистского режима и «открытость к переговорам» с ним же; чехвостят каких-то генералов за «глупость или предательство» и превозносят боевые качества врага, которые минутой ранее были оплеваны и размазаны; говорят про козни «пятой колонны», не уточняя, кто и что именно замышляет.
Конечно, мне ответят, «для чего» нужно ЛОМовое многообразие. Люди должны мыслить самостоятельно и знать правду. Но превращение СВО в дискуссионный клуб чревато, мягко говоря, нехорошим. Дискутировать должны военные советы за плотно закрытыми дверями. А правда – это только то, что приближает Победу.
Часто звучащие рекомендации соблюдать «информационную гигиену» бессмысленны, пока не появится некая контора, строгая до суровости, которая будет просчитывать и решать, какие слова надо выпускать в народ, какие запереть, за какие наказывать. Кажущаяся невозможность становится необходимостью.
