И хотя нашему краю не так уж много лет – начиная со времен создания Енисейской губернии прошло меньше лет, чем со дня Бородинского сражения, – летопись нашего региона включает много славных событий и имен. Им редакция газеты «Наш Красноярский край» посвящает новый проект «История края в лицах». Открывает его история братьев Абалаковых, просто потому, что они – первые по алфавиту. А ранжировать великих по значимости мы не стали.
Покоритель пятидесяти горных вершин, на большую часть из которых он взошел первым, художник, скульптор – Евгений. Восходитель, создатель лучшей в мире школы альпинизма, наставник, судья, изобретатель – Виталий. Легендарные братья Абалаковы – гордость советского альпинизма и Красноярского края. Правда, сегодня слово «абалаковский» для большинства красноярцев, не имеющих отношения к спорту и Столбам, уже безликое определение вида снаряжения. А улица, названная их именем, у многих не пробуждает никаких ассоциаций. А ведь всего несколько десятков лет назад они были известны стране, пожалуй, больше, чем сегодня какой-нибудь Андрей Аршавин. В газетах их подвиги ставили в один ряд с полетом Гагарина.
Белые пятна судьбы
Они были очень разными и по характеру, и по физическому развитию, и по природным данным. Похожими их, кроме фамилии, делала, пожалуй, целеустремленность и общая любовь – к горам. Но идти к своим целям и вершинам они с определенного момента предпочитали по-разному.
Несмотря на то что Абалаковых можно назвать современниками нашего старшего поколения, и еще живы те, кто был лично с ними знаком, в судьбе этих альпинистов немало «белых пятен», с которыми они так активно боролись в горах. Разночтения появляются начиная с данных о происхождении.
Родились братья в Енисейске. По одним данным, считающимся официальными, в бедной казачьей семье. Но есть и другая информация, из которой можно сделать вывод, что отец их был золотопромышленником, владел артелью, торговал. Мать тоже была родом из небедной семьи. Не вызывают сомнения только казацкое происхождение и раннее сиротство. Мать умерла в феврале 1907 года при родах Евгения, когда Виталию только-только (в январе) исполнился год. Самому старшему из братьев, Михаилу, тогда тоже было немного – всего три года. Многочисленная родня помогала вдовцу растить трех сыновей. Но через два года и он умер от тяжелой болезни. Мальчиков забрал к себе в Красноярск дядя по отцу Иван Онисимович.
Евгений рос крепким и здоровым, но тихим и спокойным ребенком. Возможно, так распорядилась природа, а может быть, сказались особая нежность и забота, которыми его, оставшегося сразу после рождения без материнской ласки, окружили родственники. Виталий же все время болел: простуды, бронхиты, воспаления легких были его постоянными спутниками, что вообще-то в те годы было почти смертным приговором даже для взрослого человека. «Можно считать, – вспоминал Виталий Михайлович, – что спортом я занялся «с горя». Но мои данные были столь плохи, что меня не брали даже в гимнастическую секцию». Тем не менее Виталий занимался множеством видов спорта: гимнастикой, лыжами, коньками, плаванием, волейболом. Возможно, именно этот набор и превратил его в итоге в очень сильного молодого человека. Ну и, конечно, сказалась невероятная воля. При этом Виталий был заводилой всей улицы.
О самом старшем брате, Михаиле, воспоминаний найти удалось немного. По словам красноярского альпиниста Анатолия Шалыгина, его дядя Константин Шалыгин (живший на одной улице с Абалаковыми и друживший с ними) рассказывал, что Михаил тоже был неслабым парнем, но отличался от своих младших братьев по увлечениям. И хотя какое-то время ходил с ними на Столбы, ни скалолазом, ни альпинистом не стал.
Воспитание тайгой
К походам Виталий и Евгений интерес начали проявлять очень рано. Возможно, тяга к лесным тропам и умение ориентироваться в них и передалась младшим сыновьям с генами: отец легендарных советских альпинистов был удачливым таежным охотником. Кроме того, любовь к лесу привил братьям их дядя с материнской стороны Георгий Глотов. Он превосходно знал тайгу, любил ее и проводил в ней много времени.
Уже в зрелом возрасте в своих воспоминаниях Евгений сравнивал окрестности Красноярска со Швейцарией и Жигулями.
«Все свободное время мы проводили в тайге, углублялись в ее дебри на десятки километров. Ходили туда и летом, и поздней осенью, и зимой. Нередко ночь заставала нас в глухой, стонущей под напором ветра осенней тайге. Приходилось ночевать и в болоте, и на снегу», – писал он.
Братья научились хорошо разбираться в карте, определять направление «в сложном лабиринте скал по деревьям и камням, по направлению ветра, ночью – по звездам, а в густом тумане – по компасу». Окончив школу, они уехали учиться в Москву. Виталий – в МХТИ, Евгений – в Высший художественный институт. Но на каникулы приезжали в Красноярск. В один из таких приездов, в 1929 году, совершили свой первый дальний поход: от Бийска до Телецкого озера, через хребет Корбу к реке Абакан, по ней на плоту до Енисея. И уже по родной реке до Красноярска. Большой, непростой маршрут прошли почти без еды и специального туристического снаряжения.
Новичкам везет
Первая альпинистская, пока еще личная, победа Абалаковых датируется 1931 годом. Тогда братья Абалаковы в компании с Валентиной Чередовой, будущей женой Виталия, опытной столбисткой, впервые попали на Кавказ – в горный район Безенги. Новичков, не имеющих никакого опыта, отправили на поиски погибшей четверки восходителей. Поисковую экспедицию красноярцы решили завершить штурмом одного из кавказских пятитысячников – Дых-Тау.
В чистом разреженном горном воздухе альпинистам-дилетантам вершина показалась близкой и доступной. С собой у них не было даже примуса, а значит, о горячей еде не могло идти и речи. Даже снег не на чем было растопить, вместо питья – сосульки. Между тем путь оказался сложным, и пришлось встать на ночевку. Но вершина была покорена без потерь. Больше горы им легкомыслия не прощали – как говорится, новичкам везет. Впрочем, Евгений выходил неповрежденным победителем из любых схваток с горами. Рядом с ним заболевали и гибли гораздо более опытные и подготовленные альпинисты. А он, успевая ухаживать за больными, лечить чужие обморожения, вести дневники, делать зарисовки, варить еду, шел и шел вперед.
Невзирая ни на что
Своими среди альпинистов братья Абалаковы стали быстро, в том числе и благодаря определенной доле отчаянности, но прежде всего из-за невероятной выносливости и целеустремленности.
Уже в 1933 году Евгений входит в состав штурмового отряда экспедиции по восхождению на никем еще не покоренный пик Сталина (позже пик Коммунизма, сейчас пик Исмаила Самани) – 7 495м.
Уже на высоте 5 600 м большая часть команды испытала жестокие приступы горной болезни. О высотной акклиматизации тогда не имели представления. Позже ее разработает Виталий Абалаков. А в 1933 году пик Сталина нужно было взять любой ценой. Подобная установка была характерна для многих достижений советского времени. Тем более что экспедиция стоила немалых средств, а «спонсировалась» все еще не очень богатым государством, которое к тому же не всегда щадило своих граждан. Хотя, возможно, это оговорки уже нашего времени. А в то время многие люди были воодушевлены собственным энтузиазмом и стремлением к непокоренным вершинам, чтобы быть первыми. Тем, кто испытал вкус победы, его уже не забыть, ничем его не заменить и не исцелиться от стремления почувствовать его еще и еще раз. И поэтому задачу покорить вершину, невзирая ни на что, они чаще всего ставили себе сами.
Два участника экспедиции погибли, оставшиеся в живых остановились. Выше семитысячной отметки поднялись только двое – Абалаков и Горбунов. Они втащили на эту высоту двухпудовую (!) автоматическую метеостанцию.
Дальше к вершине Евгений шел в одиночестве. Отдыхать приходилось через каждые 20 шагов по полчаса. Через пять часов такого восхождения вершина сдалась.
«Вершина! Вот она! Не выдержал, от волнения и радости на четвереньках вполз и лег на чудесные, чуть тепловатые и защищенные от холодного ветра плиты. Встал, огляделся. На туманном фоне востока тоже встала огромная фигура. Я замахал руками – и там поднялись огромные лопасти и тоже замахали», – записал тогда Абалаков в своем дневнике.
С этого дня он стал в Советском Союзе альпинистом № 1. И практически каждый год подтверждал это неофициальное звание. Так, к примеру, за три месяца 1935 года он 30 раз прошел через высотные перевалы Туркестанского хребта, поднялся на 10 вершин, в том числе по скальным стенам. По шести из этих маршрутов он прошел первым.
О том, как относились ко всем трудностям альпинисты того времени, можно судить по дневникам Валентины Чередовой: «…Уже третьи сутки мы полностью голодаем. Вчера в уголке одного рюкзака мы нашли луковицу. Бережно и честно поделили ее на девять частей. С наслаждением ее лизали – каждый свой кусочек, стараясь продлить вкус лука во рту. Потом, конечно, съели.
И сегодня нам повезло. Опять в каком-то уголке рюкзака нашли шоколадную конфетку. Также бережно ее разделили на девять частей и по жребию раздавали каждому. Долго наслаждались, тихонько причмокивая и запивая микроскопические кусочки, на которые каждый из нас разделил свою часть, пустым кипятком… Несмотря на наше «критическое» положение, начинаются словесно-письменные игры, за ними – вокальный вечер. Каждый вечер во льду, снегу и скалах идут интересные разговоры. Воспоминания, рассказы о войне, анекдоты, мечты о будущем».
К «Повелителю духов»
Виталий был не так удачлив, как брат. Ему все давалось только через преодоление и потери. Возможно, он немного завидовал младшему брату. Может быть, причина была в другом, но с определенного времени, судя по разным источникам, знаменитые братья стали уже не так близки, как в начале своей спортивной карьеры. Скорее всего, между ними даже не было никаких особых размолвок, просто были они очень разными.
Виталий всегда выступал за тщательно подготовленные экспедиции с хорошо натренированной командой. А Женя, как он говорил, смело бросался в любую авантюру.
Своего рода точкой разрыва, если судить по воспоминаниям Виталия Абалакова, стало восхождение на вершину Хан-Тенгри летом 1936 года.
На счету у Виталия к тому времени уже было первовосхождение на пик Ленина. Были и другие победы над горами. Оба брата уже получили высшее в то время звание заслуженного мастера альпинизма СССР.
Как видно из дневников, Виталий на Хан-Тенгри – среднеазиатского «Повелителя духов» – не собирался. Восхождение было целиком инициативой Евгения. Он «выбивал» деньги, собирал и готовил группу, прорабатывал маршрут. Но возглавляемая младшим Абалаковым экспедиция начала разваливаться: кто-то заболел, кто-то не получил разрешение, а время уже было упущено.
«Я некоторое время колебался – в высокогорную экспедицию я не собирался – можно было только рассчитывать на помощь брата, с другой стороны, не поедешь – всю жизнь потом будешь себя корить, если там что-нибудь случится», – писал старший брат в своих воспоминаниях. И, наспех собравшись, поехал спасать экспедицию. Надеясь, впрочем, отговорить от поспешного восхождения:«Опять идем на авантюру? Сроки поздние, практически осень, без заброски и высотной акклиматизации, малой разношерстной командой, без вспомогательной группы, без радио, без серьезного высотного снаряжения. Не говорю про себя, что идти на Хан-Тенгри придется в наспех собранном и плохо пригнанном высотном снаряжении, в списанных армейских валенках… А что было за? Шумные возражения: уйти, вернуться, а как же престиж? Ведь на кону была репутация первого восходителя на пик Сталина…»
Цена авантюризма
Опасения Виталия оказались не напрасны. Восхождение далось трудно – начался период неустойчивой погоды с буранами, снегопадами и лавинами. После того как час спасали лошадь, провалившуюся в трещину, караван с провизией и снаряжением пришлось отпустить. Остановки, чтобы переждать непогоду, еще больше затягивали сроки. Питание, и без того неважное, подходило к концу, все мерзли. Температура временами падала до минус тридцати. Но вершина была взята.
Настоящие проблемы начались на спуске. Измученные, полуголодные, плохо одетые альпинисты катастрофически теряли силы.
Из дневника Евгения Абалакова: «Высота 6 300. Виталию совсем скверно, его валенки без обивки и скользят на сильно оснеженных скалах… Всех мучает одышка и пересыхает в горле. Все глотают снег… Виталий совсем уже не может идти. Темнеет. Лазают по склону, находят свои палатки, но не узнают, считают, что это прошлогодняя стоянка алмаатинцев… Мне даже жутко стало, ясно, что от всех невзгод у ребят мозговой заскок».
Страшно читать и воспоминания старшего брата:
«Ленц (здесь и далее имена других участников экспедиции.– Прим. ред.) чувствует, что силы уходят: еще немного, и он не сможет самостоятельно спускаться… Миша совсем плох, говорит: «Оставь меня здесь, хоть сам спустишься… Не мучь, видишь, не могу…»
«В палатке посмотрели друг на друга – у Ленца, Миши и меня сильные обморожения, мы больше походили на скелетов, так исхудали».
«Во что бы то ни стало нужно вызвать караван. Но кто пойдет? Ленц и тем более Миша в очень тяжелом состоянии. Мог бы пойти Леня – ноги у него целы, но он пока что вполне невменяем; Женя необходим здесь – кто-то должен варить, кормить с ложечки, снимать штанишки… Неужели мне? Правая нога ничего, обморожена не очень – конечно, кожа сойдет, но поскольку болит, значит, живая, а вот левая – безнадежна – почернела, вздулась, опираться можно только на пятку… Одолевала высокая температура, слабость. А ведь до поляны больше двадцати километров – и не по тропе, а по хаосу льда и камня. Дойду ли?»
«Посмотрел на свои почерневшие руки – от них стал исходить трупный запах – я гнил заживо».
Виталий дошел, спас группу. Но восхождение на Хан-Тенгри не внес в список своих побед: «После ампутации 13 пальцев на руках и левой ноге всю жизнь меня мучил вопрос: кому и зачем бросился я помогать?» – говорил он позже.
Техника без опасности
Лечение было долгим. Швы на ранах все время расходились. К тому же через год после восхождения Виталий попал в застенки НКВД. Кто-то из «товарищей» донес, что знаменитый альпинист слишком интересуется зарубежным опытом и экипировкой и дружит с иностранными спортсменами.
Во времена охоты на врагов советской власти и чистки рядов и не такое многим казалось подозрительным. Но сегодня очевидно, чего хотел от «проклятых капиталистов» Абалаков. Хорошая экипировка в те годы была редкостью, и валенки в высокогорном восхождении, по словам альпиниста Анатолия Шалыгина, в те годы были обычным делом. В горы ходили и в тяжелых тулупах, и в обычных стеганых фуфайках. Однако это не спасало от воспаления легких и прочих смертельно опасных заболеваний. Высоко в горах постоянный холод, разреженный воздух и чрезмерные нагрузки быстро истощают организм, и он перестает сопротивляться даже плевым на взгляд городского жителя болячкам.
Инвалидность и два года лагерей не стали преградой для возобновления тренировок. Но долгих 10 лет понадобилось, чтобы самому вернуться в горы. Во время войны Виталия отправляют готовить военных альпинистов. В середине войны в горы тоже в роли инструктора направляют и младшего брата, ушедшего на фронт добровольцем.
Абалаков-старший всегда был сторонником безопасных восхождений, а после опыта Хан-Тенгри это стало его идеей фикс: «От жадной погони за новыми впечатлениями и приключениями, после многих лет восстановления физической формы – ликвидации последствий обморожений и ампутаций – с большим трудом удалось перейти к серьезной и кропотливой работе по подготовке спортивных экспедиций, в которых наряду с формированием и ростом команды самое большое внимание уделялось вопросам безопасности».
Тайна гибели
Первые советские альпинисты взошли на Эверест в 1982 году. А ведь это восхождение могло произойти гораздо раньше. И хотя история не имеет сослагательных наклонений, если бы не трагическая, необъяснимая случайность, первым покорителем высочайшей вершины мира мог стать Евгений Абалаков.
В 1948 году он готовился взойти на очередной, самый северный семитысячник планеты – пик Победы. А в уме уже держал экспедицию на Эверест. С его невероятными природными данными, развитыми годами тренировок, и удачей это было вполне вероятно.
Но за полтора месяца до штурма пика Победы, в ночь на 24 марта Евгений Абалаков погиб на квартире своего друга альпиниста Беликова, где они отмечали встречу с фронтовым товарищем и назначение Абалакова руководителем экспедиции. Официальная причина – отравление газом от неисправной газовой горелки. Но многое остается неясным. Расхождения начинаются с восстановления событий на месте происшествия. Кто-то свидетельствует о том, что пока накрывался стол, Евгений пошел в ванную. Там он включил газ, чтобы подогреть воду, но то ли горелка погасла, то ли он ее не поджег (во что при его жизнелюбии и планах на будущее просто невозможно поверить).
По другим воспоминаниям, уже после застолья они с другом долго беседовали, когда все уже легли спать. Утром хозяева обнаружили их в ванной мертвыми. Вокруг были видны следы борьбы. Смерть наступила от отравления газом. Что произошло между двумя фронтовиками и был ли кто-то третий в их компании, осталось неясным. Так же как и то, почему отравились газом только двое из всех, кто был в этой квартире. «Концы с концами не сходятся», – сказал по этому поводу брат Виталий.
Сердце знаменитого альпиниста было отправлено в институт для исследования и объяснения его уникальных способностей. Кроме новых маршрутов, покоренных вершин и огромного опыта для подрастающего поколения альпинистов, он оставил после себя скульптуры, зарисовки, воспоминания и книгу
«На высочайших вершинах Советского Союза».
Виталию Абалакову судьба позволила еще 15 лет ходить в горы, 10 раз стать чемпионом страны по альпинизму, создать уникальную, лучшую в мире школу альпинизма. Под его руководством прошло более сотни значимых восхождений, и ни в одном из них за 20 лет не погиб ни один участник. Теперь уже он стал альпинистом № 1 в стране.
Виталий Абалаков всю жизнь посвятил разработке безопасного альпинистского снаряжения. Он разрабатывал новые, более надежные приемы страховки в горах. Гимнастические снаряды, на которых проходили выступления на московской Олимпиаде в 1980 году, созданы Виталием Абалаковым.
Многие альпинисты вспоминают его как довольно жесткого человека. Об этом же пишет в своих дневниках и его жена Валентина Чередова, пятикратная чемпионка СССР по альпинизму, заслуженный мастер спорта: «…Виталий – вечно сухой, думающий только о себе и любящий только себя». Скорее всего, в этих словах, написанных после крупной ссоры, сквозит обычная женская обида. Но человек, который только благодаря невероятной воле вырос из хлюпика в сильнейшего альпиниста мира, безусловно, не позволял себе слабости. Вполне объяснимо, что того же он требовал от других. Тем более что прекрасно знал, чем эти слабости могут обернуться в горах.
