Буквально неделю назад трое подростков избили взрослого мужчину, сделавшего одному из них замечание. И этот случай, к сожалению, не единичен. Приходится признать, что «наше будущее» становится все более криминальным.
Почему так происходит и можем ли мы хоть как-нибудь противостоять подростковой преступности? Эти вопросы обсуждались на круглом столе «Преступление и наказание» несовершеннолетних правонарушителей» в редакции нашей газеты.
В дискуссии приняли участие начальник отдела воспитательной работы с осужденными ГУФСИН России по Красноярскому краю Андрей Луханин, начальник подразделения по делам несовершеннолетних ГУ МВД России по Красноярскому краю Наталья Шапруто, уполномоченный по правам ребенка в Красноярском крае Ирина Мирошникова, правозащитник, заведующий кафедрой уголовного процесса юридического института СФУ, председатель краевого общественного комитета по защите прав человека Александр Назаров, священник храма Иоанна Предтечи (Красноярск) о. Дмитрий Любочко, психолог, заместитель начальника межрегионального отдела психологической работы с осужденными ГУФСИН России по Красноярскому краю Вероника Пугачева, журналист, заместитель главного редактора газеты «Наш Красноярский край» Юрий Тишков.
«Такое поведение становится для подростка нормой»
«Наш Красноярский край»:
– Сегодня у нас тема не самая радостная, но, к сожалению, это реалии нашей жизни. По информации Института социологии РАН, за последние 8 лет доля «законопослушных» подростков снизилась почти вдвое: с 32 до 15 %. И наоборот: несовершеннолетние, которые периодически дерутся, пьют, курят, воруют, хулиганят, – это уже не 58 %, как раньше, а целых 69 %. И если 8 лет назад к числу трудных можно было причислить лишь каждого десятого подростка в России, то сейчас это уже каждый шестой. Среди школьников 10–11-х классов 48 % имеет опыт участия в драках… Какая статистика по Красноярскому краю?
Наталья Шапруто:
– Наши цифры, к сожалению, тоже не радуют. В текущем году уже зарегистрировано 597 преступлений, совершенных подростками, участниками стали 558 детей. Плюс к этому около 250 общественно опасных деяний совершено детьми, не достигшими возраста привлечения к уголовной ответственности, то есть 14 лет. В целом количество правонарушений выросло на 33 %. Самое страшное, что повторная подростковая преступность выросла на 78 %. Это говорит о том, что противоправное поведение ребенка становится нормой жизни.
На учете на сегодняшний день состоит 3 278 подростков – за правонарушения, в том числе и преступления.
Андрей Луханин:
– Наши данные также не вселяют надежду. В настоящее время в колонии г. Канска пребывает 61 несовершеннолетний, 54 подростка находятся в следственных изоляторах края. Цифра вроде как небольшая, но контингент приходит крайне тяжелый: 60 % несовершеннолетних имеют не один состав преступления.
Наши психологи, соцпедагоги, воспитатели считают причиной ситуации тот курс, который взят нашим государством, – на создание института ювенальной юстиции. Мы надеялись, что с трудными подростками будут эффективно работать представители общественности и только как крайняя мера будет использоваться лишение свободы. К сожалению, так не получилось. Психологи опрашивали наших ребят и пришли к выводу, что отсутствие наказания порождает безнаказанность. 74 % несовершеннолетних находятся на учете у психиатра: они больны алкоголизмом, наркоманией, причем с раннего возраста. 100 % несовершеннолетних – из неполных семей, у четверых парней мать, отец, братья, сестры в колонии. 78 % ребятишек, находящихся у нас, в возрасте 17–18 лет. И не потому, что именно в этом возрасте совершаются преступления, – нет, просто к этому моменту у судебных органов, у прокуратуры просто иссякает терпение.
Воспитание безнаказанности
«Наш Красноярский край»:
– Почему сегодня мы видим такую картину?
Вероника Пугачева:
– На мой взгляд, первая причина все-таки в том, что транслируется у нас по телевизору. Такой информационный поток дает возможность переступить закон не только детям из неблагополучных семей, но и тем, кто растет в семьях относительно благополучных.
Второе, но даже более важное – это родители. Они либо перестают контролировать ребенка, дают ему возможность почувствовать себя взрослым с самого раннего возраста, либо, наоборот, излишне опекают. До определенного момента садят под колпак, потом он вырывается и начинает «хватать воздух».
Деформация семейного воспитания – самая существенная причина. Проблемы как таковые не у детей, а у родителей…
Александр Назаров
– А я вижу причину в отставании уголовной политики от реальности. Действительно, нам одно время казалось, не буду скрывать – и мне тоже, что нужно спасать несовершеннолетнего нарушителя от колонии. Надо его во что бы то ни стало оставить на свободе – работать с ним индивидуально, потому что, если он уйдет в колонию, – это все, конец жизни, черное пятно на биографии. Но когда плотно занимаешься этой проблемой, приходит понимание, что пятно будет одно и то же, независимо от того, будет он на свободе на учете или в колонии. Как это ни парадоксально, возможностей для индивидуальной работы на свободе меньше, чем в колонии.
Я сегодня полагаю, что на этот факт должны обратить внимание суд и прокуратура, органы власти. Если все-таки есть риск повторного совершения преступления, почему бы не применить лишение свободы – хотя бы на короткий срок? Либерализм, который мы сейчас наблюдаем, ударяет по самим подросткам. Они от безнаказанности совершают новые преступления, потому что после суда и условного срока они возвращаются в ту же среду как герои.
Так что нужно серьезно подумать о смене вектора государственной политики и не пугаться применения реального лишения свободы.
Наталья Шапруто:
– Абсолютно согласна с Александром Дмитриевичем. Либерализм станет причиной того, что подростковую преступность будет все сложнее остановить. Подростки, которые неоднократно совершают преступления, открыто говорят сотрудникам полиции: «Что вы мне сделаете? Мне все равно за это ничего не будет!» Это воспитание безнаказанности.
Вот пример из последних. В Норильске ребенок с 2009 года состоит на учете, неоднократно совершал общественно опасные деяния. Был помещен в училище закрытого типа в Санкт-Петербурге, полтора года отучился, вернулся обратно в Норильск и стал совершать преступления. В результате два преступления прекращены за примирением с потерпевшим, шесть преступлений прекращены в связи с амнистией, а вот меру наказания ему назначили – я даже о такой никогда не слышала – три месяца обязательных работ с осуждением – условно – на год. И в результате такого «наказания» сейчас в отношении него расследуется еще 16 эпизодов преступной деятельности. Из них часть составов – тяжкие преступления, это массовые поджоги автомобилей. Ждать до тех пор, пока он убьет кого-нибудь?
Все хорошо в меру. Я понимаю, что один раз можно применить условную меру наказания, но если человек не понимает? Суд прошел – условную меру дали, родители выдохнули – и забыли.
Ирина Мирошникова:
– Мы сегодня много говорим о наказании – насколько оно адекватное и правильное. Первопричину я вижу немного в другом. Наказанию предшествует преступление, преступлению – среда, в которой ребенок воспитывался и которая создала условия для развития его таким, каким он стал. Конечно, важную роль играет семья и то, как мы работаем с ребятишками в школе, чем занимаем их досуг, в каком общественном пространстве они у нас растут. Многократно обруганное советское время обеспечивало занятость в общественных организациях, пионерии. Сейчас детей собрать гораздо труднее – вот об этом надо говорить. Надо говорить о том, что дети слышат в семье, что слышат с экранов телевизоров, – все это рождает в них тревожность. И, если ей некуда выйти, все это выливается в агрессию.
О. Дмитрий Любочко:
– У нас действительно нет отлаженной системы воспитания – семейной, религиозной, нравственной, социальной. Мы готовы вести работу со школьниками, приходим в школы, нам говорят: мы вас здесь не ждали, вам здесь делать нечего. Единственная школа, куда меня приглашают, – на Щетинкина, 1. Там мы занимаемся с детьми.
И в нашей системе воспитания тоже есть некоторые пробелы. В церкви воскресная школа выпускает детей в возрасте 12 лет. И возвращаются они, когда венчаются и крестят детей. Для того чтобы восполнить этот пробел, нами была создана система скаутского метода воспитания подростков, и сейчас мы работаем достаточно успешно. У нас около 80 детей в Красноярске, Назарово, Шарыпово, Емельяново, Дивногорске. Есть перспективы работы в селе Дзержинском, Канске. Работу ведем уже несколько лет. Налажена работа с Госнаркоконтролем по профилактике наркотизации подростков, с МЧС – КГКУ «Спасатель».
Наши подростки стараются быть такими, как боевые офицеры из МЧС. А основа всего – православная вера. Десять заповедей и десять законов следопытов, которые очень похожи. Таким детям невозможно стать наркоманами и преступниками, хотя подростковый возраст, конечно же, дает о себе знать. Как священник вижу упущения в воспитании со стороны родителей: когда приходится пахать – отдавать кредиты-ипотеки, времени на детей остается мало. Тем не менее, если в сердцах детей записаны заповеди Божии, для них это преграда, нужно преступить нравственный порог, чтобы совершить какое-то преступление. У них есть ориентиры.
«У родителей просто физически нет времени»
«Наш Красноярский край»:
– Понятно, что средства массовой информации транслируют общепринятую культуру, и тем не менее, насколько велика роль СМИ в формировании личности подростка?
Юрий Тишков:
– Роль СМИ весома. Информационное поле стало гораздо шире, чем в советские времена, и от этого никак не заслониться. Беда в том, что средства массовой информации находятся в настолько либеральной ситуации, что их информационную политику не контролирует вообще никто. Есть статьи УК, которые запрещают публично призывать к терроризму и экстремизму, – вот и все, наверное. СМИ пользуются свободой и делают что хотят, потому что их основная задача – не воспитывать, а извлекать выгоду. По-моему, нельзя частным компаниям давать полную свободу в сфере информационной политики.
Есть государственные СМИ, которые должны государственную политику поддерживать, – и они делают это. Но они не умеют разговаривать на языке детей – они разговаривают на своем языке, который не все взрослые-то понимают. Во времена советские, о которых мы сегодня еще не раз вспомним, у детей были собственные СМИ – типа «Пионерской правды», «Пионерской зорьки», журналов. Через них все ценности, в том числе и православные, транслировались. Ребенок не мог видеть трупов крупным планом – нигде.
А родители не стали больше заняты, чем в советские времена. Тогда дети находились в безопасной среде, где роль родителей не была единственной воспитательной ролью. Они находились в школе, в пионерских лагерях. Происходил в первую очередь воспитательный процесс, и только потом – образовательный. Сегодня эта система разрушена абсолютно, этой задачи у школы нет.
Вот у меня трое детей. Мы просыпаемся в семь утра, будим младшую дочь – ведем ее в садик, среднюю – в школу. Старшая спит – она учится во вторую смену. Возвращаемся вечером в половину восьмого – старшая еще в школе. Получается, как минимум четыре часа до школы никто ее не контролировал – ни школа, ни родители. Если раньше родители знали имена друзей своих детей, то теперь у них 150 френдов «в контакте», и, о чем они переписываются, вы никогда не узнаете. И эта среда абсолютно бесконтрольна.
Родители физически могут общаться с детьми полтора часа в день, какими бы хорошими они ни были. Все остальное время они находятся вне семейной среды. Если эту среду никто не «окучит», я имею в виду государство в первую очередь, то этого не сделает никто. Нет единства воспитательной среды.
К сожалению или к счастью, я атеист, но не могу не признать, что церковь – это последний институт, в котором «базовый пакет ценностей» сохранился в том виде, в каком он должен быть, и который владеет методикой их «сообщения». Я не знаю, кто еще в России способен это сделать сегодня.
«Нужна социализация»
«Наш Красноярский край»:
– А может, стоит снизить возраст наступления уголовной ответственности? Например, с 10 лет можно подпасть под суд в США, Англии, Австралии, Швейцарии. Уголовная ответственность с 13 лет наступает во Франции. В Ирландии, как и в некоторых восточных странах, можно отправить в колонию 7-летнего ребенка…
Александр Назаров:
– Я противник снижения возраста уголовной ответственности. Вы можете хотя бы на секунду представить Центральный суд города Красноярска, где в клетке, – а мы единственная страна, которая их сохраняет пока, – сидит 12-летний подросток, который совершил тяжкое преступление. Это тогда будет просто нездоровое общество – должна быть другая форма работы, если мы допустили, что в 12 лет человек совершил убийство.
Другое дело, что надо выстраивать работу с лицами, которые совершили общественно опасные деяния до 14 лет. И это прерогатива образования, а не силового ведомства.
Может быть, это могло бы быть помещение в резервации – закрытые образовательные учреждения.
Ирина Мирошниченко:
– Не могу поддержать стремление создать изолированное сообщество для содержания таких ребятишек. У нас в области социальной защиты населения такой опыт был. После Канской воспитательной колонии мы помещали детей в социально-реабилитационной центр в Ястребовке. Уже через несколько лет мы пришли к выводу, что идея неудачна. Практически там сколачивались новые банды. Масштабы асоциального поведения только возрастали. Мы изменили эту практику совершенно. Сейчас Ястребовка работает в обычном режиме, а в самой колонии начинает работать соцучреждение – за полгода до освобождения ребятишек. Их готовят к выпуску, готовят семьи, в которых они будут проживать после возвращения из колонии. Этот вариант более перспективен. Не нужно изолировать – нужно социализировать, перед ними должен быть успешный пример.
«Улица примет всех»
«Наш Красноярский край»:
– Этот круглый стол мы собрали по просьбам наших читателей, которые не могут найти выход из сложившейся семейной ситуации. Дорогие коллеги, какой совет, рекомендацию вы бы дали родителям подростков?
Вероника Пугачева:
– Самое главное – понимать своего ребенка. Все подростки проходят через этап проб и ошибок. 95 % ребят преступают запретную черту на какое-то мгновение, задача родителей – поймать их в этот момент и объяснить, что такое хорошо и что такое плохо. Поговорить. Нельзя кричать, потому что, если с ним случится это еще раз, подросток не пойдет к вам, он пойдет на улицу. А улица примет всех детей.
«Наш Красноярский край»:
– А как вести себя с замкнутым или агрессивным ребенком, который даже разговаривать не хочет?
Вероника Пугачева:
– Нужно обращаться за помощью – к школьным психологам, психологам социальных учреждений, в центры диагностики и консультирования. Специалисты смогут объяснить, как нужно работать именно с этим ребенком, потому что родители могут этого просто не знать. Родители зачастую боятся огласки. Думают о том, что соседи скажут, а время уходит. Иногда и правонарушения совершаются, чтобы доказать родителям: я другой, вы меня совсем не понимаете.
Александр Назаров:
– Я думаю, на первом месте должен быть контроль. Родители должны контролировать детей постоянно. Вот его нет в 10 вечера – все! Это SOS, ЧП. Нужно сразу начинать выяснять, где он. Нужно знать круг общения своего ребенка, интересоваться им у классного руководителя – узнавать, бывает он вообще в школе или нет.
О. Дмитрий Любочко:
– Когда ребенок совершает проступок, это сигнал, что в семье далеко не все благополучно.
Согласен с коллегами: с детьми должны работать профессионалы – педагоги, психологи, священники. Дети живут сегодняшним моментом, это особенность работы головного мозга – лобные доли у них еще окончательно не сформированы, а именно они отвечают за аналитику. Это произойдет только годам к 25.
Нужно подростку показать: вот ты совершил преступление, что будет дальше? Что потом? Ты станешь взрослым – на что ты потратишь свою жизнь?
Я уже девять лет тюремный священник в СИЗО. Общался с людьми, которые всю жизнь просидели в тюрьмах. Все они очень сожалеют о содеянном. Для них такая жизнь была романтикой какое-то время, потом это стало наркотической зависимостью. Человек настолько связан своим образом жизни по рукам и ногам, так встроился в эту систему, что выйти из нее самостоятельно не имеет никакой возможности. Опыт работы говорит о том, что можно успешно работать даже с осужденными пожизненно, не говоря уже о подростках. Дети в этом возрасте наиболее способны к обучению. И все, что мы совместно можем в них вложить, даст результат. А выбирать дальше уже им самим.
Когда я общаюсь с заключенными-подростками, говорю о воспитании характера, о том, что гневаться и доказывать свою силу физически – это слабость на самом деле. Настоящая сила – уметь не реагировать на провокацию, не включаться в ситуацию, а создавать ее. Это, говорю, в вашей среде поможет завоевать авторитет. Они в этом возрасте все мечтают быть авторитетными.
Если течет крыша, бессмысленно вытирать полы – нужно убрать источник проблемы. Мы с вами в основном боремся с результатом, а не с причиной. Все решается только профилактикой.
