Иногда доказательство от обратного выглядит убедительнее, чем прямое… В одном из интервью Владимир Путин процитировал фрагмент статьи русского философа Ивана Ильина «Что сулит миру расчленение России».
Написана она была в 1950 году, когда СССР, главный победитель во Второй мировой войне, становился одной из двух сверхдержав и, казалось бы, ни о каком «расчленении» и речи идти не может. Но именно в такие моменты, когда мы набирали силу, оживал этот план наших врагов – план, по сути, ровесник самой России.
Антиутопия Ильина
Ильин пишет о том, что если западная мечта сбудется, то она неизбежно загонит в могилу самих мечтателей. На месте единой страны возникнет по меньшей мере двадцать «независимых» недогосударств со своими недо- – правительствами, армиями, бюджетами и пр., на которые тут же накинется свора и начнет рвать уже разорванное, а потом друг друга.
Державы всего мира (европейские, азиатские и американские) будут вкладывать свои деньги, свои торговые интересы и свои стратегические расчеты в нововозникшие малые государства; они будут соперничать друг с другом, добиваться преобладания и «опорных пунктов»; мало того, выступят империалистические соседи, которые будут покушаться на прямое или скрытое «аннексирование» неустроенных и незащищенных новообразований (Германия двинется на Украину и в Прибалтику, Англия покусится на Кавказ и на Среднюю Азию, Япония – на дальневосточные берега и т. д.).
Россия превратится в гигантские «Балканы», в вечный источник войн, в великий рассадник смут. Она станет мировым бродилом, в которое будут вливаться социальные и моральные отбросы всех стран («инфильтранты», «оккупанты», «агитаторы», «разведчики», революционные спекулянты и «миссионеры»), все уголовные, политические и конфессиональные авантюристы вселенной. Расчлененная Россия станет неизлечимою язвою мира.
Спустя десятилетия Путин произнесет одну из своих крылатых фраз: «Зачем нам такой мир, в котором нет нас», которую можно считать отражением мысли Ильина о том, что убийство России погубит тех, кто этого желает.
Живой организм
При этом философ уверен, что мечты о гибели России происходят от ее враждебного непонимания и предчувствия собственной гибели:
Установим сразу же, что подготовляемое международною закулисою расчленение России не имеет за себя ни малейших оснований, никаких духовных или реально политических соображений, кроме революционной демагогии, нелепого страха перед единой Россией и застарелой вражды к русской монархии и к Восточному Православию.
Мы знаем, что западные народы не разумеют и не терпят русского своеобразия. Они испытывают единое русское государство, как плотину для их торгового, языкового и завоевательного распространения. Они собираются разделить всеединый российский «веник» на прутики, переломать эти прутики поодиночке и разжечь ими меркнущий огонь своей цивилизации.
Иван Ильин, монархист, последовательный идеолог Белого движения, до конца жизни оставался ярым врагом большевиков, он не понимал и не желал понимать сам феномен Советского Союза, но именно он стал автором, возможно, самой ясной антиутопии о гибели России.
Среди эмигрантов его поколения, исповедовавших ту же ненависть к «красным», жило убеждение за союз «хоть с чертом», лишь бы против Советов… Но Ильин понимал, что «Россия есть живой единый организм» – это название другой его работы, созвучной упомянутой антиутопии.
Всякий другой народ, будучи в географическом и историческом положении русского народа, был бы вынужден идти тем же самым путем, хотя ни один из этих других народов, наверное, не проявил бы ни такого благодушия, ни такого терпения, ни такой братской терпимости, какие были проявлены на протяжении тысячелетнего развития русским народом.
Ход русской истории слагался не по произволу русских Государей, русского правящего класса или тем более русского простонародья, а в силу объективных факторов, с которыми каждый народ вынужден считаться. Слагаясь и возрастая в таком порядке, Россия превратилась не в механическую сумму территорий и народностей, как это натверживают иностранцам русские перебежчики, а в органическое единство.
Над амбициями и бедами
Тем не менее план этот живее всех живых, он вновь всплыл после начала СВО, что является доказательством возвращения нашей силы. Владимир Мединский в серии книг «Мифы о России» показывает повторяющуюся на протяжении столетий простую зависимость: снисходительная благожелательность к нам наблюдается только в периоды нашей слабости, а возврат к силе порождает только ненависть. Когда мы «партнеры», «коллеги» и тем более «друзья», есть повод задуматься о том, правильно ли ведем себя. Когда же нас изображают исчадием ада и желают «деколонизировать» – значит, набираем силу.
Причем сила эта не столько в оружии, сколько в общем понимании цели, вставшем над внутренними противоречиями, новыми и застарелыми бедами. Это, по сути, очередное воспроизведение сюжета, 413-ю годовщину которого отмечаем 4 ноября.
Козьма Минин, нижегородский купец средней руки, уроженец приволжского городка Балахна, сын солевара Мины Анкудинова, как полагают, обрусевшего татарина, вошел в отечественную историю как инициатор и вдохновитель Второго ополчения, изгнавшего польских интервентов из Московского государства. Князь Дмитрий Пожарский стал, по-нынешнему говоря, военным специалистом, исполнившим народную волю.
Это распределение исторических ролей знакомо каждому.
Создатели Второго ополчения 1611–1612 годов дали наглядный образец народного единства. Именно так оно выглядело и будет выглядеть в дальнейшем, когда сословность, достатки, давние и свежие обиды, спесь, национальные различия, амбиции, гордость – все это уходит на второй план ради исполнения общей национальной задачи.
Захотим помочь московскому государству, так не жалеть нам имения своего, не жалеть ничего, дворы продавать, жен и детей закладывать, бить челом тому, кто бы вступился за истинную православную веру и был у нас начальником, – все так и было, как изложено в «Истории…» Сергея Соловьева и как вошло в сознание десятков поколений.
Моменты народного единства еще тем ценны, что очень редки на фоне народного разъединения, апофеозом которого была Смута, когда каждый тащил одеяло на себя, когда буйным цветом разрастались эгоизмы – личные, сословные, семейные и прочие, – разрастались до того, что ради ублажения этих эгоизмов русские люди были согласны и на самозванцев, и на прямое иноземное владычество, и на «умри ты сегодня, а я завтра». Первое ополчение как раз в этом и захлебнулось. Потом разъединение будет показывать себя постоянно, даже в мирное время…
Но если среди нас еще сохраняется способность повторить то, что сделали четыре с лишним века назад Козьма и Димитрий, лавочник и воин, значит, еще не все потеряно. Точнее, ничего не потеряно. Потому что один такой момент единства перевешивает тысячи моментов разъединения.
