В прошлом году, готовя материалы для нашего проекта «200 лет Енисейской губернии», познакомился я с одним интересным человеком. Так случилось, что сразу материал не написал, отложил в долгий ящик – бывает. Потому и фотоснимки летние. Но, думаю, рассказ о нем и сегодня актуален. Многим молодым и здоровым, которые вечно всем недовольны, поучиться бы у героя этого очерка оптимизму и любви к жизни.
Медведи здесь ходят по улицам
Звоню ему на днях:
– Как жизнь, Сергей Николаевич?
– Нормально! Мороз. Снега навалило. Борюсь с ним каждый день, а он все валит и валит…
Большое сибирское село Кордово раскинулось в долине Кизира – одной из красивейших рек Красноярского края. Она дугой огибает село с юго-восточной стороны. А с северо-западной проходит знаменитая железная дорога Абакан – Тайшет, «трасса мужества».
Кордово расположилось между двумя этими приметными ориентирами. Вокруг могучая и суровая тайга, богатая зверем и птицей, орехом и ягодой.
Не случайно именно здесь еще с советских времен работает Курагинский промхоз, который заготавливает и отправляет на экспорт дикоросы, в штате его профессиональные охотники. У них вся тайга разбита на участки, стоят избушки-зимовья. Добывают соболя. В здешних местах практически каждый мужчина охотник. Если не профессионал, то как минимум любитель.
Такой, как наш герой, Сергей Николаевич ДЬЯЧЕНКО, бывший школьный учитель.
Он в тайге с малолетства. Тысячи километров намотал пешком по окрестным распадкам, гривам и урочищам.
Главное его увлечение, ставшее почти второй профессией, тоже таежное, связано со зверем и птицей – таксидермия. Профессия редкая, таксидермистов в нашем крае по пальцам можно пересчитать. Они изготавливают чучела животных.
С подворья Сергея Николаевича на краю села видны тайга и зеленые горы. До Кизира рукой подать. Потому и новенькая, свежевыкрашенная лодка во дворе. Да не просто лодка – целая баржа. Длинная, крепкая, надежная.
– Красавица! – восхищаюсь я. – Неужели сами сделали?
– Ракеты в космос запускаем. Так почему нам, деревенским парням, не сделать лодку? – смеется хозяин. – Смастерили вместе с сыновьями. Она у нас уже за первый Кизирский порог ходила. Нет, сильно мощный двигатель не нужен, даже под «Вихрем» идет против течения.
Мы приехали к нему с сотрудницей Курагинского музея. Хозяин охотно показывает гостям свои владения. Этот кусок земли купил лет семь назад, а так-то они с женой живут в другом доме, в другой части села. Здесь у них что-то вроде дачи, которую глава семейства продолжает улучшать и обустраивать.
– Грунтовые воды близко, пришлось участок окопать, дренаж сделать, – объясняет Дьяченко.
Тут и просторная мастерская, где он занимается таксидермией, и надворные постройки, и стайки для скотины. Восемь голов скота держит семья – коровы, бычки, телята. Огород, теплица. Молодой сад.
– Вот яблоньки прививаю, вот со сливой экспериментирую, – показывает садовод. – Нравится мне это дело, я же биолог.
Пара лаек заливисто вмешиваются в наш разговор – охотничьи, рабочие. Стоит фундамент под будущий дом. Это было еще летом. А сейчас, рассказал Сергей Николаевич, уже стены до половины поднял. Почти все сам, пару раз только сыновья помогли. Есть у него пасека, десяток-полтора ульев. Хозяйство большое, расслабиться не дает.
– Недавно, когда верба цвела и пчелы много меда несли, пришел ночью медведь, – рассказывает Дьяченко. – И за пружину калитки зацепился. А рядом электроизгородь для животных. Он и в ней запутался. Его током бьет, он ревет, бедолага… Мы выскочили, а мишка вырвался и убежал в тайгу, только клочья шерсти оставил. Молодой, глупый, его люди видели – ходил вокруг села… Ну, пойдемте в мастерскую.
Ремесло или искусство?
Большая комната с рабочим столом, инструментами, заготовками. И, будто в зоологическом музее, всюду развешаны и расставлены чучела представителей местной таежной фауны. Птицы, белки, соболи, голова кабарги. В просторных сенях висят головы крупных зверей, лося и марала. Под ними самодельные охотничьи лыжи, подбитые камусом. Антураж что надо. Прямо дымом таежного костра потянуло.
– Все, что здесь находится, это лишь малая часть моих работ. Таксидермией я занимаюсь почти 40 лет, остальные работы у заказчиков, в музеях или подарены кому-нибудь. Они и в Москве известны, бывали на выставках. Однажды грант получил, заняв первое место, – рассказывает Дьяченко. – Часто приглашают на разные профессиональные слеты – в Москву, Питер. Но где на поездки денег взять?
Он показывает альбом с фотографиями своих изделий. Здесь и медвежьи шкуры под четыре метра в длину, и чучело медведя, и рысенок, он сейчас в Иркутском музее. А вот сюжетная работа – волк нападает на косулю. Рябчики, цапли, утки. Барсук с лопатой.
– Сергей Николаевич, наверное, в глазах какой-нибудь Греты Тумберг вы страшный монстр. Да и среди наших читателей наверняка есть трепетные натуры, у которых обязательно возникнет вопрос: зачем убивать зверей и делать из них чучела?
– Да, мне часто задают этот вопрос. «Зеленые» относятся к таксидермии отрицательно. Как, собственно, и к охоте. Об этической стороне нашего ремесла много спорят. Нет, специально «на чучела» животных никто не убивает, – объясняет Сергей Николаевич. – Но охоту ведь пока еще не отменили? Это древний традиционный промысел, тем более в Сибири. Вряд ли человек от него завтра откажется. И таксидермия – такое же старинное ремесло. Но в капканы охотников попадают не только ценные пушные звери. Часто – разные птицы: совы, сойки. Или те же лисички – их промхоз не принимает. Они все равно уже погибли. Но они не пропадают безвозвратно, я делаю из них экспонаты. Крупные животные все добыты по лицензии, и не для чучел.
Мастер показывает симпатичного соболька:
– Была просто бракованная шкурка. Мыши погрызли. А я ее подлатал, зашил, повернул другим боком – и вот, пожалуйста. Цаплю принесли однажды мертвую, уже, извините, в опарышах. Ничего, я не брезгливый. Сделал ее. Охотники наши, когда сезон заканчивается, часто мне приносят животных или шкурки, которые не имеют товарной ценности. Вот откуда материал для чучел.
Есть у него и ответ на вопрос: для чего?
– Я в школе 11 лет биологию преподавал. Как детям зверей изучать? Зоопарка у нас нет. По картинкам в учебнике? Это не то. Возил их каждый год в музей Мартьянова, там хорошие чучела. Устраивал для ребятишек открытые уроки в своей мастерской, знакомил с основами таксидермии. Вы бы видели, как у них глаза горели! Им это интересно, – объясняет Сергей Николаевич. – В общем, чтобы изучать фауну, надо иметь перед глазами настоящие образцы. Как, например, учить хирурга без человеческого тела?
Соглашаюсь с ним.
Люди украшают чучелами животных таежные заимки, охотничьи домики, загородные коттеджи. Можно спорить, хорошо это или плохо, этично или нет, но это есть и пока пользуется спросом. А представить себе любой краеведческий музей без изделий таксидермиста просто невозможно. Другое дело, что выполнены они могут быть по-разному.
Вспоминаю, что в детстве в моем городе был магазинчик «Наглядные пособия». И там продавались чучела уток, белок. Какое же это было убожество! Все страшные, жалкие, одинаковые и облезлые. Видимо, какая-то артель их штамповала.
А у Сергея Николаевича все зверюшки как живые. И все разные, нет двух одинаковых, каждый экспонат сделан с любовью. У этой белочки мордочка «серьезная», у этой – «веселая». У всех позы разные. Этот зверек – затаился, этот – охотится, а этот – бежит. Нет, все же таксидермия не только ремесло, но еще искусство.
– Творческий подход здесь обязателен. Иначе халтура получится. Принесут иной раз гору некондиционных беличьих шкурок – сижу целыми днями, кручу их по-всякому, примеряю. От этой отрезал, этой добавил…
Сергей Николаевич рассказывает о тонкостях таксидермии.
Узнаю, что есть два типа чучел. Набивные и манекенные. Наш мастер предпочитает первые – больше простора для творчества.
Для таксидермии требуется много чего – химикаты, «запчасти»… Те же носы, пасти, глаза. Все это сейчас можно купить в интернете. Лучшие звериные глаза – из США и Канады. Но часто мастер делает их сам – плексиглас, краска, всякие приспособы. Отливает головы птиц. Делает художественные композиции – чучело животного и пейзажик на кусочке дерева. Для этого пришлось учиться рисовать, взял несколько уроков в интернете.
– Первая моя картинка была – ледоход. А вот здесь свои избушки изобразил. Люблю таежные сюжеты…
Он тоскует по тайге, где у него раньше был хороший участок. Но сейчас ходить туда не может, передал его одному из сыновей. Дело в том, что наш герой на инвалидности. Уже во взрослом возрасте обострилась вдруг детская травма – еще мальчишкой его ударило по ноге бревном. Вроде и армию отслужил, ничего не беспокоило, а однажды так прихватило… Начались хождения по врачам, пришлось делать операцию. Теперь прихрамывает. Но это не останавливает его: на жизнь смотрит позитивно, работает за троих, руками умеет делать все.
С «дачи» едем к нему домой, он очень хочет показать еще одну свою мастерскую, в которой шьет шапки. Не каждый скорняк – таксидермист. Но каждый таксидермист обязательно еще и скорняк.
И сами не пропадут, и других спасут
Сергей Николаевич – человек непростой судьбы. Жизнь его ломала и гнула, да не сломала.
Родился в Туве в Ак-Довураке. С детства рыбачил, любил природу. Когда ему было восемь, родители переехали в Курагинский район. Окончил школу, отслужил срочную, поступил в Абаканский пединститут на факультет химии и биологии, так как давно решил – это его призвание.
В вузе и увлекся таксидермией.
– В общежитии парень один был, старше меня на два курса. Он прямо у себя в комнате делал чучела. Я говорю: научи меня, – вспоминает Дьяченко. – Он как раз делал вальдшнепа и утку. Я на вальдшнепе попробовал. Получилось. Потом в студенческой библиотеке нашел две книги по таксидермии Заславского. Этот мастер работал в Зоологическом музее Москвы. Проштудировал их, что-то законспектировал. Сейчас у меня все эти конспекты в голове…
А сколько мы препарировали голубей на физиологии животных! Мешками. Возьму парочку, сделаю чучела. Поставлю за окном, девчонки форточки открывают, крошки им сыпят… Потом в Кордово приехал, начал в школе преподавать, участок взял от промхоза, охотился в отпуске. Соболей сдавал по договору, а что попадало в капканы вместо соболя – на чучела.
В 90-е работать в школе стало невозможно. Зарплату не платили месяцами. Однажды выдали ее одеялами! И он решил: хватит. Семью-то надо кормить. Трое сыновей растут.
Пять лет отработал мастером в лесничестве. Вернулся в школу ненадолго. Но там старшие классы закрыли, осталась только «началка». Пришлось идти в охрану на железную дорогу – стрелком, начальником караула. Чтобы лишнюю копейку заработать, шил шапки.
– А этому где научились?! – удивляюсь.
– В школе еще. Подруга матери увидела, что я кроликов держу. Спрашивает: а куда шкурки деваешь? Да никуда, так лежат. Она говорит: поехали со мной, – вспоминает Дьяченко. – И забрала меня на каникулы. Я, говорит, буду шапку шить, а ты стой рядом, смотри и тоже шей, все за мной повторяй. Так и научился… В 90-е это умение нас очень выручило. Делали с сыном шапки, упаковывали их в коробки, сдавали на рынок. На первые вырученные деньги, помню, холодильник и цветной телевизор купили. С пультом! Кредит за мотороллер отдали.
Мы разговариваем в пошивочной мастерской. Сергей Николаевич показывает шикарные лисьи шкуры, которые сам добыл, когда еще таежничал:
– Храню их в мешках. Сто лет с ними ничего не будет. Положишь туда кусок любого мыла, никакая моль не залезет! Мое ноу-хау.
Шапки у мастера великолепные. Такие мало кто шьет, это высший пилотаж. Просто выставочные экземпляры – ушанка, малахай… Жаль, сейчас их почти не носят, все на вязаные перешли. Но в сильные морозы натуральный мех незаменим. Да и красиво.
– Дам совет женщинам. Не надо бояться ухаживать за мехом. Загрязнилась шуба или шапка? Берете обычный бытовой отпариватель – и вперед. Меху ничего не будет, – сообщает мастер.
Его жена, Вера Николаевна, приглашает нас отобедать. Да так радушно, что неудобно отказаться. Она тоже учитель, преподает в начальных классах. Поженились они еще во время учебы в том же Абаканском пединституте.
– Но знакомы мы были раньше! Я у жены был пионервожатым, когда она еще в 5-м классе училась. Смешная была такая, косички как у Пеппи Длинныйчулок, – смеется Дьяченко. – Я пряниками ее угощал.
Прожили всю жизнь душа в душу, троих сыновей вырастили, внуки подрастают. Два сына пошли по стопам родителей, тоже учительствуют – здесь, в районе. Один служит в Росгвардии. Парни, как и отец, любят тайгу, охоту.
Сидим за столом, пьем чай, и поскольку мы с Сергеем люди одного поколения, нам по 60, перемываем косточки молодежи.
– Сыновья в меня пошли, успел им что-то передать, чему-то научить. А внуки уже не хотят работать руками. Терпения у них не хватает, все в гаджеты тычут…
Как обычно, разговор заходит про политику, про Путина и американцев.
– Они нас хотят санкциями сломить?! – восклицает мой собеседник. – Да когда по телевизору про них говорят, я смеюсь! Кого вы хотите запугать? Мы 90-е пережили. Мы русские, деревенские. Все Курагино в огородах. Тайга рядом. Мы такое поколение, которое умеет выживать. Мне не зазорно делать что-то своими руками, я не пропаду.
Сергей Николаевич оптимист, каких поискать. В нем ни грамма жлобства, хитрости, снобизма. Располагает к себе сразу. В общении прост, щеки не раздувает. Человек приветливый, жизнерадостный, открытый. Настоящий сибиряк.
Смотрел на него и думал: наверное, с таких мужиков Твардовский ваял образ своего Василия Теркина. Они и сами не пропадут, и других спасут. Хоть на войне, хоть в мирное время.
Спрашиваю его, когда он все успевает. И скотины полный двор, и стройка, и сад-огород, и пчелы, и чучела… Еще и на охоту с подсадными утками ездит. Это у него новое увлечение после того, как перестал в тайгу ходить. Дом ухоженный, уютный, все удобства, второй этаж надстроен. Просто немыслимо – столько тащить на своих плечах, столько всего уметь.
Он отвечает просто:
– Работать надо. Не лениться. Не злиться ни на кого. Не завидовать. И все будет хорошо.
Дай вам Бог здоровья, Сергей Николаевич. Глядя на вас, хочется жить.
Фото автора
