В конце прошлого года в одном из московских судов был оглашен приговор 19-летнему студенту РГГУ: четыре года лишения свободы в колонии общего режима. Его признали виновным в преступлении, предусмотренном частью 4 статьи 354.1 УК РФ – «Реабилитация нацизма и оскорбление памяти ветеранов Великой Отечественной войны».
Поправка к этой статье УК была добавлена весной прошлого года. Такой суровый приговор выносится по ней впервые.
Студент Матвей Ю. совершил мерзость.
Напившись в баре со своими друзьями, он вышел на улицу и, проходя по Измайловскому бульвару, остановился у стенда с фотографией ветерана Великой Отечественной войны. Сначала написал на нем грязное слово, а потом расстегнул ширинку и помочился на стенд. Причем прицельно – метил повыше.
То есть умысел налицо, он прекрасно понимал, какой именно плакат оскверняет. Дружки его, такие же оболтусы, все это снимали на видео. Студент выложил ролик о своем «подвиге» в «Инстаграм» на всеобщее обозрение. Что, конечно, свидетельствует о его выдающихся умственных способностях. Видео было замечено общественностью. Разгорелся скандал. Суд, приговор, тюрьма.
Этот инцидент дал повод для размышлений нашим журналистам: адекватно ли наказание совершенному проступку? Не слишком ли оно суровое? А может, наоборот, слишком мягкое?
Выпороть – и заставить работать!
В личности правонарушителя нет ничего примечательного. Сыт, одет, благополучен, о куске хлеба насущного думать не приходится, живет на содержании родителей. По словам адвоката, ее подзащитный – «адекватный и умный мальчик из приличной семьи», его отец отставной военный. Про ум и адекватность – хорошая шутка. Матвей учится (верней, учился) в РГГУ по специальности «гостиничное дело». Катался на скейтборде, рисовал граффити, вел блог с несколькими сотнями подписчиков, в котором преимущественно кривлялся на камеру. Типичный представитель своей эпохи и своего поколения.
Когда дело получило огласку и дурачка взяли за жабры правоохранительные органы, он быстро «исправился» и сладко запел на тему «простите, дяденьки, я больше так не буду». Осознал свою вину, принес публичные извинения, на суде говорил, что был сильно пьян и не соображал, что творит. Он, мол, никогда не разделял нацистских и экстремистских убеждений и т. д.
Мне его раскаяние не показалось искренним.
Дело получило широкий общественный резонанс, публика в соцсетях со всей своей диванной непримиримостью осудила поступок Матвея. Его, как водится, требовали распять и распылить на молекулы через повешение.
Суд услышал глас народа. И впаял детине почти по полной. Максимальный срок за это правонарушение – пять лет. Хотя статья предусматривает и более мягкие наказания – штраф, исправительные работы.
Категорически осуждаю приговоренного. Его поступок отвратителен.
Но не слишком ли мы озверели, дорогие сограждане, в своих искренних и благородных патриотических порывах?
Не многовато ли, господа правоохранители? Четыре года зоны! Шутка ли. За что? Злодей покушался на основы государственности? Готовил теракт и разливал в гараже коктейли Молотова? Расхищал капиталистическую собственность на сотни миллионов? Кого-то убил, в конце концов?
Нет. Оступился человек. Серьезно оступился. Раньше это так называлось. И раньше за это тоже наказывали, но шкуру до костей не снимали.
Зачем в тюрьму-то сразу? Из чувства благородной мести? Или чтоб другим неповадно было? Может, нам крайне важно – сломать судьбу этому оболтусу, потому что мы такие жестокие? Кто-то надеется, что колония его исправит и он выйдет оттуда белым и пушистым? Покажите мне тех, кого она заставила сильней любить Родину, чтить ее историю. Мы же за это его посадили, правда? За то, что не любил и не чтил.
Но тогда рядом с ним должны шить рукавицы и некоторые деятели культуры, чьи бездарные, вызывающе халтурные фильмы о войне оскорбляют память о ней не меньше, чем поступок нашего антигероя.
Четыре-пять лет в России дают расхитителям госсобственности, коррупционерам, вымогателям, грабителям, а то и убийцам. Бывает, даже условно. Или с отсрочкой наказания.
Этот же, хоть и свинья порядочная, но ничего подобного не совершал. Лучшим наказанием для него был бы год-полтора принудительных работ, причем тяжелых. На стройке или на кирпичном заводе. А по вечерам пусть бы выносил горшки в госпитале для ветеранов. Экскурсию в Хатынь ему прописать. Книги о войне заставить читать. Не порекомендовать, а именно заставить, со сдачей экзамена. Можно тумаками. Астафьева, Быкова, Адамовича… Чтобы проникся. Слышал, в какой-то исламской стране приговоренному к смертной казни предлагают альтернативу: выучи наизусть Коран за полгода, и мы тебя не повесим. Говорят, некоторым это удается.
Иногда жалею, что у нас в стране запрещены телесные наказания. Бывают ситуации, когда без них не обойтись. Здесь именно тот случай. Выпороть хорошенько и заставить работать. А мы ему серьезный срок – и на дно, к уголовникам. Ну давайте тогда расстреливать, чего стесняться? Если уж суровое наказание, то суровое до конца. Замочим одного-двух – остальные сразу стихи о войне начнут учить наизусть.
Это, если что, был сарказм. А то подумаете, я его оправдываю. Нет, только призываю к милосердию и здравому смыслу.
Пацаны эти, у которых в душе ничего святого, растут не в безвоздушном пространстве, а в обществе, среди нас. В том обществе, в котором тратятся миллионы на проекты «патриотического воспитания». Трескучие казенные речи об этом патриотизме, об уважении к истории родной страны звучат из каждого утюга. Но, как мы видим из вышеизложенного, весь гражданский пафос проходит мимо иванушек, не помнящих родства. В одно ухо влетает, в другое вылетает.
Так может, некачественная она, пропаганда? Может, мы ею как-то неправильно занимаемся? Недорабатываем? Дома, в школе, в обществе в целом? Если не до каждого доходит, и они потом на мемориалах опорожняются. В Приморье тоже был подобный случай пару лет назад, с девицами. Но там никого не посадили, ограничились штрафами.
Наше государство умеет сурово и неотвратимо проявлять свою силу и власть, когда нужно наказать, покарать. Но когда нужно предотвратить, воспитать, вразумить и направить, оно предлагает «комплексный план мероприятий по патриотическому воспитанию», от которого скулы сводит, и уголовные статьи для тех, кто не проникся. А с воспитанием как-то плохо получается. Чтоб им до печенок дошло, чтоб они плакали. Как плакали мы, когда смотрели «А зори здесь тихие».
Короче, прозевали пацана. Дали ему четыре года и умыли руки. Из колонии выйдет тот же оболтус, только уже обозленный на весь мир.
Вот вам «четверочка»
Несколько свежих примеров из российской судебной практики. Посмотрите, за что у нас еще приговаривают к четырем годам колонии. И решите: сравнимы ли по своей опасности эти преступления с теми, что совершил осужденный.
В Кандалакше за развращение ребенка приговорили к четырем годам педагога.
В Санкт-Петербурге четыре года колонии дали мужчине, который избил женщину, и она скончалась на месте от тупой травмы живота.
В Алтайском крае суд приговорил к четырем годам колонии общего режима 35-летнюю мать за истязание своих детей и неисполнение родительских обязанностей.
В Кирове на 4,5 года посадили бывшего министра лесного хозяйства региона за взятки на 23 миллиона рублей.
МНЕНИЕ
Наказание как кара только тогда будет действенным, если суд с учетом субъективной стороны преступления и перспектив изменения личности осужденного изберет такую меру причинения физических и моральных страданий, которые бы не ожесточали его, а заставляли испытывать угрызения совести и стремиться к позитивным самоизменениям, а главное – адекватно воспринимать назначенную меру наказания.
Михаил Гернет, российский и советский специалист по уголовно-исполнительному праву, доктор юридических наук
Ему не ломают жизнь. Она уже сломана
Так уж повелось – после каждого более-менее громкого приговора открывается мини-фестиваль народного законотворчества под условным названием «Была б моя воля…».
Между моралью и правом
По части наказания преступника демонстрируется предельное разнообразие – от «дать пожизненное», «разорвать тракторами», «подвесить за ноги» и пр. до «заставить подметать улицы», «всыпать ремня», «провести беседу и отпустить». Или просто отпустить.
В области «кто виноват?», напротив, все ограничивается давно знакомым ассортиментом: семья, школа, интернет, телевидение, капитализм, либералы, патриоты, государство, лично Ельцин, лично Путин (далее пустая строка, нужную фамилию вписать).
Что касается приговоров по так называемым охранительным статьям, которые появились у нас сравнительно недавно, то здесь предсказуемость абсолютная.
Свободолюбы возмущаются жестокостью «госмашины»; в особых случаях (как с «пуськами», например) взывают к милосердию, всепрощению, которое будто бы «Христос заповедал»… Упорные консерваторы тоже возмущаются, но уже мягкостью той же «машины», требуют крови и мести, ибо мы на краю пропасти и пр.
Ничего особо страшного в таких «фестивалях» нет – граждане всего лишь самовыражаются, изливают накипевшее, тем более что кипит одно и то же, аж зевать хочется… Правда, участников, в том числе антагонистов, роднит одно – они в упор не видят Уголовного кодекса. Которому, конечно же, можно предъявить тысячу претензий (а без претензий в наше время существуют только светила небесные), но другого у нас нет.
Между моралью и правом всегда возможны зазоры, иногда – пропасти, однако равное существование множества моралей и прав – это хаос. Поэтому останавливаются на чем-то одном. Простите уж за столь простое напоминание.
А кроме того, есть в подобных спорах известная доля лицемерия – хотя бы потому, что тридцать лет у нас было принято восхищаться «диктатурой законности», которая будто бы царит «во всех развитых странах» (и проявляется даже в мельчайших мелочах, вроде эпизода с американской теткой, высудившей у «Макдональдса» пять миллионов долларов за слишком горячий кофе), но когда та же диктатура проявляется у нас – вой и хай.
Если четыре года колонии, выписанные этому мальчугану, так уж возмущают, надо всего-то заглянуть в статью, по которой его осудили, и убедиться, что такую возможность она действительно дает. Статья не нравится? Тогда стоит вспомнить, что упомянутых «пусек» судили без малого десять лет назад не за покушение на «скрепы», но за обычное хулиганство – а там до семи лет. Дали только два года и отпустили на два месяца раньше. Под вой и хай, не смолкавшие от начала следствия до выхода фигуранток на свободу.
Пусть этот юноша радуется, что закон увидел в нем осквернителя, а не хулигана, – мог бы и больше получить.
Что для нас мерзость, для них – радость
Теперь позвольте пару слов без протокола.
Возмущения излишне жестоким наказанием сводятся к тому, что:
а) парнишка хоть и дурак, но никого не убил, не ограбил, не изнасиловал. Четыре года, как отметила одна комментаторша, «за об…ю бумагу 19-летнему мальчику», – это нечто несусветное; особо сердобольные отмечают, что тюрьма сделает из него окончательного негодяя, человек будет потерян для общества;
б) парень пал жертвой все крепчающего «победобесия», которое, в свою очередь, окончательно оттолкнет молодежь от ценностей, пропагандируемых государством.
КП приводит и некую универсальную позицию – слова блогера Рустема Адагамова.
«Гримасы победобесия. Отправили в колонию на ЧЕТЫРЕ (!) года. Реальных, не условных. Сломали мальчишке жизнь просто так, под кампанию против «осквернения символов воинской славы».
Сначала насчет «сломали жизнь»…
Есть основания полагать, что она уже была сломана, до того, как он сделал свое дело и разместил отчет в сети. Точно так же, как она сломана у многочисленных его собратьев по жанру, гадящих в Вечный огонь, пилящих кресты, оголяющих зады на фоне храмов и т. д.
Кто и как сломал эти жизни – тема отдельная.
Но с чего вы взяли, что они «ошибаются», не понимают – по причине молодости или дурного влияния – то, что поступают нехорошо? Такого рода символические, почти бескорыстные акции, в отличие от традиционной уголовщины, свидетельствуют как раз о том, что ПОНИМАЮТ.
Очень хорошо понимают. И деятельно. Потому что уже сформировалась особая картина того, «что такое хорошо и что такое плохо», ради нее все и делается.
Но самое главное, она зеркально противоположна нашей картине: что для нас мерзость, для них – радость, наша доблесть – глупость в их глазах… и так до бесконечности.
Разве такой уж секрет существование таких «антиподов»? Не знали о сообществах, в которых удачный «скачок» – дело чести, доблести и геройства? О людях, искренне уверенных, что воровать – хорошо, очень хорошо; плохо – попадаться? Пусть эти не грабят, а «всего лишь» гадят, но они по сути – те же. Кому-то покажется нелепым, но в их картинке страдает герой – смелый, отвязный парень, а не придурок.
Гуманистическая наша традиция неизменно втягивает в число виновных «семью и школу» – вот вам результат казенно-патриотического воспитания! – и предлагает действовать от обратного.
Заставить, например, прочитать триста книжек про войну – это намного лучше, чем тюрьма. И обязательно рассказать про того, на чей портрет он …; рассказать, что этот замечательный человек в твои же 19 лет уже был ранен на Курской дуге, имел награды, на фронт пошел добровольцем. То есть действовать согласно сталинской идее перевоспитания урок пафосом строек коммунизма.
Откуда берется уверенность, что воспитание, доселе вообще никак не работавшее, вдруг сработает? Или сработает по-своему, в соответствии с «заводскими настройками»: дурак, дескать, был этот ваш доброволец – умный бы выбил бронь.
Судя по тому, что Юферов вины так и не признал, все валил на товарища, снимавшего акт, – дохлый номер это ваше воспитание. Одно из очевидных и популярных заблуждений в том, что педагогика – если она правильная – всесильна. Между тем она бывает бессильна, работая с особого рода материалом, не поддающимся обработке.
И не надо говорить, что такого материала нет, уверен, всякий его встречал.
Пусть испугаются, целее будут
Назревает вопрос: почему я ставлю на этом парне крест? Не ставлю. Теоретически оздоровление возможно. Практически – тоже, и четыре года как раз один из инструментов для этого. Грубый, но другие не годятся. И, кстати, если бы тюрьма была безотказной «школой преступности», тогда был бы сплошной рецидив, а это не так.
Как говорил один из довлатовских персонажей, «органы воспитывают, но могут сдуру и покарать».
При всей нашей гуманистической риторике страх наказания всегда был и будет одним из столпов общественного порядка во всех смыслах. Гадящее племя воспроизводится (его акции видим регулярно) не по причине размытого мировоззрения – оно-то как раз вполне оформившееся, – а элементарно из-за отсутствия страха. Пусть испугаются, целее будут.
Вопрос, прочему надо защищать память о войне, сознательно оставлен за кадром. Не хочу разговаривать с тем, кто его задает.
