Изгнание русского языка почти во всех бывших республиках советской империи воспринимается как залог великого национального будущего, хоть и делается с разной степенью рвения.
В этом стремлении отчетливо прорисовывается перевернутый библейский символ – а именно разделение единого языка строителей города-башни в долине Сеннаар.
Сойдем же и смешаем там язык их, так чтобы один не понимал речи другого. И рассеял их Господь оттуда по всей земле; и они перестали строить город (Бытие, 11).
В бытийном смысле разделение языков равнозначно Потопу, но для национальных элит – некая иллюзия суверенности.
Завораживающее многообразие языков, как отражение непостижимого Божественного замысла, не имеет к этой иллюзии никакого отношения, поскольку в ее основе – осознанное стремление к непониманию между людьми. Потому и библейский символ – перевернутый.
Но странная получается вещь: даже при последовательности и жестокости усилий на «перемену речи» уходят годы, и чаще всего – безрезультатно. Потому что языки живут по собственной, почти неподвластной сиюминутному программированию «биологии».
Латиница не поможет
Для начала пример сравнительно мягкий – Казахстан. Страна вроде как дружественная нам. Русский язык там признан пусть и не государственным, но «официально употребляемым».
Только в первые семь лет после распада СССР республику покинуло более 1,2 миллиона русских, в целом же русское население уменьшилось почти наполовину, с 6,2 (1989 г.) до 3,4 (2021 г.) миллиона.
Ныне 70 % граждан принадлежат к титульной национальности, такова же доля казахских детей в школах. Русские составляют чуть более 18 процентов.
Правительство взяло курс на полный переход письменности на латиницу и всего школьного обучения на казахский язык к 2023 году.
Вроде бы при таком соотношении народов и государственном курсе русский язык должен съеживаться, как шагреневая кожа.
Но вот данные на начало года из публикации в Lenta.ru. Книги на русском занимают 90 % книжного рынка и 65 % библиотечных фондов; 54 % телевизионного контента – иностранные, преимущественно российские, передачи, рейтинг казахоязычных программ падает много лет подряд; из двадцатки самых популярных сайтов национального сегмента 15 на русском.
Примерно то же соотношение запросов в интернете.
Итоговый экзамен на казахском сдает 51 % старшеклассников, хотя, стоит повторить, 70 % учащихся – этнические казахи…
Наконец, тот скандальный ролик, в котором организатор «языковых патрулей» г-н Ахметов с возмущением демонстрировал полки рядового казахстанского супермаркета, заставленные товаром с упаковками исключительно на русском, – такая же часть тамошней действительности, как и все упомянутое выше.
Из всех отпавших от России земель Казахстан – экономически самая развитая страна. Разве там не могут наштамповать упаковок на государственном языке? И почему вообще язык нацменьшинства, к тому же демографически наиболее неблагополучного, через тридцать лет независимости остается первым по количеству им владеющих, опережая государственный?
Менее всего в этом можно видеть «руку Кремля». Тогда – что?
Век коренизации
Маниакальный вариант изгнания русского – Украина. Статистику отставим. Всякий знакомый с этой страной подтвердит: в той или иной степени русским на Украине владеют все, постоянно говорят по-русски процентов восемьдесят.
Вместе с тем русский – единственный официально запрещенный на Украине язык. Такое вот невероятное раздвоение…
Принято считать, что дерусификации Украины тридцать лет, но это не так – ей более века.
Начала Австро-Венгрия, применявшая против западноукраинских русофилов прямые репрессии, от «чисток» интеллигенции и духовенства до Терезина и Талергофа – первых концлагерей в истории Европы.
Надо признать, определенного успеха австрияки достигли – к началу ХХ века оформилась небольшая, но энергичная общность «абсолютных украинцев», объединенная на основе ненависти ко всему русскому и пригодившаяся «германскому гению» в двух мировых войнах.
Однако у нас почему-то стесняются вспоминать, что главным дерусификатором Украины стала советская власть. Имеется в виду политика коренизации 20–30-х годов, проводившаяся на всех «национальных окраинах».
Согласно заветам Ильича в сокрушенной империи русские являлись этносом-угнетателем, что было принято как призыв вытеснить русское где только возможно и тем самым привлечь симпатии бывших угнетенных народов. На «коренные» языки переводилось управление, массово создавались национальные школы, пресса и даже военные училища.
Украина выделялась тем, что там к делу подошли с особым рвением, увольняли служащих за незнание украинского и по причине дефицита коренных интеллектуалов приглашали из эмиграции профессоров-галичан, в том числе отца-идеолога нынешней незалэжности Михаила Грушевского.
О ходе коренизации можно рассказывать долго. Вот некоторые итоги: к 1937 году в УССР осталась только одна русскоязычная областная газета – «Социалистический Донбасс» – и менее 40 % журналов; из 21 656 школ 18 101 – украинские, 1 550 – русские, т. е. более чем на порядок меньше; уже в 1931 году в республике насчитывалось 66 украинских театров, 12 еврейских и 9 русских: минкульт с гордостью рапортовал Москве, что почти 70 процентов работников культуры – украинцы…
Так что майданный ленинопад являет собой черную неблагодарность.
Однако к началу сороковых коренизацию принялись сворачивать. Причина не только в росте национализма и появлении полуподпольных организаций. Шансы выпускников нацшкол на поступление в вуз были близки к нулю, т. е. воспитание «коренных» элит заходило в тупик.
Во время фашистской оккупации ставку на вытеснение русского украинским сделало ведомство Розенберга. И в послевоенное время коренизация в образовании и культуре продолжилась, пусть и не в столь радикальных формах, как в 20–30-х годах.
Затем пролетело тридцать лет незалэжности; в начале нового века в шестимиллионном Киеве осталось пять русскоязычных школ, а после «революции достоинства» русский язык был объявлен сущностным врагом нации.
Конечно, кое-какие успехи в насильственном забывании есть, но главный результат столетней борьбы с «москальским наречием» см. в начале главы.
Не мучайте лбы
По классификации ЮНЕСКО русский относится к категории «безопасных языков», так же как арабский, английский, испанский, французский… Кстати, как и казахский.
Украинский на сайте ООН обозначен «поздним ответвлением от русского» (странное упущение Запада, вызвавшее негодование в Раде весной 2018 г.), видимо, также считается «безопасным», т. е. использующимся повсеместно и не имеющим угроз существованию.
На самом деле живучесть языка обусловлена не степенью его поддержки, но возможностями, которые он открывает.
Начиная с вроде бы обычных вещей. К примеру, в казахском учебнике по хирургии операции по удалению аппендицита отводится 12 страниц, на русском на ту же тему издано более 40 монографий, и так – по всем разделам медицины. Об этом Lenta.ru рассказал хирург из Казахстана Алмас Коптлеуов. По его словам,
врач, окончивший медуниверситет на казахском языке, будет наполовину неграмотен только потому, что наука пользуется русским языком.
Возможности же, которые открывает язык, обусловлены историей, ход которой задают империи – те самые «Вавилонские башни». На самом деле их продолжали строить и после «разделения языков» – всегда находился тот язык, который объединял строителей: арабский, греческий, турецкий, английский…
Очевидность из очевидностей заключается в том, что язык этот невозможно искоренить волевым решением, он живет и после самих империй и имперского народа – так же как латынь оставалась безальтернативным языком европейской науки и через тысячу лет после исчезновения древнеримского этноса и его Pax Romana.
Одна из этих всемирных башен говорила и говорит по-русски – и упирающиеся лбами в ее необъятный фундамент всего лишь мучают лбы.
