В Малом концертном зале филармонии прошло ежегодное академическое собрание. Его нынешняя тема: «Три литературных века: бунт русской поэзии против русской истории».
Хоть и говорил Дмитрий Сергеевич Лихачев своим ученикам: «Наука должна быть скучноватой», – бывают моменты, когда она – наука – одевается не так, как в будни, а поярче и выходит из кабинета «на люди», при этом не изменяя своей сути, не стремясь стать доступнее, чем она есть. Собрание, которое вели доктор философских наук, профессор СФУ Ольга Карлова (она же – руководитель проекта) и главный редактор журнала «День и ночь» Марина Наумова-Саввиных, – это хорошо срежиссированное представление, где концертные номера, сложный видеоряд удачно легли на вполне академический текст, причем прочитанный ярко, на подъеме, так, что два часа пролетели незаметно.
Если говорить о содержании, то необходимо назвать и третьего ведущего – Валентина Александровича Мошкова, отечественного ученого-этнографа, генерал-лейтенанта царской армии, действительного члена Императорского Русского географического общества. Присутствовал он, разумеется, условно (в исполнении артиста Якова Алленова), но был смысловым стержнем всего действа. Теперь имя Мошкова почти забыто (он умер в 1922 году в Софии), но было время, когда его называли «русским Нострадамусом». Он создал гипотезу, изложенную в двухтомном труде «Новая теория происхождения человека и его вырождения, составленная по данным зоологии, геологии, археологии, антропологии, этнографии, истории и статистики», изданном в 1907-1910 годах в Варшаве. Мошков представил историю народов и государств как непрерывный ряд циклов, продолжительность которых равна 400 годам. Каждое столетие цикла имеет свой характер, в соответствии с которым автор и дал им названия, говорящие сами за себя, – первый век «золотой», за ним следуют «серебряный», «медный» и «железный». Начальная половина каждого века означает упадок, вторая – подъем, за исключением последнего столетия, которое есть сплошной упадок. Если согласиться с тем, что прошлое отражается в будущем, то гипотеза Мошкова представляется вполне жизнеспособной. В 1910 году генерал писал: «Через два года, то есть в 1912 году, мы вступаем в железный век. Для ближайшего к нам времени можно с большой вероятностью предсказать: постоянное вздорожание всех предметов первой необходимости и в особенности съестных припасов, которое будет усиливаться с каждым годом. В результате его последует расстройство всей финансовой системы и задолженность всех слоев общества, а особенно городских жителей и интеллигенции… Голодная чернь, доведенная до отчаяния не правительством и не кем-либо из людей, а роковым процессом вырождения, будет искать мнимых виновников своего несчастия и найдет их в правительственных органах, в состоятельных классах населения и в евреях в западном крае. Начнутся бунты, избиения состоятельных и власть имущих людей и еврейские погромы». В гипотезу также укладываются Отечественная и Вторая мировая войны, Карибский кризис и даже наши лихие 90-е, когда целью жизни становится поиск наслаждений, честность только мешает, а в «литературную область врываются в качестве чего-то нового декаденщина и порнография». Однако в 2012-м у России, по Мошкову, начался новый «золотой век».
Как отразились установленные русским ученым закономерности истории на отечественной поэзии – об этом рассказала сама Ольга Карлова в одном из интервью.
– Для нас с Мариной Олеговной эта теория дала возможность рассмотреть в широком историческом контексте формирование самосознания русской поэзии. 2015 год богат на юбилеи наших великих поэтов: мы отмечаем вклад в русскую литературу Ивана Дмитриева и Кондратия Рылеева, Александра Грибоедова и Афанасия Фета, Александра Блока и Сергея Есенина, Андрея Белого и Бориса Пастернака, Александра Твардовского и Иосифа Бродского. Размышляя над такой лирической палитрой, невольно задаешься вопросами: каким же должно быть русло нашей поэзии, чтобы с легкостью вместить эти поэтические уникумы? куда эта великая река должна нести свои воды и насколько бурным явилось ее течение у берегов отечественной истории? Потому что, как нам кажется, наши русские поэты делали не что иное, как создавали свою, альтернативную историю России.
Остается добавить, что сами стихотворцы это осознавали, поскольку еще Пушкин сказал: «История народа принадлежит поэту», – и, зная о вечном стремлении любой власти приручить поэтическую Музу, завещал ей быть послушной только «веленью Божию» и больше никому.
