Судебная система – такой же столп государственного фундамента, как и исполнительная и законодательная власть, органы надзора и силовые ведомства. И ее состояние неминуемо сказывается на обществе.
Как она чувствует себя в регионе сегодня, когда и без того непростую социальную ситуацию усугубляет пандемия коронавируса, рассказывает председатель Красноярского краевого суда Николай ФУГА.
О времени, пандемии и судебной системе
Судебная система Красноярского края последние годы находится в состоянии борьбы за выживание. Сейчас на все наши судебные процессы наслоилась еще и пандемия. Мы обязаны корректировать работу в связи со сложившимися условиями.
Это в первую очередь необходимо для граждан. В нашем здании мы не можем выдержать правила социальной дистанции, оттого вынуждены не пускать слушателей. А участников процессов иногда даже просим оставаться за пределами суда до начала заседания.
В последнее время все суды Красноярского края поменяли режим работы в связи со сложной эпидемиологической обстановкой в стране.
Заявления от граждан очно не принимаются, только в электронном виде или посредством почтовой связи.
Мы делаем все, чтобы наши сотрудники привились. Чтобы не отрывать людей от работы, что не сказалось бы потом на процессах и на интересах граждан, договариваемся с медицинскими учреждениями, даем свой транспорт и просим их приехать к нам.
Загруженность судов в период пандемии ожидаемо стала больше. Многие сотрудники болеют. Получается, что те, кто должен работать, рассматривать дела и готовить их к рассмотрению, просто не могут выйти на работу.
Приведу пример по Центральному району Красноярска, где рассматриваются, как правило, самые скандальные дела. По штату там 24 судьи, но 9 из этих ставок вакантные, а остальные тоже не все на местах – кто болеет, кто в отпуске.
Некому рассматривать дела – значит, процессы откладываются, но ведь и новые никто не отменял. Идет наложение старых процессов на новые, нагрузка растет.
В сложные карантинные периоды рассматриваются только дела, которые просто нельзя отложить, – избрание мер пресечения; связанные с усыновлением/удочерением.
А вот имущественные споры или менее тяжкие уголовные дела, при отсутствии возможности их рассмотрения, мы откладываем. При этом сами прекрасно понимаем, что для человека именно его дело – главное и важное.
Но тут ничего не поделаешь.
На одной из всероссийских ведомственных конференций коллеги из других регионов стали жаловаться на нагрузку. Однако после того, как наш председатель совета судей Красноярского края Виктор Федоренко озвучил нагрузку в нашем регионе, все остальные просто замолчали.
Вслушайтесь в цифры: у нас на некоторых мировых судей приходится по 400 условных единиц процессов в месяц. У судей федеральных, конечно, поменьше, но в целом все равно больше, чем по стране.
О кадрах
Правосудие в Красноярском крае все-таки с женским лицом, мужчин у нас всего 22 %. И в основном они сосредоточены либо в краевом суде, либо в мировых судах.
Среднее звено – федеральные, районные, городские суды, – как правило, женщины. Это ни плохо, ни хорошо, просто так сложилось. Сейчас в крае в некоторых районных и городских судах председатели женщины. Раньше никогда такого не было. И, кстати, женщины показывают себя великолепно. Ни один мужчина столько не сделает, сколько сделает женщина.
Снижается и возраст. У нас судей – тех, кто старше 60 лет и продолжает работать, очень мало. Предельная пенсия в нашей сфере наступает после 27 лет выработки, и раньше каждый старался хотя бы эти годы доработать. Сейчас 20 лет отрабатывают и уходят в отставку. Мы, конечно, можем отзывать людей на работу, ведь они судьи на всю жизнь. И если три года не прошло, разрешено отзывать даже без экзаменов. Но отставники не возвращаются, не манит их двойной заработок – пенсия и зарплата. Люди просто выгорают, израбатываются. За счет этого идет омоложение состава. А между тем опытные судьи должны учить молодых.
Когда я был председателем квалификационной коллегии, у нас, бывало, на одно место претендовали по 11 человек. Сейчас ряд городских судов проводят конкурсы, и никто не заявляется вообще. У нас определенные требования к кандидатам. Вузы, конечно, готовят специалистов, но мы их можем взять только помощниками.
Текучка у нас иногда достигает 200 % за год, потому что зарплата у госслужащих в судах (секретарей, помощников) до 20 тысяч рублей. Вот они и уходят. Набираются опыта и идут в другие организации, в негосударственные фирмы. А нам опять приходится учить вновь пришедших.
А ведь судебная система – консервативная, если не будет передачи опыта от старшего к младшему, то и система развалится.
Консерватизм здесь не значит косность. Жизнь, конечно, не стоит на месте. Но еще Гете говорил «чем больше меняется мир, тем сильнее я понимаю, что он не меняется». Нравственные критерии остаются прежними, категория – хорошее/плохое. Меняются статьи, отношение к ним.
Сейчас целый пласт 30–55-летних выключили из нашего отбора, потому что они не служили в армии.
Причем до курьезных случаев доходит. Человек работает в системе. Первый срок работает в качестве председателя суда. Срок заканчивается, он подает документы на второй, у него великолепные показатели по работе, суд один из лучших, но его не рекомендуют только потому, что он не служил в армии. То есть он 18 лет проработал, а теперь его не рекомендуют.
Здесь почему-то дали закону обратную силу. Считаю, это неправильно. И тут я абсолютно чист – сам я служил срочную службу. В результате молодые мужчины, которые только подошли к своему рабочему пику, застопорятся. Вот они и уходят в отставку. Как профессионалов мы их теряем в самом продуктивном возрасте. Не думаю, что государство выигрывает от этого.
О профессионализме
Наши судьи нарабатывают достаточно высокий уровень профессионализма. Если говорить о нашей практике в Верховном суде РФ, то она одна из самых стабильных в России.
Наших специалистов часто приглашают работать в другие регионы, в том числе и в Верховный суд РФ. Это высокая оценка.
Один из наших судей перешел работать в апелляционную инстанцию в Санкт-Петербурге. Там его считают самым лучшим специалистом по работе с присяжными заседателями, учатся у него работать.
В целом у нас высокое качество отправления правосудия. Что же касается ошибок, они всегда были и будут, нужно просто стараться их минимизировать.
Стоит отметить, что у нас один из лучших показателей правоприменения.
Мы повернули практику всей России, когда банки начали незаконно брать с граждан комиссионный сбор. Мы первыми стали взыскивать его с кредитных организаций в пользу граждан.
Первое такое решение Красноярского краевого суда сразу в Университете правосудия РФ подали в качестве позитивного примера. Однако банки решили не сдаваться, и только Красноярский краевой и еще два-три суда России выдержали эту практику.
Позже президиум Верховного суда заявил, что эта практика должна быть распространена на всю страну.
Мы увидели проблему там, где другие ее не видели. У нас судьи не боятся принимать решения, которые еще никто не принимал.
О чистоте рядов
Мы не любим предателей. И квалификационная коллегия Красноярского края, к ее чести, сразу дает разрешения Следственному комитету на рассмотрение скандальных, коррупционных дел в отношении судей.
Конечно, это очень неприятно для всех нас. За последние 6 лет у нас два таких дела в крае. На фоне остальных регионов это очень мало.
Я считаю такие случаи предательством. Мы работаем не покладая рук, а кто-то за нашей спиной вступает в какие-то сговоры, что-то делает неподобающее.
Одна из бывших членов нашей квалификационной коллегии, депутат и журналист, по этому поводу даже сказала, что
судьи подходят к своим коллегам гораздо жестче, чем представители общественности, которые должны их бить.
И при этом у нас очень серьезное сито, через которое необходимо пройти, прежде чем стать судьей. В квалификационной коллегии из 19 человек только пятеро – судьи, остальные – общественники. И чтобы большинство из них проголосовали за определенную кандидатуру, надо действительно быть достойным человеком.
Об условиях работы
Если говорить о здании Красноярского краевого суда, оно совершенно не соответствует стандартам отправления современного правосудия. Судебных залов не хватает. Ежедневно в них выстраиваются очереди для рассмотрения дел.
Заключенных не везут. Они остаются в СИЗО, там всего два комплекта видео-конференц-связи, а дел много. Там очередь, у нас очередь.
О реформах в системе
Я 29 лет являюсь судьей, пришел в судебную систему в 1992 году. И все эти годы мы все ждем глобальных изменений, все время реформируемся, все время меняемся.
Я считаю, что надо остановиться и отшлифовать все моменты, которые у нас уже выстроены. У нас вполне работоспособная система, и если мы ее будем каждый год менять, тогда не будет работы, потому что не будет складываться алгоритм действий.
В 1994 году, когда был первый съезд судей России, мы говорили о создании новой судебной системы. Сейчас она создана, изменилось практически все, и менять на второй заход не нужно. Мы должны беречь то, что есть, и улучшать созданное.
Правда, на мой взгляд, появились и такие изменения, которые мешают работе судебной системы. Например, когда мы идем на поводу у ЕСПЧ и гипертрофированно соблюдаем права подсудимых, подозреваемых, осужденных в ущерб всем остальным – потерпевшим, следствию, обвинению, судьям. Мы тем самым создаем условия для бесконечного затягивания процесса, для злоупотребления своим правом на защиту.
О безопасности и публичности судей
Я считаю, что профессия судьи в основном безопасная, если ты поступаешь по совести и судишь по справедливости и закону. Особенно в Сибири, где пока осталось здоровое общество. Хотя, конечно, отморозки есть везде.
Раньше в 90-е годы в Красноярском крае были опасные ситуации. Даже взрывали квартиры судей. Но обстановка изменилась.
Мы можем по договоренности с МВД иметь официальную гласную защиту. И по резонансным делам тесно работаем с внутренними органами. Правда, судьи, как правило, за такой помощью не обращаются. Впрочем, и штатного оружия у нас нет, хотя мы можем его получить.
Что же касается публичности, здесь многое регулируется Кодексом судейской этики. Судья – такой же человек, как и другие красноярцы, и он может зарегистрироваться в социальных сетях, но насколько это будет этично, зависит от него самого. Уверен, судьи все же должны соблюдать определенные правила.
О резонансных делах
Моя стойкая убежденность, что появление резонансных дел связано с их лучшей освещенностью в СМИ. По сути, резонансными дела делают журналисты.
В последнее время целый ряд дел, рассматриваемых в крае, освещается не только местной прессой, но и федеральными изданиями. За последние три года таких процессов стало очень много. Я связываю это с тем, что гражданское общество развивается, правоохранительные органы совершенствуют свою работу.
Общество стало больше интересоваться тем, как оно живет.
Я всегда за открытость, за то, чтобы мы рассказывали, информировали людей о рассматриваемых делах и решениях.
О погруженности председателя в резонансные дела
Судебная этика не позволяет вмешиваться в дела других. И председатель здесь не исключение. Я могу только одно – организовать процесс так, чтобы он был удобен для всех сторон. Но вмешиваться и погружаться в дела не должен, ведь подписываюсь под решениями не я, а судья, который ведет процесс. Отвечать ему.
Если беру какие-то дела, то сам и рассматриваю их, ответственность беру полностью на себя.
Бывает обидно, когда мнение о каком-либо процессе формируют лица, которые абсолютно не знают судейскую работу, не понимают, о чем они говорят, или, более того, лица ангажированные, позволяющие себе защищать какую-то позицию не бескорыстно.
Я крайне редко интересуюсь чужими делами, в таком случае мой интерес заключается в том, чтобы узнать, как оно идет, когда закончат рассмотрение. Современный процесс позволяет затянуть дело надолго, в интересах соблюдения права обеих сторон. По всем делам, а по резонансным особенно, я только прошу их быстрее рассматривать.
А вот решения сами по себе, когда процессы уже состоялись, я иногда беру посмотреть.
О судах и СМИ
Я был назначен в ноябре 1992 года судьей в Краснотуранский районный суд Красноярского края. В марте или в феврале 1993 года появилась первая статья о «неправильной» работе судьи.
Я очень переживал по этому поводу, но потом коллеги мне сказали «мертвую собаку не пинают». И ведь, действительно, не говорят только о том, кто ничего не делает, это во-первых. А во-вторых, судья должен абсолютно спокойно, индифферентно к подобному относиться.
У каждого свое дело. Есть судебная работа, и есть обязанность ее освещать. Главное, чтобы каждый делал свою работу хорошо и в соответствии с законом.
О субъективности в судах
Субъективная составляющая в решениях судей, безусловно, есть – любой человек все проводит через свое сознание. Одни и те же факты мы можем рассматривать по-разному. Поэтому есть вилка в наказании, например, от 3 до 5 лет, есть дополнительные штрафы.
Каждый человек, каждый судья в силу своего профессионализма, в силу своего отношения к данному явлению, в силу местечковости, наконец, принимает решение.
Тем не менее есть рамки закона, и субъективность судьи ограничивается этими рамками.
Как-то на одной из видеоконференций судей представителю американской судебной системы задали вопрос: что есть справедливость и что есть законность? Он долго рассуждал на эту тему.
А потом этот же вопрос задали председателю Верховного суда России Вячеславу Михайловичу Лебедеву, и он ответил кратко: «Законно – всегда справедливо». И действительно, для судьи справедливость – это законность.
О судебных ошибках
Судья может ошибиться, он же человек. Цена только у ошибок разная.
Есть два вида ошибок. Одна – неправильное применение материального права. Другая – грубое нарушение процессуального права, связанное с ангажированием. Тут, я считаю, нужно наказывать очень серьезно, вплоть до лишения судьи его статуса, до заведения уголовных дел.
Но вот в «ловушку» ошибки первого типа может попасть любой судья.
Практика меняется раз в полтора года, и то, что в позапрошлом году было правильно, сегодня может оказаться неправильно.
Судья со своим решением вполне может попасть в эту вилку. Апелляционные и кассационные инстанции для этого и существуют. Они отменяют такие неправосудные решения в соответствии с новой практикой и законом.
О гуманности судебных решений
Я считаю, что вся работа судьи гуманна. И даже когда мы изолируем от общества преступника, это тоже степень гуманности.
В начале XX века у советской власти был такой термин: «высшая степень социальной защиты общества». Под этой фразой подразумевался расстрел.
Решать судьбу людей очень тяжело. У меня были такие ситуации, в которых решения приносили тяжкие моральные метания.
Представьте, идет долевое строительство, люди покупают квартиры, чтобы оплатить новое жилье, продают свое старое, влезают в долги, а потом оказывается, что их обманули. Три семьи, а квартира одна.
Дольщики, конечно, идут в суд за справедливостью, просят решить спор. Одну квартиру не получится разделить на троих, надо решить, кому ее отдать. Но тогда судья своим решением две другие семьи оставляет без всего, требование возмещения ущерба в счет не идет – строительная фирма распалась. И как быть?
Очень тяжело принимать подобные решения. Оттого судьи не справляются, выгорают. Со временем выгорают все. А если ты равнодушен и не переживаешь, значит, тебе не надо работать судьей.
О судах и общественном мнении
Если общественное мнение влияет на решение, значит, судье надо уходить в отставку.
Я работал в деревне, и там люди часто осуждали того, кто потом оказывался не виноват. Мы видим одно, а на деле совсем другое проявляется.
И если судья как-то прислушивается к мнению людей, то, получается, он уже и подготовлен к процессу этим общественным мнением, а значит, не сможет рассматривать дело объективно. Вот только решение должно выноситься не в угоду общественному мнению, а согласно закону.
Общественным мнением должны руководствоваться политики. Судья должен руководствоваться законом и обстоятельством дела.
Иногда говорят, что какие-то решения надо принимать в государственных интересах. В таких случаях я всегда отвечаю: когда дело приходит в суд, то государственный интерес заключается в одном – дело должно быть рассмотрено в соответствии с обстоятельствами дела и требованиями закона. Это единственный государственный интерес.
