Критики, например, говорили, что картина предвосхитила андроповскую «борьбу за дисциплину» (кто ее сейчас помнит?), но на самом деле там заложена почти вечная метафора.
Напомню сюжет. Ночью локомотив столкнулся со сцепкой из шести грузовых платформ, которые сами покатились с горки. Машинист приказал помощнику прыгать, тормозил до последнего и геройски погиб. Вскоре на станцию приезжают два человека: следователь – понятно для чего, и журналист – писать очерк о подвиге машиниста. Один из подозреваемых, пожилой сцепщик, слег от переживаний. Следователь пытается выяснить у него, сколько башмаков он ставил под колесные пары – два, как положено, или меньше? Сцепщик поначалу говорит, что действовал строго по инструкции, но уже перед смертью кричит следователю: «Да один я ставил башмак! Всегда так делал! И отец мой ставил один башмак, и дед – и никаких аварий не случалось!»
Потом выяснилось, что и локомотив был неисправен, но ни машинист, ни начальник депо на это внимания не обращали.
В итоге машиниста хоронят с почестями, журналист его прославляет, объясняя это тем, что надо быть человечным и народу нужны герои, а не виноватые. А следователя все население станции обвиняет в смерти старого сцепщика и вообще в бездушии.
Фильм этот не только о раздолбайстве под прикрытием фарисейства. Это история о том, с какой фанатичной цепкостью держатся люди за привычную жизнь, за ту, которая «не по уставу», а сама по себе сложилась. Держатся, даже если знают, что уставы, простите за банальность, пишутся кровью.
Недавно в нашем городе умер человек: жена вызвала скорую, сказала, что у мужа воспаление легких, а ей ответили– выезжаем только к сердечникам, пусть сам приходит… Они ж не знали, что эта женщина – юрист, да еще при большой должности; она пообещала всех на уши поставить – и поставит.
Почему не поехали на вызов? Ну, потому, что и раньше, надо полагать, к таким больным не ездили, и никто не помирал, а если и помирал, то юристов с должностями среди них не было. Сейчас больница, вся, начиная с регистратуры, пришибленная и вежливая, работает над составлением оправдательной версии – не было ли там, например, чего-нибудь вроде рака, который сработал внезапно и молниеносно?
Боже упаси, ни о каких «врачах-убийцах» говорить не собираюсь. Последствия такого поведения во многом определяются родом деятельности: одна цена проступка у врачей, машинистов, летчиков – и совсем другая, скажем, у библиотекарей.
Но факт, что большинство людей стремится к «оптимизации» жизни – если жизнь позволяет ставить один башмак вместо положенных двух, ставят один.Знаю, сам такой.
Именно эта цепкость к оптимизированному существованию – главное препятствие для всякого подлинного реформатора. Деньги, техника и прочие матсредства – на втором и всех последующих местах. Теоретически можно уговорить большинство жить по-другому, убедить, завлечь, очаровать – но это чрезвычайно редкий вариант.Обычный – когда без насилия не обойтись. Ладно, если это постепенные реформы – тогда достаточно просто увольнять тех, кто ставит один башмак вместо двух, и проявлять в этом непреклонность. Но если реформировать нужно все и сразу, тогда «туши свет». Поэтому до сих пор нет согласия в том, кто есть Петр Великий – насильник или великий преобразователь. И Столыпина называют «вешателем», разрушителем извечного общинного уклада, но при этом всюду приплетают 1913 год, когда Россия ворвалась в число мировых экономических лидеров. Однако выбор варианта во многом зависит не столько от напряженности ситуации и тем более личной кровожадности реформаторов, сколько от массового понимания общей задачи. При Петре оно было почти нулевым. Сейчас – поголовная грамотность, Интернет и дураков нет.
Но если, к примеру, воровство казенных денег(неважно, в каком объеме) стало не воровством, а повседневностью, то значимость «тайной канцелярии» автоматически возрастает, и начинаются разговоры о репрессиях, «опускается ночь диктатуры» и т.д. Но, чтобы ночь не опускалась, требуется ставить по два башмака на каждую колесную пару, а не один. Всего-то…
