На днях позвонил мне старый друг, у которого десять лет назад я провел неделю в его одесской квартире на улице Екатерининской.
Кто не знает, это почти рядом с Дерибасовской, где дюк де Ришелье и бар «Гамбринус». Так вышло, что друг мой погрешил перед нынешним украинским режимом, и дал он, режим этот, ему пять лет с конфискацией заочно. Что-то писал мой друг на своем сайте о том, что русских убивать не надо, а это по нынешним временам уже преступление. Сбежал он, когда СБУ буквально на пятки ему наступала, и теперь возврата ему нет, хотя Украину он очень и очень любит – родина все-таки. Предложили ему поработать на самых дальних северах, чтобы получить российский паспорт, и хочется верить, что он его все-таки получит. Но это не самое главное…
Главное – Одесса. Город, который создал грандиозную легенду о себе, легенду, по правде говоря, не соответствующую его реальному облику. Это не самый чистый, не самый благоустроенный город на свете, но я вам таки скажу, что в этом беспорядке и есть его самый главный смысл, или, по-нашему, цимес. Когда видишь, как под платаном у ветхого двухэтажного дома сидит тетя, едва умещаясь на двух стульях, ты понимаешь, что этот город неповторим. Когда идешь по улице Греческой (по-новому «вулыця Грэцька») от стадиона вслед за толпой болельщиков и видишь деда, одетого по моде 50-х годов в соломенную шляпу и брюки кофейного цвета, объясняющего двум бомжихам в пионерских панамах: «Все, шо я вам сегодня налил, немедленно вырыгайте, потому шо «Черноморец» проиграл», – ты знаешь, что равных этому городу нет. Когда на Привозе (слабое подобие нашего рынка на КрасТЭЦ) тебе говорит торговка беляшами: «Шо вы мне бизнес своей попой заслоняете?» – ты понимаешь, что этот город беспрецедентен. А слово «шняга», заменяющее больше сотни существительных, прилагательных и междометий? С моим другом, кстати, мы купили на этом самом рынке пять копченых скумбрий, четыре из которых оказались безнадежно протухшими (просто на этом рынке такой запах, что ничего не чувствуешь), и знакомая девушка нам сказала: «Кто ж в одиннадцать утра на Привоз ходит, это ж полная шняга. Вы бы еще бички свежие покупали в одиннадцать»…
А как вам этот вечный тамошний вопрос: «И шо такое что?» А красная хрущевка по адресу: Еврейская, 5, где размещалось здание местного КГБ, самое высокое здание в Одессе, поскольку там с пятого этажа виден Магадан?
Рассказывать можно много… Просто теперь у меня (повторяю: у меня) всего этого нет.
Когда мой друг говорил, голос его был сдавлен.
– Ты плачешь, что ли?
– Да.
– Давай споем: «Есть город, который я вижу во сне, о, если б вы знали, как дорог…»
– Прекрати. Не могу слушать…
И я не могу. Нет у меня этого города. Так вышло, что нет. И, может быть, это самая большая потеря последних лет. Екатерина Великая основала его для того, чтобы России закрепиться на Черном море, но так было Богу угодно, чтобы его не стало в нашей русской жизни. Теперь в Одесском университете учат ненавидеть нас, русских, и считают, что это правильно. Я никогда не мог бы поверить в такое превращение. Проклясть самих себя – какое еще преступление можно придумать страшнее этого?
Давайте спросим друг друга: каковы наши личные потери от того, что сейчас происходит в мире? Потерян великий город Киев – с его Лаврой и «виденьскими булочками», с «картопляной хатой» и «Андриевским взвозом», которых в мире нет нигде и не будет никогда. Потерян замечательный город Конотоп с его гигантскими плюшевыми зайцами на привокзальной площади. Потерян город Умань, обросший садами и с огромным «институтом цукрового буряка» на въезде. Потеряна Винница, кудрявая от плодовых деревьев… Если мы подсчитаем все, что потеряно, то впору с ума сойти. Это и есть потерянный русский мир, который нам ничто не восполнит. Остается только родной до безумия выговор одного одесского еврея, который пел: «Есть город, который я вижу во сне…», есть история, которая с этим связана, есть вкус и запах потерянного мира, которые не выветрятся никогда…
Фото: pixabay.com
