Цитирую столичное интернет-издание: «Бывший директор Дома культуры в селе Мошенка Тверской области Илья Фарбер вышел из СИЗО-1 и прошелся по офицерским звездам, которые перед ним рассыпал его сын Петр.
На вопрос журналистов «Что символизируют эти звезды у ваших ног?» он ответил: «Это звезды прокуроров, которые меня посадили».
Цитата, разумеется, не единственная, поскольку Фарбер, получивший срок за откат от строительной компании (версия следствия, принятая присяжными) при ремонте ДК, уже два с лишним года как медийная персона федерального масштаба. Но я, в общем, не о самой акции и даже не о приговоре, который счел странным даже президент.
Суть в другом: просматривая задним числом публикации о нашем герое, я все больше поражался тому, как идеально ложится эта история в сериал, как просится она в телевизор – субботним вечером, в прайм-тайм. Такое впечатление, что дело Фарбера породила не российская действительность (гнусная, понятное дело), а производители экранного «мыла» – настолько все грамотно подобрано. Поясню, сюжеты для регулярного выжимания слез строятся на железно отработанных клише: ее выдают за богатого, но плохого, а она любит бедного, но хорошего; семейно-несчастный олигарх меняет стерву жену на добрую горничную из провинции; к матери-одиночке обязательно прилагается бездушный чиновник из опеки, к герою-разведчику – гадина особист, чиновник непременно вор…
Подавляющее большинство публики мыслит шаблонами, поэтому кинопродукт должен быть предсказуемым – вот и вся нехитрая технология.
В свете вышесказанного излагаю историю Ильи Фарбера, составленную без единой выдуманной детали по публикациям прессы. Выпускник ГИТИСа, большой талант, молодой красавец, любимец женщин, москвич (Фарбер вообще-то из Красногорска, но его упорно именуют москвичом), еврей бросает столицу и едет в русскую глушь, в деревню с почти неприличным названием, чтобы вдохнуть в нее новую жизнь – а именно превратить местный ДК в очаг культуры высочайшего уровня. Денег на реконструкцию не хватает, но Илья отдает свои средства, вырученные от проектирования коттеджей для толстосумов, ибо он еще и архитектор. Параллельно он учительствует, но вместо нудных уроков водит детей на природу очищать от мусора окрестные леса и слушать рассказы о философах древности, внедряет педагогические новшества. Он поселился на съемной квартире у первой красавицы деревни, они музицируют, что и переливается в нежнейшее взаимное чувство. Но провинциальная трясина не откликается на зов, а наоборот – на заборе пишет гадкие слова, судачит о педофильских наклонностях гуманиста и просветителя… А потом директор строительной фирмы с «Владимирским централом» на мобильнике стучит на Илью в ФСБ, потому что там один из начальников давно положил глаз на первую красавицу деревни и горит местью к счастливому сопернику. Фарбера сажают под арест. Взятку доказывают на основании записи хруста купюр. На суде прокурор заявляет, что человек с такой фамилией не может быть бескорыстным. Судья справедлив, но присяжные, вынутые из упомянутой трясины, выносят вердикт: «Виновен». Лязгнула решетка за спиной. Место директора ДК заняла соседка, которой Фарбер не ответил взаимностью.
Серий на восемь, думаю, хватит. Еще пять – про зону и освобождение. Более того, продукт так и просится на экспорт, поскольку по западному стандарту Россия в кино и литературе обязана быть страной темной, злой и антисемитской. (Об этом прямо сказал в интервью один немецкий издатель.)
Есть, правда, резонный вопрос – при чем здесь экранное «мыло», это ж из жизни взято? Но, дорогие мои, еще неизвестно, что первичнее – жизнь или кино. Фарбер, попирающий прокурорские звезды, это, безусловно, кино, финальный план, который он сам придумал, подтвердив, что видит все в том же формате, что и журналисты, многократно описавшие щемящую историю московского Прометея, которого сожрала русская провинция. Если же говорить о собственно жизни – непоэтичной и неформатной, – то ни у кого из освещавших не возникло простого вопроса: а, собственно, почему в деревне, где оклад в 3,5 тысячи – предмет массовых вожделений, должны аплодировать райской птице, сдуру залетевшей из сверкающей Москвы? Деревня птицу ощиплет и съест, – иных вариантов жизнь ей пока не предлагала.
