В Госдуме представители всех четырех парламентских фракций работают над новым законом, призванным оградить россиян от влияния деструктивных сект.
По словам председателя думского комитета по вопросам собственности, координатора межфракционной депутатской группы по защите христианских ценностей Сергея Гаврилова, в стране, по разным оценкам, действует от 300 до 500 сект, в которых состоят до 800 тысяч человек, в основном молодежь. Псевдорелигиозные организации не только наносят ощутимый вред душевному здоровью своих адептов, но и активно опустошают их кошельки.
– Наиболее активные секты имеют центры в США и финансируются оттуда, – сообщил парламентарий в интервью «Российской газете». – Это около миллиарда долларов. Большинство религиозных объединений превратились в полноценный прибыльный бизнес. Источники финансирования – наличные деньги. Через курьеров, электронные и денежные переводы. Как правило, финансируется не сама религиозная деятельность, а так называемые миссионерские квазисоциальные проекты. Например, внедрение в школы идет через изготовление учебных пособий. Часто под видом помощи инвалидам в страну ввозится вал соответствующей литературы. Ее раздают в подземных переходах, около магазинов. Распространяют через почтовые ящики. Многочисленные финансовые пирамиды, изъятие денег, имущества – еще одна сторона медали деятельности сект.
Между тем православная церковь уже давно ведет борьбу с сектантством, в том числе и у нас в крае. Что заставляет людей обращаться к создателям самодельных культов, какую угрозу они несут обществу и как противостоять ей? Об этом «НКК» рассказывают руководитель епархиального миссионерского отдела священник Андрей ДОРОГОВ, и отец Дмитрий НЕФЕДЬЕВ, священник храма Иоанна Предтечи.
– Еще 10–15 лет назад о сектах, в том числе действующих в Красноярском крае, пресса рассказывала очень часто. Сейчас самый свежий материал о сектантах – 2–3-летней давности. Создается впечатление, что проблема пошла на спад. Так ли это?
О. Андрей:
– Та ситуация, которая была в 90-е годы, когда люди бросали семьи, продавали имущество, кончали жизнь самоубийством, действительно понемногу сходит на нет. С деструктивными сектами ведется достаточно активная борьба, в том числе со стороны государства, уже наработаны определенные механизмы. Сейчас, например, идут судебные процессы со «Свидетелями Иеговы», их литература признается экстремистской. Государство препятствует такого рода их деятельности. То же можно сказать о сайентологах, которых также можно отнести к деструктивным сектам, только нехристианского толка. Ведется работа по восточным культам. Но вот неопротестантские церкви – если, конечно, их можно назвать церквями – по-прежнему имеют вес и продолжают свою работу. Одна из самых активных здесь – «Новое поколение». Кроме того, появляются секты псевдопатриотического толка – прежде всего неоязыческие организации, родноверие и т. д. В Отечестве нашем сейчас поднимается патриотическая волна – этим пользуются определенные люди и подводят под нее свою, деструктивную базу. Поскольку государственной идеологии сейчас нет, то и создается некая религиозная база, на основе якобы верований древних славян или иной какой выдумки.
– Миссионерский отдел занимается также и реабилитацией бывших сектантов. Часто они к вам обращаются?
О. Дмитрий:
– Сейчас таких людей меньше, чем, скажем, 4–5 лет назад. Но здесь надо отметить, что и раньше самих бывших сектантов к нам приходило немного – в основном обращались родственники тех, кто попадал в секты.
– Есть какой-то толчок, который заставляет прийти к вам?
О. Андрей:
– Как правило, это разрыв родственных уз, когда человек начинает вести себя деструктивно в семье, рвет отношения – вот это в первую очередь настораживает его близких. Поводом может быть и пропажа семейных денег. Но, повторю, сами члены сект очень редко к нам обращаются, поскольку они ослеплены мнимым знанием истины.
– То есть возвращается из сект лишь ничтожное меньшинство?
О. Дмитрий:
– Думаю, что все-таки выходит оттуда порядочно людей, но не потому, что мы их оттуда вытащили. Просто со временем они теряют почву под ногами, и приходит вразумление. Я со многими из них общался.
– А что затягивает в секты?
О. Андрей:
– Прежде всего поиск вечных истин, которых не дает светское общество.
– Часто говорят о пустоте, возникшей на месте рухнувшей советской идеологии, которую резво начали заполнять сектанты…
О. Андрей:
– Пустота и сейчас есть, просто она заполняется религией, которую у нас таковой не считают, – это религия потребления. Ее часто называют идеологией или просто образом жизни, но я считаю, что это все же религия, поскольку там есть поклонение твари вместо Творца, желание построить рай на земле.
У нее демонические корни, стремление отойти от Бога и построить рай здесь, на земле. Почему часто, уйдя из секты, человек тем не менее не идет в Церковь, не приходит к Христу? Он попадает в другое мироощущение и живет в нем, во всем разуверившись.
О. Дмитрий:
– Когда «стало можно», люди кинулись искать веру, а веры предлагались в основном сектантские. Проповедника-сектанта тогда можно было встретить гораздо легче, чем православного батюшку.
О. Андрей:
– Да, к тому же секты были в основном западные, обладали большими финансовыми возможностями. Наконец, существовал заказ определенных структур на внедрение в общество и в государство с целью их разложения. Сектанты были вхожи во власть – это известно.
– Среди сектантов, действующих в крае, «звездой номер один» остаются виссарионовцы. В последнее время о них очень мало говорят. Есть сведения, что их по-прежнему много, выросло новое, довольно образованное поколение, кастовое расслоение в общине усилилось.
О. Андрей:
– В любом случае виссарионовцы сегодня – это государство в государстве. У них есть свое правительство, собственная полиция, и контролировать их очень сложно.
– В прессе высказывалось суждение, что местные власти их не трогают, попросту не желая будить лихо. Ведь есть же пример, когда в 1974 году около тысячи членов секты «Народный храм» одновременно покончили с собой, чтобы избежать вмешательства властей в их жизнь.
О. Андрей:
– И такое возможно, поскольку если секта не будет подпитываться, она самоуничтожается. К тому же Виссарион стареет, и что будет с его людьми, когда его самого не станет, я не могу сказать. Не знаю.
– Это уже государственное дело?
О. Дмитрий:
– Да. Любая секта ведет к разделению общества и, как следствие, подрывает целостность государства. Поэтому государству необходимо работать в этом направлении.
О. Андрей:
– Общество консолидируется, когда есть некая угроза извне, причем, как правило, военного характера, внешний враг. Сейчас мы видим, что такая угроза есть. Думаю, на такой волне государство будет работать и с внутренними врагами. Такая работа уже ведется, в том числе спецслужбами – поскольку секты так или иначе – это внутренняя угроза.
О. Дмитрий:
– С появлением в ФСБ отдела по противодействию религиозному экстремизму начал вполне ощутимо прослеживаться спад сектантской активности. Это факт.
– К вам обращаются за консультациями?
О. Дмитрий:
– Да, обращаются.
– Вообще законодательный путь борьбы с сектантством эффективен?
О. Андрей:
– Очень. Законотворчество и православное миссионерство должны действовать совместно. Ни тот, ни другой путь в отдельности не может быть эффективным. Недаром же наш герб, двуглавый орел, есть византийский символ симфонии властей – светской и религиозной. Каждая власть занимается своими обязанностями, не вмешиваясь во внутренние дела друг друга, но совместно делают общее дело. Я не знаю, какими методами работает в этом направлении ФСБ, это их личное дело. Но говорить о том, что сектантство – проблема нашего народа и государства, я, как священник, обязан.
– Уже много лет говорят о том, что очень трудно сформулировать юридическое понятие секты. Это действительно камень преткновения?
О. Андрей:
– Да, поскольку секта – понятие религиозное, а не светское. Секта означает часть, взятую из определенного мировоззрения, вероисповедания. Но я думаю, это понятие будет сформулировано и юридически.
– Православную церковь часто упрекают в том, что по части миссионерской работы она уступает другим религиозным организациям, протестантам, например. Вы согласны?
О. Андрей:
– Все достаточно просто. Как работают сектантские миссионеры? Человек приходит в секту, получает там минимум знаний и через неделю-две идет проповедовать, как они называют, Христа. А точнее, свое видение Христа. Православному, чтобы стать миссионером, надо как минимум лет пять проучиться, постоянно вести внутреннюю работу над собой, бороться со страстями в себе, а потом уж идти с проповедью вовне. Это принципиально иной уровень. Потому и миссионеров у нас меньше. А сектант внутри себя не борется – он идет на миссию, проповедует что угодно. Внутренняя борьба ему не нужна, он должен лишь соответствовать определенным внешним рамкам, что внутри – неважно.
