Не зря в песне поется: «Трое суток не спать, трое суток шагать ради нескольких строчек в газете». Такова профессия – пропускать любое событие, любую информацию через себя. Переживать, так сказать, чувства героя, которому посвящен очередной опус. Для особой достоверности. Иногда журналисты попадают не только в комические ситуации, но и в такие, от которых волосы дыбом встают.
Обитатели «зеленой мили»
Что такое «зеленая миля», наверное, знают все – так называется американский фильм о заключенных-смертниках. Кто не видел – смотреть обязательно. Потрясающий фильм.
В 1999 году в России был принят мораторий на смертную казнь. Не казнили «серийников» уже с 1996 года, но приговоры продолжали выносить. Маньякам и убийцам грозили «вышкой». А тут – как отрезало: живите в одиночке всю оставшуюся жизнь…
Последними «смертниками» в Красноярском СИЗО-1 оказались двое маньяков. 23-летний Вадим Ершов, лишивший жизни более 20 девушек, и 40-летний Олег Мухамедов, загубивший шестерых. Последний, говорят, сам попросил «вышку»: когда раскрыли четыре убийства, признался еще в двух.
Газета «Красноярский комсомолец» в те годы была довольно остра на язык, и в «прощальный тур» по коридору смертников в СИЗО пригласили журналистов именно этой газеты.
Смотреть, надо сказать, было на что: отдельный коридор, своеобразная красноярская «зеленая миля», содержал несколько камер, наглухо закрытых сейфовыми дверями с небольшим оконцем. Через это отверстие просматривалась вся камера, но рассказывали, что среди смертников был шутник, которому удалось вычислить «мертвую» зону. Над многими надсмотрщиками издевался. Они – к начальству, мол, внезапное исчезновение… Прилетает команда, открывают дверь, а шутник смеется…
Камеры мало чем отличались друг от друга. Низкие железные диванчики, в углу «параша», привинченные намертво к стене столики и мощная решетка на окне. Смертники – люди неразговорчивые. Мне как молодому журналисту очень хотелось узнать, что же чувствует человек, приговоренный к смерти, ждавший ее и вдруг «помилованный» жить взаперти столько, сколько судьба предпишет. Ершов только исподлобья взглянул. Рот открывать не хотелось. По заученному сценарию назвал свое имя, повернулся лицом к стене – ноги врозь, руки вытянуты вверх ладонями наружу. У Мухамедова обстановка в камере другая – домашняя: книги и газеты, на веревочке наволочка в цветочек… И поговорить – запросто. Да, был готов к смертной казни. Не плакал, головой об стенку не бился, когда услышал приговор. Мораторий, неожиданно свалившийся на голову, радостным потрясением тоже не стал. Работники СИЗО-1 объяснили: у убийцы последняя стадия туберкулеза…
История, рассказанная в камере смертника
Испытано на себе – особая статья в жизни каждого журналиста. Наверное, только паркетные писатели не лезут в горы, не спускаются в шахты или, скажем, не желают очутиться в камере смертника, чтобы испытать ужас положения человека, ожидающего казнь. В 1999 году мне удалось посидеть в камере «зеленой мили», правда, всего несколько минут и в пустой. На большее руководство СИЗО не решилось: в назидание рассказали историю о журналисте, который вот так же решил прочувствовать…
В 1960-х годах это было. Ходили слухи, что в СИЗО-1 в сталинские времена «врагов народа» казнили здесь же – в подвалах, не утруждая себя транспортировкой приговоренных в определенное место. Говорят, ставили зеленкой крест на лбу и в этот крест стреляли.
Журналист каким-то чудесным образом уговорил начальника СИЗО заключить его в камеру. Обычному человеку несколько дней в глухой одиночке – уже необычное переживание… Начальник тюрьмы подумал-подумал и согласился:
– Хорошо, – говорит. – Я посажу тебя в камеру смертников, оформлю нужные документы. Только об этом никто не должен знать, иначе меня уволят.
Журналист взял на работе отпуск, редактору сказал, что уехал отдыхать, а сам – в СИЗО в камеру. По документам – маньяк-убийца, порешивший не один десяток человек. В личном деле отметка: «Расстрелять через три недели».
Неделя пролетела незаметно, журналист статью пишет, пометки в блокноте делает. А через семь дней – известие: начальник СИЗО скоропостижно скончался. У журналиста сердце зашлось. Давай в дверь долбиться: «Отведите меня к заместителю начальника…» Привели: так, мол, и так, договорился с начальником… Выпустите. Заместитель слушал журналиста с улыбкой, а потом говорит: мол, нормальная реакция человека, которому пулю в лоб получать. Вызвал охранника и отправил бедолагу в камеру. Журналист оказал сопротивление – получил удар в зубы.
Но надежда на то, что все разъяснится, не покидала журналиста. Он каждый день орал в зарешеченное окошечко, что если его не выпустят, произойдет чудовищная ошибка. Требовал, чтобы позвонили ему на работу, домой, сделали запрос в соответствующие органы. Но никто его не слушал, только посмеивались над несчастным.
Только на десятый день журналист понял – бесполезно, не верят ему. И вот тут-то пришло настоящее понимание смертников… Три дня расставался с жизнью. На четвертый открылась дверь: в камеру зашел замначальника СИЗО: в редакцию позвонили, домой, в милицию запрос сделали. Результат неудовлетворительный. На работе начальник отрапортовал, что работник его в отпуске, дома сказали – в доме отдыха, в правоохранительных органах дали ответ: этот человек действительно маньяк-убийца. Настолько хорошо начальник СИЗО документы сфабриковал – не подкопаешься. Журналист заплакал…
А утром… повели на расстрел. Крест на лбу нарисовали, начали готовить к казни. Когда уже все было готово, дана команда «в ружье», осталось нажать на спусковой крючок, в зал вошел живой начальник СИЗО. Улыбнулся, потрепал журналиста по плечу и сказал:
– Ну вот, теперь ты действительно знаешь, что чувствует смертник в последние дни перед казнью. Теперь сможешь написать свою статью!
Фото Олега КУЗЬМИНА с того самого посещения камеры смертников. Это 1999 год.
P. S.
Не знаю, написал ли тогда журналист прочувствованный репортаж с собственной казни. Может быть, и вовсе ушел из профессии. После такого шока – вполне оправданно. Но больше подобных экспериментов в управлении исполнения наказаний не допускают.
