– Скажите, мне нужно в Чум – я правильно иду?
– Да, тут буквально за углом.
Чум, то есть Таймырский дом народного творчества, в Дудинке знают все. И не только в Дудинке. Художественные коллективы и работы его мастеров известны далеко за пределами края и даже нашей страны. Особенно то, что рождается в крохотной комнатке с четырьмя рабочими местами – учебно-производственной косторезной мастерской.
– В каждой долганской семье есть такой календарь, – Николай Киргизов, художник дома творчества, резчик по кости и рогу, стоит у огромной витрины с фигурками. На ней взгляд сразу выделяет огромную рыбу с вырезанным на боку шестигранником. – Каждая грань – месяц. Четыре шеста – это четыре рода, которые были прародителями долган. У каждого рода свой помощник, это птицы наверху, видите? С солярными знаками, потому что для нас, северян, нет ничего важнее солнца. Почему рыба? Потому что все долгане – христиане. И наш долганский род существует во времени, которое течет, как река.
Рыба вырезана из берцовой кости мамонта, хотя Николай умеет работать с любым материалом. Говорит, резчиком стал случайно: хотел поступать в Санкт-Петербург на культуролога, но проспал свой рейс – так оказался в Норильском колледже на декоративно-прикладном отделении.
И это большая удача, потому что Киргизов, как говорится, резчик от бога. На небольшой выставке – все многообразие сюжетов: от мистических существ до совершенно бытовых зарисовок: вот дети играют с собакой, а один плачет, долганка кормит грудью младенца, шаман стучит в бубен – как без этого. Художник принципиально не делает эскизов, говорит, времени на это уходит много, а задуманное все равно не получается.
Сам материал подсказывает, куда нужно идти, ведет руку. В работах Киргизова, как и в таймырской тундре, нет ни одной ровной линии – все скругляется, одна форма плавно перетекает в другую. Главное – не убирать слишком много, смеется мастер, уж очень дорогой материал.
И все это великолепие рождается в крошечной мастерской, куда резчик сначала и пускать нас не хочет: мол, пыльно, грязно, испачкаетесь еще. Кроме него, в доме творчества работают еще трое резчиков – двое долган и нганасанин.
Учились все в одном заведении, но сюжеты, стиль у всех разные – Таймыр был и остается главным запасником таких талантов, не зря работы северных художников расходятся по частным коллекциям всего мира. И хоть косторезов в крохотной Дудинке много – 15 человек, работа находится всем. Для таймырских художников это самый прибыльный промысел.
А труд тяжелый: в мастерской пахнет жженой костью, как в зубоврачебном кабинете, работать нужно в маске, потому что воздух моментально наполняется мелкой костяной пылью.
– Если это не на заказ, то все мои работы – как вспышка: день, два – и готово, – рассказывает Николай. – Не замечаю, как время идет, могу из мастерской вообще не выходить.
И как бы ни хотел автор, работу повторить невозможно – в любом случае, даже если сюжет будет тем же, кость выведет руку мастера по-другому. На витрине около четырех десятков работ, а на самом деле, как признается Николай, умножать нужно на 10 – столько им уже сделано.
– Я бы хотел выкупить все свои работы обратно, – внезапно в конце нашего разговора сознается мастер. – И оставил бы в наследство своим детям, потому что каждая, даже самая небольшая, – это часть меня.
