Наш сегодняшний собеседник – доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой истории российской государственности Российской академии государственной службы при Президенте Российской Федерации Рудольф ПИХОЯ приехал в Красноярск как приглашенный преподаватель Школы кадрового резерва. По собственному признанию, не только чему-то научить, о чем-то рассказать, но и самому поучиться, послушать, познакомиться с опытом.
– Для меня очень важно само знакомство с Красноярском и с той работой, которая здесь проводится. Интереснейший опыт по подготовке кадрового резерва, который мы видим здесь, в значительной степени оригинален. В самом хорошем смысле слова. Это интересно и для меня, и для моих коллег по академии – у нас уже есть опыт обучения талантливых людей из Красноярска. В свою очередь я как преподаватель рассказываю о современных тенденциях, связанных с изучением истории российской государственности, в первую очередь в последние десятилетия. Делаю я это в форме лекции-собеседования, чтобы слушатели сразу могли задавать вопросы из зала.
Бюрократия – плата за развитие
– Начну с лобового вопроса. Из ваших коллег-историков получаются хорошие управленцы?
– В большинстве стран Западной Европы условием получения места на государственной службе является юридическое или историческое образование. В кадровый резерв, как мы понимаем, подбираются люди, которые впоследствии будут занимать ответственные должности. Они будут сталкиваться с ситуациями, которые имеют не одно, а много решений. Все варианты надо проанализировать, понять их возможную цену. Глубокое убеждение в апостольской справедливости собственных суждений, свойственное многим управленцам, до добра не доводит – жизнь все время меняется. Меняются и объекты управления, и люди, и условия, в которых осуществляется само управление. Универсальных алгоритмов не существует, поэтому управленцу, кроме волевых и организационных качеств, нужно еще обладать качествами аналитическими. Чем хороша история? Она предоставляет благодатное поле для аналитической деятельности, возможность проследить, «как оно было», как бесконечное количество вариантов вылилось в единственную форму, как она в будущем реализуется, какие новые возможности появляются в ее развитии. Ну а рассказ об истории российской государственности последних 50–70 лет интересен уже тем, что наша страна прошла такие невероятные пути, что стоит проанализировать, почему это было именно так, почему принимались те или иные решения, что они означали для страны, для мира, для каждого конкретного человека. Вот тут история может дать многие ответы.
– Еще Конфуций говорил, что для чиновника важно знание литературы, при дворе в Японии устраивались поэтические состязания. Можно ли сегодня говорить о филологической составляющей чиновничества?
– К несчастью, она уходит. Литература – одна из базовых характеристик любого культурного человека, вместе с математикой она является дисциплиной, которая сама по себе делает человека образованным. В свое время в уральском университете мне пришлось создавать лицей для одаренных детей – один из первых в стране. Мы сидели в ректорате и решали задачку, какие дисциплины являются базовыми. Для гуманитариев таковыми являются литература и иностранный язык, даже не история. Потому что знание литературы дает общекультурный базис. Для естественников в первую очередь надо преподавать математику, потому что надо знать формальную логику. Попробуйте в Соединенных Штатах сдать экзамен на врача. Думаете, вы там будете только о костях рассказывать? Ничего подобного, английский язык надо знать на очень высоком уровне.
– То есть Черчилль с Нобелевской премией по литературе не должен быть исключением?
– Ну да. Хотя там премия фактически была за историческое сочинение – «Историю англоговорящих народов», а по истории Нобелевских премий не дают, вот ему дали по литературе. Хотя оставим его в покое, ему дали премию просто потому, что он был Черчиллем, – в Осло ему установили памятник, копию того, который стоит напротив здания английского парламента.
– В странах Европы, с развитыми общественными институтами, с давними демократическими традициями, стоит ли вопрос подготовки управленческих кадров?
– Подготовка управленческих кадров – общая забота. Огромные усилия прилагают для этого во Франции, их Административная школа до сих пор служит образцом для подражания. Можно только позавидовать четкости, организованности и продуманности такой подготовки в Соединенных Штатах. Своя линия развития у Великобритании, где такие кадры обычно готовят ведущие университеты. Но и это интересный опыт. Подготовка управленческих кадров в Канаде в чем-то напоминает нашу. Там у всех чиновников есть возможность переучиваться, повышать квалификацию. Более того, это вменяется им в обязанность. Еще у любого чиновника там есть возможность встретиться со своим министром на определенного рода занятиях. В наших условиях такое трудно себе представить, но у канадцев это вполне работает.
Готовить кадры начали с тех пор, как появилось разделение труда и выделилась управленческая функция как одна из особенностей. Готовить специалистов надо – тут ничего не сделаешь. Бюрократия – это неотъемлемая плата государства за нормальное развитие.
Часто вспоминаю слова моего замечательного учителя, знаменитого ученого-византиниста, профессора Михаила Яковлевича Сизюмова. В 1937–1938 годах он отсидел за коллекционирование марок. Он говорил, что он однозначно предпочитает бюрократическую процедуру судоговорения оперативности чрезвычайной тройки.
История как бинокль
– Расскажите о работе вашей кафедры.
– Это одна из четырех старейших кафедр нашей академии, которая учреждена первой еще в 1947 году как кафедра истории СССР по сталинскому распоряжению о создании Академии общественных наук при ЦК КПСС. Ее основывал один из столпов отечественной исторической науки академик Греков, это имя знакомо любому студенту-первокурснику исторического факультета, так что кадровый потенциал у нас традиционно очень сильный. На кафедре уже 63 года работает свой докторский совет, который обеспечивает очень высокий уровень диссертаций. Но главная задача кафедры все-таки подготовка государственных служащих. Всем слушателям читается цикл лекций по истории государственной службы. Второе высшее образование по истории у нас получают люди самых разных специальностей. Это могут быть очень успешные юристы, военные в ранге от подполковника и выше, коммерсанты, которым это интересно. Причем и здесь мы уделяем огромное внимание в процессе обучения научно-исследовательской работе студентов. Мы убеждены, что именно тогда они приобретают те самые аналитические навыки. Второе традиционное направление нашей кафедры – документоведение и информационное обеспечение. Это преподавание комплекса дисциплин, связанных с такой модной теперь вещью, как электронное правительство и обеспечение его функционирования. Скоро будет защищена первая диссертация на эту тему. Ну и, разумеется, мы читаем базовый курс истории для бакалавров (или бакалавриков, как мы их называем) по стандартам высшей школы.
– В последнее время все чаще звучит избитая фраза, что «история учит тому, что она ничему не учит»…
– Да, но «она выучивает тех, кто не проходит ее уроки» – таково было завершение высказывания Василия Осиповича Ключевского, «история наказывает за невыученные уроки». Игнорировать историю можно, но она, как шило, имеет свойство вылезать в самое неподходящее время в самом неподходящем месте. История потому и является наукой, что она исключает априорные оценки. Если вы занимаетесь историей, заранее зная, что хорошо, а что плохо, вы не историк. Вы занимаетесь какой-то другой деятельностью, может, пропагандистской, может, журналистской или художественной. Но историк «добру и злу внимает равнодушно», это редко удается, и это скорее программа, но на самом деле отсутствие заданности, следование жестким приемам, выработанным наукой, прежде всего изучением того, что называется критикой источника, – это как раз признак аналитической деятельности. Даже блестящее знание истории никогда не даст вам однозначного ответа, но оно подскажет, как вам на новом витке решать проблему с учетом всего прошлого. История – это не склад готовых решений, вы там ни одного такого не найдете. Это, если хотите, бинокль, через который вы можете взглянуть и увидеть новую перспективу.
– А может эта перспектива быть заранее искаженной, создаются же всякие комиссии по борьбе с историческими фальсификациями?
– Создаются, и не только в России, кстати. Для меня очень важно определить понятие, что такое фальсификация, я все время об него запинаюсь. Фальсификацией может быть как очернение прошлого, так и, наоборот, приукрашивание, игнорирование реальных проблем. Мне понятен пафос профессиональных историков – участников этой комиссии, которые изо дня в день повторяют, что для борьбы с фальсификацией надо публиковать источники, надо ускорить работу по рассекречиванию исторических документов.
Архивист – спасатель
– А чем можно объяснить обилие в магазинах и на лотках неакадемических исторических исследований сенсационного свойства и повышенный спрос на них?
– В конце 80-х годов был колоссальный интерес к истории, когда открывались многие ранее запретные темы. Тогда исторические сочинения, включая переиздания Валешевского и Карамзина, выходили огромными тиражами. С начала 90-х годов идет стремительное падение интереса к предмету, и это закономерно – люди оказались перекормлены. Тиражи упали катастрофически – раньше и 50 тысяч считался маленьким, а сейчас некоторые книги выходят и по 500 экземпляров. Хотя, как мне кажется, интерес этот потихоньку возрастает, и сейчас на рынке можно увидеть в том числе и очень хорошие исторические исследования. Замечательные книги сейчас пишутся профессиональными историками на тему культуры повседневности, образа жизни Древней Руси, Московской Руси, дворянства. Эти книги по-прежнему имеют сравнительно узкий круг читателей. Видимо, это особенности нашего не до конца сформированного книжного рынка. Вы же прекрасно знаете шутку Херста – ни одна газета не опубликует новость, как собака искусала человека, но все опубликуют, если человек искусал собаку. По этому принципу и строятся издательские стратегии. К примеру, выходит книга о том, что Сталин был великий демократ, который в 1936 году подготовил совершенно замечательную конституцию, самую гуманную в мире, но ему не дали возможность ее реализовать. Если бы рассказали, что там было на самом деле, это было бы никому не интересно. Появляются какие-то рассказы о секретных протоколах пакта Молотова – Риббентропа, которые известны, опубликованы давно… Но тут появляется книга, с ученым видом заявляющая, что это фальсификация. Принцип такой исторической публицистики – как в желтой прессе: обругать ньюсмейкера. Есть явления просто опасные и вредные, бороться с которыми административными методами нельзя, но объяснять надо. Среди них – работы Фоменко, где он предлагает новую хронологию, выстроенную путем некоторых логических рассуждений, от которых летит вся мировая хронология. И ему совершенно невдомек, что существуют банальные способы датировки событий прошлого, что существует такая простая вещь, как годовые кольца на дереве, та называемая дендрохронология, которая позволяет по этим материальным остаткам датировать прошлое, какие-то крупные события с точностью до года. Но это ему неинтересно, он строит какие-то схемы, носящие абсолютно ненаучный характер. Задача как будто свернуть людям мозги, причем в закамуфлированной под ученую форме. Пройдет и это, подождем, когда будут справедливы слова Некрасова и «придет пора, когда мужик Белинского и Гоголя с базара понесет». Сама же историческая наука на рубеже ХХ–ХХI веков весьма успешно преодолела тот историографический кризис, в котором она оказалась в 80-х годах: с моноидеологией, с одной стороны, и с широчайшими возможностями, которые появились с открытием архивов, источников, сокращением редакционно-политического начала, появлением огромного количества очень хороших работ – с другой.
– К слову, вы были руководителем Государственного архива Российской Федерации. Что больше всего запомнилось из этой работы?
– Много было всего. В 1993 году нам удалось принять первый в истории России закон об архивах – наше предложение утвердил Верховный Совет. В условиях крушения Коммунистической партии нам удалось полностью сохранить все партийные документы, переведя их на государственное хранение. Кроме того, мы спасли документы ликвидированных министерств и ведомств, архивы которых были готовы буквально выбросить на улицу. Не говоря уже о высоком научном значении, это значило бы лишить всех работавших там людей возможности получать пенсию, они бы просто не смогли достать справку, что они работали. Из драматических моментов – вывоз свыше 30 тонн документов из здания Белого дома буквально через три дня после событий октября 1993 года. Мы занимались вопросами, связанными с созданием российской геральдики, у нас был такой отдел, который подготовил предложения по государственному гербу, по государственному флагу, по штандарту президента. Занимались мы и так называемой архивной дипломатией, устанавливали отношения с архивными ведомствами, с государствами, выполняли специальные задания президента, среди которых была и передача катыньских документов президенту Польши Леху Валенсе, документов по событиям 1968 года в Чехословакии. За то время мы значительно приумножили архивные богатства России – если раньше насчитывалось около 90 миллионов дел, то сейчас их уже больше трехсот миллионов.
Изжить холопство
– Давайте вернемся к управленческим кадрам. Если смотреть на всеобщую историю и на историю России в частности, то на что стоит обратить внимание при создании такого кадрового пула? Что стоит перенять, а что нет?
– В России проблема создания кадрового резерва существовала всегда. Он стал готовиться практически одновременно с появлением российской государственности. Вспомним знаменитое определение «недоросль». Любой помещичий сын в обязательном порядке записывался в списки разрядного приказа, и его готовили к месту службы, он должен был проходить смотры, все это фиксировалось по местным приказам. От этого зависело его материальное благополучие. Потом эта практика оказалась недостаточной, потому что там готовили индивидуального воина, который с тремя своими холопами мог сражаться. А уже с конца XVII века государство начинает создавать специальные школы, сперва в Москве, потом в Петербурге, это становится определенного рода системой. Потом это приобрело классическую форму пажеского училища, Александровского лицея, где готовились прежде всего управленческие кадры. Не говоря об университетах, которые тоже их готовили, пусть в меньшей степени. Не успела случиться Октябрьская революция, как в 1918 году появляется Свердловский институт, который ставил своей задачей подготовку советских партийных кадров. Ни одна система не может без этого существовать, и хотя в разных государствах эта задача решалась по-разному, всегда выдерживался более-менее одинаковый алгоритм, так что ситуация в России была достаточно типична. Нетипичной ее сделало только одно – скорость социальных трансформаций, которые были в России в ХХ веке. И получилось у нас все по дурной русской пословице: «Шей да пори – не будет пустой поры». То одни подготовленные кадры оказались ненужными и стали чуть ли не врагами народа, а то и буквально ими. Потом другие кадры вылетают – уровень подготовки не годится. Можно сказать, что трагедия России ХХ века – падение ценности человеческой жизни. Которое в полной мере отразилось и на падении ценности управленческих кадров. То, что сейчас занимаются подготовкой кадров государственной службы, в том числе в Красноярске, это, если угодно, один из элементов развития государственности в ее региональном аспекте. Если посмотреть, что стоит брать из прошлого, а что нет, то однозначно нельзя забывать о чести, об ответственности перед отечеством, перед его будущим. Это ключевое понятие. В России кроме хороших традиций есть и плохая – холопство. Когда служат не делу, а лицам, о чем еще Грибоедов в свое время писал, обличая это явление. Когда система управления осуществляется по принципу «я – начальник, ты – дурак», или наоборот. Это дрянная черта, которая предполагает ответственность не перед отечеством, а перед начальником. А путать эти понятия еще в свое время Салтыков-Щедрин не рекомендовал…
– А ведь это бывает очень непросто. И трудно некоторым удержаться на каком-то месте, если следовать совету Михаила Евграфовича, которого у нас никогда особенно не любили…
– Что не мешало ему быть вице-губернатором в Калуге, чиновником по особым поручениям и прочее-прочее. Надо выбирать. Позволю себе сказать, что последовательное сохранение верности тому, что называется службой государству в широком смысле этого слова (ведь это не обязательно реализуется только в чиновничьей ипостаси), в конце концов всегда благодарно. Говоря проще, совесть чище, спать легче. Я могу сослаться на опыт такого сибиряка, как Михаил Михайлович Сперанский, которого и гоняли, и склоняли, и ругали, но, слава тебе, Господи, свод законов Российской империи, по которому жила страна, он написал.
– А как выдавливать из себя, изживать этого холопа?
– Я не специалист, чтобы давать нравоучительные советы. Эта задача совершенно индивидуальная и решается соответственно. Служить делу, а не лицам – единственный прагматически ценный выбор. Лица меняются, дело остается.
Наша справка
Рудольф Германович ПИХОЯ родился в 1947 году в городе Полевской Свердловской области.
В 1968 году окончил исторический факультет Уральского государственного университета. В 1969–1971 гг. учился в аспирантуре уральского университета, в 1971–1981 гг. преподавал на кафедре истории СССР досоветского периода. В 1974 году защитил кандидатскую диссертацию «Церковь в Древней Руси XI — первой половине XIII в. (Древнерусское покаянное право как исторический источник)», в 1987 году – докторскую диссертацию «Общественно-политическая мысль трудящихся Урала в XVIII веке».
Научная деятельность в «уральский период» была связана с изучением древнерусской книжной культуры. С 1974 года под руководством Р. Пихои исторический факультет УрГУ начинает регулярно проводить археографические экспедиции, создается научная лаборатория археографических исследований; по его же инициативе в 1980 году в УрГУ был создан музей книги.
В 1993–1996 годах руководит Государственной архивной службой России. В качестве главного государственного архивиста участвовал в поисках и представлении общественности документов, на основании которых были изданы указы о реабилитации многих групп репрессированных. С 1996 года – вице-президент международного фонда «Демократия». С 1997 года – заведующий кафедрой истории российской государственности Российской академии государственной службы (РАГС) при Президенте России.
