Сегодня в списках краевого отделения Общероссийской общественной организации ветеранов уголовно-исполнительной системы значится 24 участника Великой Отечественной войны. Один из них – Иннокентий Федорович РЮМИН, отдавший УИС почти 40 лет.
Он, уроженец села Мокруша Казачинского района, принадлежит к почти полностью выбитому войной поколению 1923 года. Как большинство его сверстников, рвался на фронт: «Мы боялись, что война может закончиться без нашего в ней участия. Оказалось – зря».
Первый бой
В 1942 году после артиллерийско-минометного училища в Барнауле молодой лейтенант попал на фронт.
– Свое боевое крещение наш полк принял на Украине. Прибыли на передовую ночью, к утру окопались, замаскировались. Мы с командиром батареи разыскали командный пункт пехотного батальона. С КП были видны окопы противника, огороженные в два ряда колючей проволокой. Метрах в ста от них окопалась наша пехота. Нам предстояло обнаружить доты и артиллерийские огневые позиции противника, нанести их на карту. Знали, что на ночь назначена атака пехотного батальона и общее наступление на нашем участке фронта.
Здесь я и принял свой первый бой. В полночь наша артиллерия открыла ураганный огонь по укрепленной позиции противника. Весь передний край немецкой обороны озарился светом от разрывов снарядов и мин. Противник открыл ответный огонь. Снаряды рвались повсюду. Комья земли и камни падали на людей, пули роем неслись над полем боя, заставляя инстинктивно прятаться в окоп. Трудно передать состояние человека, оказавшегося в таком аду. Все тело била дрожь, зубы выстукивали чечетку. Вдруг я увидел, как из нашего тыла в сторону противника пронеслись длинные светящиеся снаряды. Там, где они взрывались, бушевало пламя и были клубы густого дыма. Комбат крикнул, что это дали залп катюши. С правого фланга от нас пронеслись танки Т-34 и открыли по врагу огонь. Потом пошла в наступление наша пехота. Оставшиеся в живых после артобстрела немцы открыли по ней редкий, беспорядочный огонь. Солдаты, стреляя на ходу, бежали, падали, вставали и снова бежали вперед на окопы противника. Однако многие из них не встали, так и остались лежать на покрытой кровью земле… Немцы не выдержали, отступили, оставив свои окопы. Началось их преследование и уничтожение. В этом бою погиб командир 1-го огневого взвода нашей батареи, 19-летний лейтенант Герман Борзенко. Из моего взвода были убиты командир отделения разведки старший сержант Махонин и два солдата-связиста.
Кошмар среди цветущих яблонь
В это время Красная армия вела тяжелые наступательные бои, и наш полк постоянно кочевал с одного участка прорыва на другой. Передвигался полк в основном по ночам, без включения фар освещения (чтобы не быть обнаруженным авиацией противника). В этой связи особенно запомнился случай, когда целый корпус, а это несколько тысяч солдат, большое количество боевой техники, в том числе и наш полк, сосредоточился днем в большом яблоневом саду. День был теплым, солнечным, тихим. Вдруг мы услышали характерный тяжелый гул фашистских бомбардировщиков. Они летели высоко тремя колоннами по 20 самолетов в каждом ряду. Было хорошо видно, как сотни бомб отделились от бомбардировщиков и полетели к земле, прямо на нас. Земля разом вся вздрогнула от взорвавшихся авиабомб. Полетели в воздух тела людей, разорванных в клочья лошадей, повозки, пушки, огромные глыбы земли, деревья. За пролетевшей первой армадой бомбардировщиков появилась вторая, третья. Когда бомбардировка закончилась и прекратился адский грохот от разрывов бомб, все вдруг наполнилось криками раненых солдат. Особенно сильно, пронзительно визжали раненые лошади. Все вокруг было изуродовано, разбито. Даже некоторые танки лежали на боку или вверх днищем. В этой страшной бомбежке погибло очень много солдат, еще больше было ранено. Погиб генерал – командир корпуса – и почти все его помощники от прямого попадания бомбы в дом, где располагался штаб корпуса.
Смерть как она есть
На направлении Пятихатка – Полтава передовые части армии успешно форсировали Днепр. Но противник всеми силами стремился воспрепятствовать переправе наших боевых частей. Переправа на воде и берегу обстреливалась артиллерией и авиацией противника. Немецкие самолеты-штурмовики на предельно низкой высоте, буквально над головами, носились над скоплением наших войск, расстреливая эту массу живой силы и техники из пушек и пулеметов без промаха. На воде укрыться было негде. Вода Днепра, где шла переправа, была красной от крови. Однако сдержать напор наших войск немцам не удалось.
В одном из первых моих боев мы вошли в украинское село вслед за ротой пехоты, которую поддерживали во время атаки огнем нашей батареи. Около костра сидели несколько солдат-пехотинцев, курили, пили чай, мирно беседовали, а метрах в 5–7 от них лежал рослый рыжий молодой немецкий унтер-офицер. Из его рта текла кровь, ползали мухи. Немного дальше лежало в разных позах еще несколько трупов немецких солдат. Сидящие у костра не обращали никакого внимания на трупы – привыкли. На меня же такая картина произвела сильное впечатление. Я думал, что никогда не привыкну к смерти. Но человек привыкает ко всему, и немного времени спустя я уже в немцах людей не видел – это были враги, жестокие и безжалостные, и они должны были быть уничтожены.
«Сладкий сюрприз»
Фронтовики помнят, что на войне случалось всякое. Вот и у меня боевая операция однажды завершилась «сладким сюрпризом». Я, командир взвода управления батареей, получил приказ объединить своих артиллерийских разведчиков с полковыми разведчиками пехоты. Ночью незаметно нужно было проникнуть на нейтральную полосу и установить там пост наблюдения. Это было нужно для обнаружения вражеских артиллерийских огневых позиций. Полковым разведчикам предстояло сблизиться с противником и захватить «языка». На нашем пути неожиданно оказалась пасека, а на ее территории маячили три немецких солдата. Затаившись, мы видели, как солдаты, громко ругаясь, размахивая руками, бегали по пасеке. Затем двое побежали в направлении своих окопов, а третий, по-видимому, ослепший от пчелиных укусов, бросился в нашу сторону. Он тут же был схвачен разведчиками, обезоружен и связан. За его плечами оказался тяжелый ранец, наполненный рамками сотового меда. Лакомство досталось нам, а фриц – полковым разведчикам. Вот такой неожиданный случай!
Поединок с мессером
На подступах к большому селу Новогородка (Центральная Украина, Кировоградская область. – Ред.) шли ожесточенные бои. Враг не хотел сдавать позиций, он был еще достаточно силен. На участке дислокации пехотного батальона, который поддерживала огнем наша батарея, немцы предприняли контратаку. Батарее было приказано открыть беглый заградительный огонь по атакующей пехоте противника. Я в это время оказался на краю глубокого оврага, в котором располагалась наша батарея. Вдруг я увидел, как на наши позиции спикировал немецкий самолет-штурмовик и открыл по ней пулеметный огонь, не давая боевым расчетам возможности вести стрельбу по атакующему противнику. При развороте для очередной атаки он оказался метрах в 50–60 от меня, на малой высоте. Я хорошо видел лицо пилота и встретил его автоматной очередью бронебойно-зажигательных патронов по кабине. Он тоже увидел меня и решил, по-видимому, наказать за «наглость». Наш поединок продолжался минут 10–15, в итоге я был тяжело ранен, но и мессер, по-видимому, израсходовав весь свой боеприпас, улетел. Этот поединок отвлек фашистского стервятника от обстрела батареи и дал ей возможность совместно с пехотой отразить атаку противника. На память об этой встрече фашистский пилот оставил мне пулю, которую я носил в себе более 20 лет и храню до сих пор.
Пуля – дура
Нас, шестерых артиллеристов, раненных в этом бою, погрузили в открытый кузов автомашины на соломенную подстилку и повезли в армейский полевой госпиталь. В пути машину дважды обстрелял немецкий штурмовик – трое раненых были убиты, двое вторично ранены, в том числе и я – в левую ногу. Все это произошло 14 декабря 1943 года. Этот день мне запомнился на всю жизнь. Мне недавно, 1 декабря 1943 года, исполнилось 20 лет, а через 14 дней я стал инвалидом. Меня отправили в эвакогоспиталь в город Саранск, где я пролежал полгода и трижды за это время был оперирован. При выписке из госпиталя, в июне 1944 года, был признан непригодным для боевых действий на фронте и направлен в Саратовский офицерский запасной полк, а из него – в Свердловск на подшипниковый завод, где работал мастером инструментального цеха. Шла война, работать в тылу было необходимо. Но пуля, засевшая во мне, снова дала о себе знать. Во время войны определить местонахождение пули врачи не могли. Каждый год рана открывалась, рука распухала, вытекал гной. Так продолжалось 22 года. И только в 1965 году эта проклятая пуля вышла сама с другой стороны предплечья.
Обращаюсь к молодому поколению…
– В той далекой, великой, жестокой и кровавой войне у каждого солдата была своя судьба, свое начало и конец, – говорит 91-летний ветеран. – Одни погибали или были ранены, не доехав до фронта, при бомбежке немецкой авиацией воинских эшелонов. Тысячи погибали в первом бою, не успев осознать за свою скоротечную окопную жизнь ни страха, ни радости побед. Я обращаюсь к молодому поколению: помните, какой ценой было завоевано ваше право жить под мирным небом. Я хочу, чтобы вы никогда не узнали и не испытали ужасов военного лихолетья, через которое прошло старшее поколение.
По материалам ГУФСИН России по Красноярскому краю
