Бурный по самые заборы занесен снегом. Поселок, разделенный рекой Тасеевой, лепится к двум берегам. На каждом по десятку домов и своя школа. За крепкими заборами под сугробами угадываются грядки и кусты. Дорог, связи, телевизоров здесь нет. Да и не нужны они, считают староверы. Здесь живут родами – и возвращаются даже те, кто уехал за границу.
Административная аномалия
Добраться до Бурного непросто: сначала до деревни Кирсантьево, где староверов и мирян 50 на 50, потом – по Тасеевой. Летом 20 км на моторке, зимой – на «Хивусе». Судно на воздушной подушке хорошо идет по чистому льду или открытой воде. Но мы приехали в неудачное время: после снегопада и внезапной декабрьской оттепели вода на реке пошла поверх льда. Как результат – груженый «Хивус» ровно на половине дороги садится, мотор не тянет по рыхлому снегу и воде. Глава Кирсантьево Николай Козырь, который сидит за штурвалом, и усом не ведет: то, что для нас транспортная катастрофа, для жителей Мотыгинского района норма жизни – здесь и не такое видали. Моментально принимает решение – оставить в «Хивусе» женщин, за мужчинами, оставшимися на реке, вернутся позже.
Нас встречает добротная деревушка с крепкими заборами и шапками снега на домах. Бурный – по имени порога недалеко от деревни. Порог сильный, непростой, говорят, что нередко во время сплава люди на нем гибнут. Когда-то на месте деревни был сплавной участок, за сезон здесь сплавляли миллионы кубов леса. Участок закрылся, и здесь стали селиться староверы.
– С Дальнего Востока пришли, с Маньчжурии, – староста деревни Перфилий Баянов хитро улыбается в бороду. – С Урала здесь есть, с Калужской области. Уругвая, Канады, обеих Америк…
Но как именно они появились в этом поселке, не говорит напрямую. Староверы принимают нас, чужаков, гостеприимно, накрывают роскошный стол: плов с красной рыбой – на дворе Рождественский пост, рыбные пироги, «компотовка» – слабый хмельной напиток. Но в дома не приглашают и, отвечая на вопросы, многого напрямую не говорят, а переспрашивать неудобно. Не для того их предки ушли от мира, чтобы потом каждому встречному-поперечному о себе рассказывать.
Поселок Бурный – административная аномалия: в советских паспортах старожилов значится «поселок Бурный», в современных все прописаны на одной из улиц Кирсантьево, оставшейся в 20 км от нас. (Это большая сложность для районных властей, которую всеми силами стараются решить: нет поселка – не заложишь горючее, чтобы до него добраться.) Да, у староверов есть паспорта, получают они и свидетельства о рождении на детей. ИНН уже «не по вере». Не по вере стричь волосы, носить короткие юбки. Нельзя краситься и плясать, а вот петь – можно. Но тоже не все подряд. Кроме духовных песен, девушки Бурного поют народные – и Кадышеву, ее можно. Пить и курить – грех. Телевизор, радио и телефон – грех. Но он все-таки у староверов есть – лежит в гараже, чтобы с ним можно было в город выехать. Техника есть у каждого, без нее никуда: лодка, снегоход – вот обязательный минимум. С ними ловко управляются даже 10-летние пацаны. И хоть нет в поселке телевизора и Интернета, все новости жители Бурного знают – и чуть ли не лучше городских. Газету выпишут – все вместе прочитают, потом по реке люди приходят, сами ездят – и уж про район все знают точно.
Сошлись – живите
Во всех старообрядческих деревнях, которых в Мотыгинском, да и в соседних районах немало, проблема одна – найти себе жену. Это общество живет обособленно, потому и создать семью, чтобы не было близкородственных связей, сложно. Проверяют связи до восьмого колена. Чаще всего присматривают невест в ближайших деревнях: отправляют парня свататься. А он потом на посиделках смотрит – приглянется девушка или нет. По вере жениться можно и с 15 лет, но это было раньше – сейчас таких случаев немного. И дело совсем не в Уголовном кодексе – большинство пар до загса просто не доходят, в миру о них не знают.
– По вере разводов у нас нет: сошлись, закон приняли – живите, – рассказывает улыбчивая Антонина, невестка старосты. Она в деревне что-то вроде повитухи: если роды будут сложными, рожениц отправляют в Мотыгинскую ЦРБ, нет – справляются на месте. – Венчание у нас есть. Но никакого белого платья и фаты, что вы. Сарафан и платок. В загс кто-то ездит, а мы с мужем не регистрированные – 18 лет просто живем и все. Дети на отца записаны.
Детей у 34-летней Антонины четверо. В староверческих деревнях дети есть всегда – вот и Бурновская начальная школа, над крыльцом которой до сих пор прибита табличка «РСФСР. Министерство просвещения», работает постоянно – лет 70 точно, говорят старожилы. В единственном классе учатся 4–6 детей. Школа – буквально три комнаты: печка, на которой сушатся лыжные ботинки, класс с методическими материалами, на стенах – рисунки и расписание. Все как в обычной городской школе: математика, русский, английский, рисование. Все сейчас ведет Ольга. Она – редкий пример приезжего человека, который раньше к староверам отношения никакого не имел. Ольга крестилась – и вслед за мужем переехала из Хакасии в Мотыгинский район. Сейчас она учитель, но только первых четырех классов. Полноценная средняя школа есть только в Кирсантьево – именно туда отправляют учиться детишек после четвертого класса. Да и то не все – Кирсантьево только наполовину своя, там много соблазнов, что, по мнению староверов, может детям навредить. Часто уезжают учиться и дальше – в город, но почти все после учебы возвращаются домой. Исключения очень редки.
Любят сказки и Барби
Для детей приезд чужих – настоящий аттракцион. Стоят группками – улыбаются, смотрят внимательно. Не сразу понимаешь, что в этом взгляде непривычно, и только через какое-то время становится ясно: девчонки смотрят прямым взглядом глаза в глаза, как взрослые, на равных. И сразу видно – кто чей ребенок, как в наших старых деревнях, здесь живут родами, на этом берегу Тасеевой буквально две фамилии у всех жителей. Видно, кто Баянов, а кто – Симушин. Дети охотно рассказывают нам, как любят школу, но не все уроки, потому что учительница строгая – требует. Больше всего им нравится окружающий мир, потому что «там всего помаленьку обо всем». Любят читать, но в основном русские народные сказки. А еще – играть в куклы, шить для них, есть и Барби, играют все вместе. И – обычные деревенские развлечения: зимой горка, летом речка. Родители, нет, не строгие, не ругаются, вот только бы получилось без бати съездить в Кирсантьево – и накупить всего в магазине. Так-то можно покупать, но батя сначала должен все «править». Как так «править» – девчонки стесняются, не рассказывают: по одной этой детали становится понятно: староверческие поселения – сложное общество, в котором долгие века живут по законам, непонятным нам, мирянам. Но зато, как говорит глава Николай Козырь, что такое полиция, здесь точно не знают – не бывает в Бурном преступлений.
Выезжать за пределы поселка можно спокойно – в город нужно то по делам, то в больницу.
– Но вот только кажется, что очень шумно там, и хочется быстрее вернуться домой, – говорит Антонина, поправляя платок. Родилась она в 40 км от Бурного, туда к ней муж свататься и ездил. – Для меня ничего сурового в такой жизни нет, я привыкла – мне кажется, я счастливый человек.
В пять вечера уже темнеет: в Мотыгинском районе световой день заканчивается на час раньше, чем в Красноярске. В 6–7 часов на охоту выйдут волки, которых в этих местах много. В 10 вечера в Бурном погаснет электричество – дизель работает только до этого времени: глава района предлагал продлить, но «зачем нам», говорят староверы. Деревня уснет, чтобы на следующий день женщины проснулись в 6 утра и начали свой ежедневный труд, который держит эту деревню.
