Недавно вернулся из Хатанги, побывав в научной экспедиции. Запомнилось многое: интересные люди, тундра, северная рыбалка, походная жизнь… Но все хорошие, светлые впечатления были враз испорчены картиной кровавой бойни, свидетелем которой мне пришлось стать. Убивали оленей. Практически посреди поселка.
На Севере оленину заготавливали всегда. Иначе здесь не выжить. Особенно сейчас и особенно в Хатанге. Работы нет, крупный когда-то рыбозавод лежит в руинах, пароходы ржавеют на берегу, а цены на продукты в среднем раза в три выше, чем на материке. Зарплаты, особенно у бюджетников, чуть больше, чем в Красноярске, но все равно не хватает. Поэтому практически у каждой семьи есть ледник или контейнер, который на целый год затаривается рыбой и олениной. Часть добытого мяса оставляют себе, часть – продают коммерсантам. И в этом нет ничего противозаконного. Если, конечно, соблюдены два простых условия. Первое. У охотника (неважно, на кого он работает) должна быть лицензия на отстрел, в которой указано разрешенное количество голов. И второе – точная географическая привязка места охоты. Оно тоже указано в лицензии. Разумеется, места эти отведены вдали от населенных пунктов, в тундре.
Если данные условия нарушаются, то это уже не охота, а варварство.
Миграция северного оленя обычно проходит в первых числах августа. Примерно в это время он и появляется в окрестностях Хатанги. Идет с севера на юг целыми табунами – сотнями, тысячами. Переплывает реки. В этот момент его и отстреливают. Прямо на воде, с лодки, в упор. Туши не тонут. Их связывают между собой веревками и буксируют к берегу. Там и разделывают. Зрелище не для слабонервных.
Однако давайте без гринписовских соплей. Если мы едим мясо, то давно пора принять как должное, что процесс его заготовки и обработки малоэстетичен. Потому и занимаются этим в специально предназначенных местах – на бойнях и мясокомбинатах.
В нынешнем августе «мясокомбинат» был устроен прямо в административных границах поселка.
* * *
Олень в окрестностях Хатанги появился в этом году поздно, как никогда. Его ждали первого августа, второго, пятого… Людям хотелось свежего мяса. Но, видимо, из-за лесных пожаров в Якутии и Эвенкии, откуда ветер натягивал дым и сюда, в таймырскую тундру, зверь не пришел ни пятого, ни девятого. Появился десятого. Табуны плыли через Хатангу, некоторые выходили на берег прямо в поселке, в районе причалов морского порта. Тут же на реке засуетились лодки, зазвучали выстрелы. Выстрелы гремели три дня.
Ко мне прибежал знакомый местный парнишка:
– Сергей Александрович, олень плывет, айда смотреть!
Стадо голов в пятьдесят медленно и величественно плыло посреди реки. Впереди мощный вожак с огромными рогами, за ним – самцы помоложе, потом важенки, телята.
Мы притаились за грудой металлолома, его тут много. Стадо все ближе, ближе. Наконец вожак почувствовал копытами твердое дно, стал выходить на берег метрах в семидесяти от нас. Красавец! За ним – остальные. Но едва половина стада вышла на берег, откуда-то появились собаки. Они отрезали тех оленей, которые были на суше, и погнали их по берегу. Остальные развернулись и поплыли обратно. Из-за поворота реки зазвучала пальба.
Нельзя сказать, что полиция в этой ситуации ничего не делала. Слышал, что кое-кого полицейские поймали, составили протоколы. Может, десяток браконьеров прищучили, может, меньше – точно узнать было не у кого, мы уже улетали в Красноярск. Но, по всей видимости, наказали мелких хищников. Тех, кто заготавливал мясо в больших количествах, причем нагло, в открытую (видимо, у людей все было схвачено), полиция не тронула. Во всяком случае по горячим следам, на месте преступления. Я там был, людей в погонах не видел. А они, полагаю, должны были появиться раньше, чем журналист.
* * *
В день отлета встретил на улице поселка старшего госинспектора Норильского районного отдела по контролю, надзору и охране водных биологических ресурсов Олега Малолыченко.
– Видали, что на берегу творится?! – спросил он. – Оленя шкерят прямо в черте поселка. Совсем обнаглели. Сколько лет здесь живу, сам охотник, но такое безобразие – впервые. Иду протокол составлять.
– Можно с вами?
– Можно.
До берега, где все происходило, метров триста от силы. По дороге говорю с опаской:
– Может, в полицию зайдем? Наряд с собой возьмем. Кто знает, что на уме у этих браконьеров? А вы, гляжу, без оружия.
– Ерунда, нечего бояться. Здесь все друг друга знают. И я знаю этого предпринимателя, и он меня…
У берега стоит баржа, к ней пришвартован катер. На барже полным ходом идет разделка, висят готовые туши, валяется требуха, отрезанные оленьи ноги, рога. Три-четыре десятка убитых плавают, связанные веревками, рядом с баржей, лежат у берега тут и там. Всего, на глаз, голов сто. С палубы в реку течет кровь, падают катыга и химус (содержимое кишок и желудка). А ниже по течению – водозабор, из которого пьет весь поселок.
Спрашиваем старшего. Из недр катера вылезает заспанный мужчина, местный предприниматель. Он легко соглашается с тем, что нарушения – налицо. Спокоен как танк. Инспектор пытается составить протокол, но у мужика нет ни паспорта («потерял»), ни разрешительных документов. Типа мимо шел.
– Но я их сейчас найду и принесу, – заверяет предприниматель.
Малолыченко предлагает ему в течение получаса явиться в инспекцию для составления протокола.
Разумеется, прождали мы предпринимателя полчаса напрасно. Он и не думал идти сдаваться. Вероятно, «решал» с кем-то вопрос по телефону.
* * *
Все-таки шум, который мы подняли, помог. Через час у берега уже не было ни баржи, ни катера. Тот, у кого все схвачено, быстренько отдал швартовы и скрылся в неизвестном направлении.
– Проблема в том, что я не могу остановить незаконную охоту, – объясняет Олег. – Это функции Госохотинспекции. У них, правда, в последнее время всё реформы идут, и называются они теперь мудрено: Государственная инспекция по охране, контролю и регулированию использования объектов животного мира и среды их обитания. Ближайшее отделение в Норильске. Здесь постоянного представителя нет. Звонил, чтобы приехали, шороху навели, а то у нас тут, говорю, такое творится… Нет денег на дорогу.
– В Хатанге нет охотинспектора?! В поселке, где каждый второй – охотник, а зверья – немерено?! Так это же… Ну, как хранилище банка без охраны, сейфов и сигнализации, – меня пробивает на метафоры.
– Нету, – разводит руками Олег Александрович. – Моя задача – охрана водных ресурсов. Могу привлечь предпринимателя только по статьям 8.33 и 8.42 КоАП РФ – «Нарушение правил охраны среды обитания или путей миграции животных» и «Нарушение специального режима осуществления хозяйственной и иной деятельности на прибрежной защитной полосе водного объекта…» Но запретить охотиться не могу. Хотя при отсутствии охотинспектора полиция должна и имеет право наказывать браконьеров.
Ага. Теоретически – должна. Но в сотне метров от отделения какие-то беспредельщики устроили мясокомбинат, на виду у всего поселка, а у полиции – шторки на глазах. Интересно, кто их им купил?
Не первый десяток лет работаю в природоохране, но такого безобразия не было даже в голодные годы! – возмущается государственный инспектор заповедника «Таймырский» Виктор Петрусёв. – Никогда народ не стрелял оленей прямо в Хатанге, а сейчас канонада стоит. Совсем люди озверели, всё не нахапаются. Где власть, где законы? Попробовали бы они ко мне на территорию заповедника сунуться… Лежали бы мордой в песок. А здесь, в Хатанге, я тоже им не указ. Не имею права.
Чем там дело кончилось, не знаю – улетел. Наказали кого-то, нет? Может, руководство службы по охране, контролю и регулированию использования объектов животного мира и среды их обитания в Красноярском крае в курсе? Было бы интересно узнать, как они относятся к тому, что описано выше, и когда в Хатанге появится штатный охотинспектор?
Если что, фамилия предпринимателя в редакции имеется.
