Курс «Основы религиозных культур и светской этики» уже перестал был экспериментальным. Теперь все четвероклашки, а точнее их родители, в сентябре выбирают, какой модуль будут изучать. Но даже обязательность дисциплины не защищает новый курс от обвинений в навязывании той или иной религии – еще не все родители разобрались в том, что ждет их школьников в 4-м классе.
– Мы говорим с детьми не о религии, а о культуре, – объясняет содержание курса Олег Воскресенский, соавтор учебников «Основы православной культуры» и «Основы мировых религиозных культур», филолог, кандидат педагогических наук и магистр богословия. Мы попросили его рассказать об учебнике и особенностях преподавания этого курса.
«Ваше православие никого не интересует»
– Учебник, соавтором которого вы являетесь, второй в истории современной России…
– Да. Созданное протодиаконом Андреем Кураевым пособие хорошее, но не идеальное. Кураев – философ, богослов, но не педагог. Он, конечно, привлекал педагогов к разработке, но личность его настолько «довлела» над ними, что получился учебник, насыщенный богословски, но несовершенный методически. Он не совсем соответствует требованиям, которые предъявляются к учебникам 4-х классов, – в первую очередь не вполне учитываются особенности возрастной психологии детей. Поэтому по кураевскому учебнику, говорят учителя, работать трудно.
Наш учебник адаптирован под четвероклассников: в нем только то, что ребенок способен усвоить – вплоть до количества знаков на странице.
Сейчас появляется все больше пособий других авторов. Радостно, что традиция множественности выбора возрождается. Учитель имеет право выбирать не из одного, а из многих, он сам оценивает, какой материал подходит именно ему. В этом я вижу положительную тенденцию.
– Когда вы с учителями общаетесь, они ведь наверняка рассказывают, какой из модулей в «Основах религиозных культур и светской этики» родители выбирают чаще.
– Напомню, что у дисциплины шесть модулей: основы православной, буддийской, исламской, иудаистской, мировых религиозных культур, светской этики. Меня больше всего смущают основы светской этики. Просто никто не знает, что это за «зверь» такой. Дети быстро раскусывают и сажают учителей в галошу: кто сказал, что это хорошо, а это плохо? На каком основании существует та или иная этическая норма? Ученые сказали? А что – они никогда не ошибались? Да постоянно! Может быть, я набросился на светскую этику зря, но она действительно представляется мне странной дисциплиной.
Что касается статистики, то она похожа на «среднюю температуру по больнице». В одних городах и регионах выбор осуществляют родители, в других – сильное присутствие административного элемента, скажем так, все решено сверху. Поэтому в соседних регионах преобладать могут абсолютно разные дисциплины. Статистика в этом случае была бы не показательна.
В Вологодской области, насколько я помню, чуть ли не 90 % выбрали православие, а в Ленинградской области почти все выбирают светскую этику и основы мировых религиозных культур. Общаясь с учителями и завучами, я узнаю, что это им «спустили сверху». Сказали: никакого православия.
Тем не менее был у меня один показательный случай. Провожу встречу в институте повышения квалификации в Питере, собирается полная аудитория – люди вдоль стен стоят. И вдруг один учитель встает и говорит: «А вообще-то мы пришли сюда не потому, что вы соавтор учебника основ православной культуры, а потому, что вы соавтор учебника основ мировых религиозных культур. Расскажите нам о том учебнике. Вы знаете, Ленинград – город атеистов, и потому ваше православие никого не интересует». Я, естественно, оторопеваю, не знаю, что и делать. И спрашиваю присутствующих: «А что, все так считают? Поднимите руки, кто согласен с коллегой». Она поворачивается, а там – ни одна душа руку не подняла, все 150 человек молчат. Я спрашиваю: «А почему вы не возмутились, когда от вашего лица говорили?»
Удивительно, но эта учительница, которой не хотелось на лекцию о православии, осталась, прослушала все и в конце больше всех вопросов задавала. Оказывается, это важно. И даже в таких «городах атеистов», как Санкт-Петербург.
«Научиться культуре несогласия»
– Куда вас с лекциями приглашают чаще всего?
– Побывал практически во всех регионах – и не раз. Например, меня пригласили недавно в Татарстан провести встречи с учителями. Объяснить разницу между основами православной веры, которую мы ни в коем случае не насаждаем в школе, и основами православной культуры, являющейся в нашей стране, в том числе и в Татарстане, культурообразующей. Почему? Да хотя бы потому, что люди говорят на русском языке, который насыщен православной образностью и смыслами. Что же – свести эту культуру к нулю? Обеднить нашу жизнь? На целую культуру? Наверное, это несправедливо.
Культуры должны соседствовать и взаимно обогащать друг друга, а не уничтожать. Черпать друг у друга ценности, образность.
– Вот это разграничение веры и культуры чувствует не каждый. Потому родительская общественность воспринимает новый предмет именно как основы веры.
– Люди могут разделять и не разделять религиозные убеждения – в этом нет ничего плохого. Господь предоставил каждому полную свободу нашей вольной волюшки в выборе духовном и нравственном. Он не навязывает Себя – и мы не должны кому-либо навязывать то или иное вероисповедание. Он уважает волю человека, и кто мы такие, чтобы брать на себя больше самого Господа. Поэтому мы не говорим о вере – мы говорим о культуре.
Если родители выберут основы православной культуры, они выберут то, к чему уже принадлежат. Частью чего уже являются, подчас неосознанно. Она присутствует в них, потому что они уже пользуются русским языком, который насыщен православной идиоматикой – пословицами, поговорками. Мы тысячу раз на дню говорим спасибо, произнося имя Божие, призывая ко спасению, желая другому спасения.
– Как бы вы посоветовали выбирать модуль?
– Родителям, стоящим перед выбором одного из шести модулей, я бы предложил осознать, к какой культуре сами они принадлежат. В России большинство из нас принадлежат к православной культуре, а некоторые даже считают, что ею уже достаточно владеют, и выбирают для своего ребенка, например, иудаистскую культуру. Я знаю одного русского православного священника, который своего ребенка записал на курс «Основы иудаистской культуры». Когда все возмутились: зачем? вы же батюшка, православный! – он объяснил спокойно: православной вере и культуре сам своего ребенка научит. А где еще сын сможет приобщиться к культуре иудаизма, которая сопряжена исторически с христианской? Мальчик таким образом только обогатится.
Я, кстати, своих детей летом отправлял в американские лагеря разных конфессий. Они от этого не стали протестантами, но познакомились с другой церковной культурой – все их там признавали православными, никто не унижал. Их расспрашивали, как все происходит у православных. Они научились диалогу, научились культуре несогласия.
– А что она представляет собой?
– Несогласие – величайшая из культур. Она возможна только тогда, когда человек в своей культуре и идентичности уверен – твердо стоит на ногах. Ему нет нужды самоутверждаться за счет унижения другого. Поэтому, когда я слышу разговоры о том, что введение религиозных дисциплин в школьную программу может привести к разжиганию межрелигиозной вражды, я недоумеваю. Вражда возникает тогда, когда один самоутверждается за счет другого. А если каждый в своей вере и культуре стоит основательно, у него нет нужды в этом – он может от щедрот своих поделиться богатством.
К сожалению, наше знакомство с культурой зачастую остается поверхностным – вряд ли у кого-то из родителей будет специальное время, чтобы приобщать ребенка к культуре. А здесь есть такая возможность, и не реализовать ее было бы неправильно. Особенно за казенный счет.
«Общение, а не набор знаний»
– Как учитель, который, может быть, и считает себя православным, но в церковь не ходит, может преподавать основы православной культуры? Если он не погружен в православную культуру полностью. Он вообще справится?
– Мы делали наш учебник в расчете как раз на такого «неподготовленного» учителя – не ходящего в церковь, не погруженного, вы точно все охарактеризовали. Мы старались сделать учебник так, чтобы учитель в первый год преподавания, всего на один урок опережая своих учеников, мог полноценно гармонично и ответственно преподавать этот предмет. Естественно, нет предела совершенству, и уже на следующий год он будет богаче и опытней.
Учебник составлен с учетом важнейшей психолого-педагогической особенности четвероклассника – стремления к общению. Четвертый класс – это время общения, а не набора знаний. Наш учебник диалогичен, он весь построен на разговоре учителя с учащимися, учащегося с родителями (наставниками) и учащихся между собой. Поэтому, если учитель предлагает в школе обсудить, как в доме празднуется день рождения, Пасха, именины, каждый ребеночек по-своему об этом расскажет. И сам учитель расскажет что-то свое – и ответа неправильного не будет. Каждый отдельный опыт – опыт православной культуры. Потому что все мы ее носители.
По отзывам учителей, они с удовольствием пользуются нашей методикой и не оказываются в неприятной ситуации, когда педагог чего-то не знает. Страх, который некоторые учителя испытывают, подступаясь к такой глыбе, как православная культура, исчезает.
Но не нужно забывать: чем лучше подготовлен учитель, тем ему проще вести такой диалог и тем уроки богаче, разнообразнее, интереснее. Поэтому есть обучающие курсы, вебинары в Интернете, районные, городские и региональные курсы повышения квалификации – я этим занимаюсь с утра до вечера, провожу курсы для учителей и студентов педвузов по всей стране.
– Были ли разделы или темы, которые оказались сложны для составителей?
– Поскольку у нас коллектив авторов, мы разделили темы по принципу: кто в чем силен.
Вот так мы все сложности преодолели. Поэтому и материал у нас получился такой «разноголосый», разный по опыту. Я жил в Америке. Ксения Владимировна Савченко, доцент кафедры преподавания русского языка и литературы Академии повышения квалификации и профессиональной переподготовки работников образования, – в Санкт-Петербурге. Татьяна Анатольевна Костюкова, профессор Томского государственного университета, – в Томске. Татьяна Дмитриевна Шапошникова, ведущий научный сотрудник Института теории и истории педагогики Российской академии наук, – в Москве. На каждые несколько часовых поясов у нас был автор. Опыт – от сибирского до американского – был учтен, потому что православие – это не сугубо русская религия, это религия мировая. И в американском, например, православии сохранились или выработались некоторые черты, которые в нашем обиходе не так ярки и заметны.
– Например?
– Та же христианская педагогика. Опыт духовного образования у нас был заменен на идеологическую обработку в течение нескольких поколений. И многие люди до сих пор воспринимают духовно-нравственное воспитание как форму идеологической пропаганды. И когда говоришь, что одна из основных духовно-нравственных ценностей, к которым мы приобщаем ребенка, – свобода выбора, личного, ответственного, осведомленного, они удивляются. Для многих наших сограждан выбор из одного – идеальный. Зачем думать, если кто-то за тебя уже решил и предлагает лучшее из возможного. Это снимает ответственность. А то: вдруг я ошибся? Вдруг есть еще лучше?
В учебнике мы говорим о мировой православной культуре, совершаем путешествия в другие страны – в том числе с помощью мультимедийного сопровождения. Говорим о том, что православная культура присутствует во всем мире, обогащает его, и он, мир, питается ею. И в ней, кстати, не так уж много сугубо русского, а греческого, например, гораздо больше. Поэтому узнавать ее можно в разных образах и ипостасях.
– Часто говорят, что введение такого предмета нарушает принцип светскости школы.
– Сам принцип светскости образования мы понимаем часто в его сугубо советской интерпретации: светский равно атеистический. На самом деле светский – это не отдающий предпочтения ни одной из религий. В том числе так называемому атеизму, который на самом-то деле является чистой воды язычеством – верой во всесилие природы.
– Почему вы писали именно такую кандидатскую – о религиозном образовании в светской школе?
– Меня этот материал заинтересовал профессионально – как педагога по первому и богослова по второму образованию. На пересечении этих тем и находится религиозное образование в школе, я был идеально подготовлен к такой тематике. Потом я случайно оказался в Москве, когда наш президент подписал указ о введении в четвертом классе данного предмета. Это был 2008 год, а ввели его в 2009-м – сначала в экспериментальном варианте на три года. Предмет преподавался половину четвертого класса и половину пятого, что было не совсем удобно. Полгода детки изучают этот довольно новый для них предмет, потом на каникулах все забывают – приходят в пятый класс, когда часто классы перемешивают, и им нужно в совершенно незнакомой обстановке с незнакомой учительницей говорить о сокровенном личном опыте. Такой вариант был признан неудачным, поэтому все перенесли на четвертый класс.
Напомню, что тем же указом, который ввел в обязательном порядке дисциплину в четвертом классе, позволено проводить уроки и в других классах – по желанию учителя и при возможности школы.
– Такой опыт есть?
– Да. Учебники других классов тоже разрабатываются, публикуются, проходят утверждение. Не большинство, но многие школы продолжают изучать предмет. Например, в уже упоминавшихся Вологодской области, Самарской области. Они и свои учебники разрабатывают – с благословения местного архиерея, сами печатают и сами пользуются. Замечательные учебники – лучше нашего, потому что учителя на своем живом опыте разрабатывают эти материалы.
Поначалу я был приглашен в группу разработчиков программы и учебников в качестве консультанта. Скоро оказалось, что консультировать куда труднее, чем писать самому. И я стал писать уроки. 17 из них вошли в учебник, хотя должен признаться, что часть была отредактирована до неузнаваемости. Таким образом, я оказался вовлечен в этот труд – в разработку программы, школьных уроков, в написание статей. Опыт оказался интересным. Уже занимаясь религиозным образованием в светской школе, я взялся за написание диссертации, потому что без ученого звания в нашей стране никак. Собрал материалы, статьи, обобщил опыт и представил ученому совету. Тему зарубили, сказав мне, что это – противоречие в терминах: религиозного образования в светской школе быть не может. Мне предложили написать диссертацию на материале США. Диссертацию я защитил. И это была, насколько мне известно, одна из первых защит работы по религиозной тематике в этом светском вузе. А докторскую мне предложили писать уже на нашем материале – то есть о светском образовании в школах России, которое еще два года назад было таким… оксюмороном. Динамика ошеломляет – от полного отрицания и непонимания, о чем идет речь, до осознания необходимости присутствия предмета в школьной программе.
– Как вы видите результат внедрения этой программы? Через 10–15 лет?
– Надеюсь, что эта скандальность, первая эмоциональная реакция, которая часто возникает, когда звучит сочетание «религиозное образование в светской школе», сойдет на нет. Мы начнем более трезво относиться к курсу как к возможности ясно сделать свой выбор из множества предлагаемых нам возможностей. Ведь это довольно редкое явление, когда внутри одного курса на выбор даются несколько модулей. Ни в физике, ни в биологии, ни в географии вы такого не увидите. В отношении всех остальных дисциплин школа берет на себя ответственность выбора. А тут, в этой важнейшей области, ответственность возвращается родителям, которым она и должна принадлежать. Школа перестает быть «фабрикой знаний», когда на входе поступает сырой материал, а на выходе получается готовый продукт. На школу как госструктуру возлагалась эта обязанность, а с родителей она была снята в советские времена. Наш учебник построен таким образом, что большая часть домашних заданий рассчитана на работу с родителями, членами семьи. Они так и формулируются: «Спроси у бабушки…» или «у членов семьи»… И что же происходит? Родители привыкают, что ребенок их постоянно спрашивает. Бабушка привыкает, что она становится источником авторитетного знания. Возникает культура семейного духовного общения. Дети задают вопросы, касающиеся духовных, нравственных, культурных ценностей, а родители, согласно замыслу нашего учебника, на них отвечают.
Я надеюсь, таких учебников, хороших и разных, будет появляться множество. Не считаю наш учебник идеальным, его главное достоинство – он создал прецедент альтернативы.
Олег ВОСКРЕСЕНСКИЙ
Родился в 1957 году в Москве. Внук священника, расстрелянного за веру в 1937 году.
Окончил филологический факультет Московского государственного педагогического института. Работал учителем и экскурсоводом.
Учился в Свято-Троицкой православной духовной семинарии в г. Джорданвилль, США. Получил магистерскую степень по богословию в Вефильской евангельской духовной семинарии и прошел второй магистерский курс по психологии и социологии общения в Вефильском университете, штат Миннесота.
С 1991 года проживает с семьей в США.
Кандидатскую диссертацию по теме «Религиозное образование в светской школе США» защитил в Институте теории и истории педагогики РАО, г. Москва, в 2013 году.
Соавтор учебников «Основы православной культуры» и «Основы мировых религиозных культур».
