Журналисты, особенно из районных изданий, и прежде чувствовали, что тема предупреждения терроризма, несмотря на полное отсутствие в крае террористических угроз, важна и на страницах газет должна отражаться. Но с трудом находили темы для публикаций. В последние недели все изменилось. И визит Патрушева, и внешнеполитический фон, и операции спецслужб по предотвращению террористических актов внутри страны, и даже резко обострившаяся риторика не имеющего, казалось бы, к нам отношения главы Чечни Рамзана Кадырова подбросили целую палитру тем.
Точки опоры
Терроризм редко связан с извращенностью личного мировоззрения одного какого-то человека. Как правило, зло это – организованное и так или иначе массовое. И, как правило, опять же связано оно с межнациональными или межрелигиозными конфликтами в борьбе за сферы влияния, хотя бывали, конечно, в России в том числе, и другие исторические примеры.
Шокирующая волна терроризма прокатилась по России в конце 90-х – начале 2000-х. Тогда казалось, массированный, чуть ли не повседневный уже терроризм – это часть нашей новой реальности. Трудно относиться к этому иначе, когда чуть не каждая неделя приносит новые трагические новости – то из Москвы, то из Волгодонска, то из Беслана, то из Грозного. Но времена эти прошли. Во многом, конечно, благодаря качественной работе спецслужб. Но еще и потому, что подобный способ решения противоречий претит самой культуре межнациональных отношений, сложившихся в России на протяжении веков. У России к «национальному» терроризму, проще говоря, иммунитет. И если кто заносит это зло извне – она очень быстро от него очищается.
В сборной России по спортивной борьбе немного этнических русских, я хорошо это знаю: все они – мои друзья. Среди оленеводов русских нет совсем. В торговле среднеазиатскими продуктами их тоже немного. Зато мед и рассаду на рынках края продают почти исключительно русские.
Примеров сегментов, где по той или иной причине доминирует та или иная национальность, тысячи. Досадно ли это для кого-то? Да. Потому как диаспоральность такая неизбежно создает некоторую монополию на отрасль. И пробиться сквозь нее непросто. Но сама по себе попытка требовать преференций на том лишь основании, что ты русский, – это легкая форма самоуничижения. Если бы так рассуждали американцы, там не работали бы наши программисты, и они не добились бы всемирного доминирования в IT, да и во многом другом. Если бы так рассуждали литовцы – в Тракае не пекли бы кыбыны, и там нечего было бы делать туристам. Если бы так рассуждали русские монархи – у нас не было бы Москвы со всеми ее старинными архитектурными прелестями и уж тем более Санкт-Петербурга.
Прелесть и потенциал России ровно в том, что она исторически объединила вокруг себя сотни народов. Народы эти растворились в ней, разделив присущие ей стержневые ценности. Но растворились не до конца. Самые яркие национальные черты, традиции, умения обогатили российскую культуру – в широком смысле этого слова. В итоге у нас – множество точек опоры: в спорте, в промышленности, в сельском хозяйстве, во внешней политике даже – у нас столько сильных сторон, что нас невозможно положить на лопатки, мы прикрыты по всем фронтам – во многом благодаря именно букету национальных традиций. Не обрядов – традиций организации жизненного уклада, выработанных многовековой национальной мудростью. И слава богу, что, несмотря ни на какие попытки это равновесие раскачать, оно сохраняется и продолжает обогащать и оберегать Россию от любых внешних угроз.
Российский бог
Попытка раскачать Россию в другом направлении – в сегменте межрелигиозных отношений – тоже обречена на провал. Даже попытка, предпринятая самим государством, вывести церковь из режима параллельного с государством существования и противопоставить друг другу религию и светское мировоззрение не удалась. Воинственные атеисты, коих немного, все еще шумят о том, что религия – это мракобесие. Но успеха большого эти проповеди импровизированные не имеют: людям в массе просто непонятно, по какому поводу шум.
Мракобесие?
Российский менталитет стал общим знаменателем для мировых религий – явление уникальное. Пространность территорий, богатство истории, мудрость правителей, сплоченность против внешних врагов – все это привело к тому, что религиозное самосознание расширилось за пределы священных писаний. Религии научились мыслить и действовать надконфессионально, в интересах общих ценностей – бога вообще, а не только своего собственного бога.
Да, они ревностно относятся к собственным интересам, да, некоторые из них болезненно реагируют на «ересь» и блюдут чистоту традиций, в том числе обрядовой стороны вопроса. Но ни одна из них не станет действовать вопреки интересам страны, даже если эти действия сулили бы ей тактические дивиденды. Они зрелы, они мудры, они ответственны.
Мракобесие? Можно смотреть на это и так. Но это значит – не признавать их вклада в то, кем мы являемся, и не видеть в них потенциала в борьбе за то, кем мы хотели бы стать. Для того, чтобы отличить хорошее от плохого, мне не нужен вымышленный бородатый мужик на небесах! – скажет кто-то. Однажды мы даже попытались полностью заместить религию светской этикой – много ли от этого противостояния вышло проку? Разве дело в признании или отрицании сверхъестественного? Религия – это язык, на котором быстрее и естественнее всего передается код, делающий человека человеком, а русского человека (в широком смысле этого слова) – русским человеком. Наше национальное самосознание неразрывно связано с многоликостью религии, нравится нам это или нет. В наших решениях веры гораздо больше, чем рацио. Веры – в широком смысле этого слова: веры в человека, в верность, в надежность – веры в хорошее. Кто-то видит в этом наив, я вижу в этом свидетельство силы. Наше относительное внутреннее спокойствие, наша сдержанная внешняя политика – отражение этого мировоззрения. Наш национальный бог – справедливость. Наши религии не искрят, соприкасаясь друг с другом. Они действуют сообща. Они – наш щит: щит нашего общественного покоя, щит наших границ. Так что же в этом плохого?
Прорывные несырьевые
Ну а что касается дел насущных. Промышленный парк ЗАТО город Железногорск, о строительство которого было в свое время сломано немало копий, сдан в эксплуатацию. Сейчас завершаются необходимые процедуры по оформлению объектов промпарка в краевую собственность и благоустройство территории комплекса.
Что означают эти сухие сводки с полей? Ровно то, что первые резиденты уже могут знакомиться с промпарком не в виде проектной документации, а, что называется, в натуре.
Объект это особенный. Не просто потому, что задает промышленности края толчок в развитии высоких технологий, а потому, что развитие это, если оно случится так, как задумано, видоизменит наше самоощущение. До сих пор, несмотря на очевидную диверсификацию (нарастающее разнообразие) нашей экономики, ощущение того, что мы живем в сырьевом регионе, все еще остается справедливым. Железногорский промпарк массированным размещением резидентов, заточенных под инновационные производства, должен это ощущение переломить. Если это случится, Железногорск станет ядром для инвестиций нового типа – инвестиций идей, интеллектуальных ресурсов, которые смогли бы генерировать несырьевые проекты прорывной мощности. И вряд ли после этого даже непатриотично настроенные наши граждане найдут достаточно оснований, чтобы продолжать называть наш регион «сырьевым придатком Москвы».
