Около полувека назад, когда отделения детской хирургии в Красноярске и в помине не было, новорожденные с пороками развития просто умирали. Детей постарше оперировали в разных больницах.
Детское отделение появилось благодаря Валентине КРАСОВСКОЙ. Авторитетный медик, она организовала его работу с нуля.
Сегодня в свои 86 лет Валентина Красовская уже не оперирует. Однако живо интересуется всеми изменениями, которые происходят в медицине. А также – в жизни края, куда она попала 4-летней девочкой вслед за ссыльным отцом.
Какая красота!
– Как получилось, что ваши родители оказалась далеко от родных мест, здесь, в Красноярске?
– Судьба моей семьи, как и многих других, переплетена с историей страны. Мы выходцы из селаОрловый Гай. Это недалеко от Саратова, на Волге. Семья отца – обычные крестьяне, довольно бедные – поначалу с восторгом приняла революцию. Но потом папины родители умерли. Он остался для младших братьев и сестер за отца и за мать. Были они дружные, работящие, быстро встали на ноги. Построили дом, завели большое хозяйство. Отец женился на маме, родилась я.
– В общем, просто жили немного лучше других, поэтому их записали в кулаки?
– Можно сказать, что отец и его родные тогда немного разбогатели – государство выделило кредит. Погода благоприятствовала, поэтому удалось собрать хороший урожай. Формально отца не раскулачили: обложили налогом, как и многих других. После на них «повесили» продразверстку. Налог отдавать стало нечем – за это отца и сослали в Сибирь на три года. Абсолютно все забрал колхоз.Моей маме удалось спрятать корову у каких-то знакомых – и это нас спасло.
– А ваша мама отправилась за ним в ссылку, как жена декабриста?
– Почти! Нас с мамой тоже хотели сослать, как и многих из села, но не в Сибирь, а в Казахстан. Помню, почти всю деревню собрали за каким-то забором (мне тогда было всего четыре года, и этот высоченный забор просто поразил). При этом действительно состоятельными можно было назвать только одну семью из всей деревни – у них даже золото нашли.
Мама решила бежать в Сибирь к папе. В этом невероятном предприятии, кстати, в какой-то степени принимала участие и я. Будущие ссыльные, раскулаченные сидели «под замком», но я лазала в дырку в заборе, бегала к дедушке с бабушкой, родителям матери. Дедушка был мельником, мог хотя бы хлеб передать. А соседи, у которых мама спрятала корову, продали скотину и через дедушку с бабушкой вернули деньги (представьте, какими честными были тогда люди!).
– Как же ваша мама, одна, да еще и с ребенком, не побоялась бежать?
– Оказаться в неведомом Казахстане, вдали и от родных мест, и от папы было страшно. И мама решилась. Тайком наняла возницу, отдала деньги, вырученные за корову. Мы бежали ночью, через дыру в заборе – мама, я и еще одна женщина с ребенком. Помню, что была страшная распутица – мокрый снег вперемешку с грязью, а мы едем в санях. По дороге женщины собирали какое-то сено, чтобы нам, детям, было хоть немного теплее. Вслед за нами, как позже выяснилось, отправилась погоня. Но мы перехитрили преследователей – отправились не на основную станцию, а на другой полустанок. До Красноярска добирались полтора месяца.
– И как же в незнакомом городе вам удалось отыскать отца?
– Он к тому времени успел отправить несколько писем – хоть и шли те подолгу, с задержкой. Тем не менее было известно, где именно папа находится. После долгой дороги мы с мамой нашли его на Базаихе. Он жил в маленьком сарайчике-дровянике. Там мы и обитали первое время. Потом переехали в Канск, где построили собственный домик. Мне было лет 7–8, я уже умела все –штукатурить, гвозди вбивать, косить, пахать.
– Нет обиды на судьбу, которая забросила вас так далеко от родных мест?
– Никакой обиды не было и нет. Знаете, моя мама (умерла она в 96 лет), хотя имела образование три класса, была очень интеллигентным человеком, говорила: «Валя, какое счастье, что мы сюда бежали, что отца нашего выслали. Какая же здесь красота! Какое это чудо, ты посмотри!» Мы жили тогда на Базаихе, там, где берут начало Столбы. Представьте, выходишь из дома – а там горы, Енисей, лес. Господи, какая же красота!
– Наверняка, имея статус ссыльной, было непросто не только получить образование, но и сделать карьеру – а вам и то, и другое удалось блестяще!
– Мы всегда скрывали, что высланы. Но, вы знаете, в те годы таких, как наша семья, было огромное количество. Например, в институте через некоторое время выяснилось, что почти вся группа, где я училась, – ссыльные. Да и к тому времени, когда я окончила вуз, в 1949 году, все это уже было не так значительно, как до войны.
Ходишь, ходишь вокруг ребенка…
– Почему вы решили поступить именно в медицинский институт, да еще и на хирурга – выбрали не самую подходящую для женщины профессию?
– Интерес к медицине был с детства. Когда мы жили в собственном доме, я устроила на чердаке настоящую домашнюю лабораторию. Экспериментировала, изучала анатомию. Особенно сильное впечатление произвела серьезная болезнь одной из родственниц – у той нашли опухоль. Я тогда подошла к маме и сказала: «Выучусь на врача и, если ты заболеешь вдруг, спасу тебя, сделаю тебе операцию».
– Как получилось, что вы занялись детскими болезнями?
В студенчестве училась хорошо, поэтому после защиты диплома меня оставили в клинической ординатуре. Работала сначала «взрослым» хирургом. Мы тогда занимались всем: урологией, ортопедией, травматологией, онкологией. Позже, когда при медицинском институте было решено открыть педиатрический факультет, возникла необходимость в отделении детской хирургии. Малышей тогда оперировали в разных больницах взрослые хирурги.
Новорожденные с пороками развития были обречены и чаще всего умирали. Младенцам проводили только несложные операции – если у них, например, сросшиеся пальчики рук или косолапость.
– Сейчас, когда в Красноярске действует перинатальный центр, где выхаживают недоношенных младенцев весом чуть ли не в 500 граммов, слышать об этом удивительно.
– Отделение детской хирургии было создано 51 год назад – не так уж и давно. И, посмотрите, какие сейчас делают в крае операции – не только новорожденным, но и внутриутробные, на сердце у плода. Настоящее чудо! Я очень рада, что за эти несколько десятков лет все изменилось – и в лучшую сторону: в перинатальном центре прекрасные условия для маленьких детей, отличное оборудование. Ведь поначалу, когда отделение детской хирургии только было создано, ребятишкам приходилось лежать на стульях и даже на подоконниках – настолько была велика нужда в местах.
– Сколько детей было в отделении?
– Сразу после открытия отделение занимало пол-этажа хирургического корпуса 20-й больницы и было рассчитано на 20 коек. Но мы принимали по 40–50 детей. Потом нам передали целый этаж. Там помещалось до 150 детей. И этого вновь оказалось недостаточно. С большим трудом удалось «пробить» у председателя крайисполкома Татарчука строительство пятиэтажного здания на территории 20-й городской больницы. Чего мне это стоило! Я тот период иначе как «хождение по мукам» не называю – приходилось «выбивать» деньги на строительство. Все сдвинулось с мертвой точки, когда председателем крайисполкома стал Виктор Плисов.
– Получается, бюрократических трудностей тогда было не меньше, чем сейчас…
– Конечно, никто просто так миллионами не швырялся – были и тогда сложности. Причем – а это очень важно для пациентов – мы и мечтать не могли о таком медицинском оборудовании, каким пользуются сейчас. Представьте, как мы раньше работали! Например, привозят младенца, а у него колики. И непонятно – то ли это газики, то ли острый живот. Если зря прооперировать, может умереть. Никак не вмешиваться при остром животе тоже нельзя. И вот ходишь, ходишь вокруг ребенка. Откладываешь решение на полчаса, а потом еще на полчаса. Ни ультразвуковой, ни компьютерной диагностики тогда не было. В те времена все решали уши, пальцы, руки, знания, голова и больше ничего. Тем не менее опыт работы был накоплен очень большой – удавалось спасать жизни и в тех условиях.
– Коллеги по медицинскому цеху наверняка приглашали вас и в детскую краевую больницу, и в перинатальный центр. Как вы оцениваете эти учреждения?
– Должна сказать, я просто в восторге: прекрасное оборудование, палаты, персонал. Вообще, в крае, особенно в последние годы, очень много делается для того, чтобы развивать медицину, особенно детскую. Думаю, во многом это происходит благодаря губернатору края Льву Кузнецову – ведь какого еще отношения к детям можно ожидать от многодетного отца.
Мне приходилось бывать в медицинских учреждениях за рубежом. Например, в Германии довелось побывать в клинике на операции. И я точно знаю, что у нас во многом медицина не хуже.
Чтобы дети не болели
– Но здоровье ребенка зависит не только от качества медицинских услуг. Что делать родителям, чтобы дети не болели? Передается ли иммунитет по наследству?
– Для ребенка очень важно, чтобы была здорова мама. Это, конечно, во многом зависит от генетики. Но даже неблагополучную наследственность можно поправить, если уделять этому вопросу должное внимание. Если женщина планирует ребенка, ей, конечно, нужно исключить алкоголь и табак. Непременно выделять время на оздоровление. К сожалению, экология в Красноярске действительно плохая. Но, раз уж нет возможности жить за городом, нужно стараться проводить на природе как можно больше времени. Надеюсь, и государство предпримет в ближайшее время какие-то шаги по улучшению ситуации с окружающей средой. Требуется решать проблему с выхлопными газами.
То, что мы сделали с Енисеем после строительства Красноярской ГЭС,– огромная потеря для природы и для людей. Ведь раньше оздоровление происходило само собой. Многие начинали купаться в реке с начала лета. Сейчас, увы, это невозможно.
– Плавание действительно очень полезно. Но стоит ли ходить в бассейны? Так ли уж полезно находиться в воде, где сплошная хлорка?
– Вы совершенно правы. Хлорку действительно сыплют в бассейнах нещадно. Поэтому родителям следует хорошо подумать, чего от такого похода будет больше – вреда или пользы. Тем не менее оздоровление должно быть. Обязательно старайтесь вывозить детей летом за город. Ищите возможности, может быть, это будет оздоровительный лагерь, дача, деревня – в общем, хоть какой-то клочок земли, лишь бы подальше от этого бетонного кошмара.
– Сейчас некоторые решают проблему просто – увозят детей, причем иногда совсем крошечных, на всю зиму в Таиланд. Насколько это полезно?
– Огромная разница не только в климате, но и в содержании кислорода в воздухе, во множестве других показателей, может неоднозначно подействовать на малыша. Конечно, разные дети по-разному воспринимают подобные перемещения и скачки температур. Я бы не рекомендовала проводить такие эксперименты над детьми до трех-пяти лет, когда в организме происходит активная перестройка. И если уж ездить на море, то нужно начинать делать это в пределах нашей страны, чтобы ребенок постепенно адаптировался к переменам климата.
– Но у нас на самом деле не хватает солнца, такой уж регион. Что делать, чтобы у ребенка не было рахита? Не в солярий же водить? Витамины, к сожалению, не всегда действенны.
– Конечно, солярий для ребенка – не выход. Я бы посоветовала мамам не сидеть дома,как можно чаще гулять. Витамин D действует при достаточной инсоляции. Если витамин не действует, поменять дозировку. Рекомендуется весь комплекс лечения рахита, в том числе массаж, гимнастика.
Помнить о смерти
– Как же получается, что, несмотря на уровень медицинских услуг, прекрасное оборудование, дети болеют все чаще и тяжелее. Чем это объясняется? Может быть, просто стала лучше диагностика?
– Одной лишь диагностикой всплеск заболеваемости не объяснишь, хотя, конечно, она и стала лучше. Увы, дети болеют намного чаще – это факт. Прежде всего из-за плохой экологии, у нас в Красноярске –алюминиевый завод. Длительное время я следила за ПДК (предельно допустимой концентрацией) вредных веществ – она превышала норму в несколько раз. Возможно, в последнее время на КрАЗе и установили фильтры, которые улавливают вредные вещества. Но ведь насколько больше стало машин! А в выхлопных газах содержатся и канцерогены, и тератогены (вещества, способствующие возникновению рака, врожденных уродств).
– Но окружающая среда воздействует и на детей, и на взрослых…
– Дети более чувствительны. Поэтому взрослым необходимо заботиться о здоровье будущих малышей еще до того, как те появятся на свет. Например, те же тератогены воздействуют на плод в раннем эмбриональном периоде. В первые 90 дней беременности эмбрионы крайне чувствительны ко всем негативным факторам. Поэтому, чтобы ребенок был здоров, маме и папе необходимо отказаться от алкоголя и сигарет, постараться больше бывать на свежем воздухе, следить за образом жизни, привычками, питанием. В общем, выполнять те нормы, о которых много говорится, но, к сожалению, далеко не все из них выполняются.
Существуют две основные причины смертности. Поздняя обращаемость и образ жизни. Посмотрите, сколько делается в нашем крае для здоровья людей! Я нисколько не преувеличиваю – вы посмотрите, какой перинатальный центр построили! Какую аппаратуру туда закупили! Но, люди, сами обратите на себя внимание. Не пейте, не курите, ведите активный образ жизни. И будете рожать здоровых детей. Существовать России или не существовать, будет ли она развиваться или потихонечку деградировать – это зависит от каждого из нас.
– Тем не менее все больше детей болеет раком. Все чаще встречаются просьбы о деньгах на лечение за границей от родителей этих ребятишек.
– Я внимательно читаю все эти обращения. И воспринимаю их, мягко говоря, с недоумением. Большинство операций, на которые собирают деньги,прекрасно делают здесь, у нас. У меня у самой было онкологическое заболевание, и операцию проводили здесь, в России, мои коллеги, которым я безусловно доверяю. Через мои руки прошло больше тысячи детей с онкологией. Я и сама не раз оперировала нейробластомы. И пациенты эти живут!
Недавно ко мне пришла бывшая больная – взрослая уже женщина. В возрасте шести лет удевочки была огромная саркома ягодицы. Сложнейший случай! Опухоль буквально оплела и мышцы, и нервы. Оперировать пришлось несколько часов – но в итоге девочка не только выжила, но и полностью выздоровела. Она рассказывает: «Никогда себя не чувствовала неполноценной, за мной ухаживали, влюблялись». Сомневаюсь, что с подобным случаем согласились бы работать где-нибудь в Америке или Израиле.
– Однако вам как хирургу наверняка приходилось сталкиваться со смертью пациентов.
– Увы, это так. Поэтому я и вышла на пенсию – хотя могла бы, наверное, работать дальше. В последнее время, когда я оперировала, мне каждую ночь снились кошмары – не выдерживали нервы. Одна девочка с пороком сердца умерла уже после операции (в те годы еще была недостаточно развита реанимация – сейчас бы все обошлось). Прошло много лет, но я до сих пор не могу вспоминать ее без слез.
Многие хирурги умирают рано – не выдерживают нервного напряжения. А уж детским хирургам нужно памятник прижизненный ставить, настолько это непростая работа. Тем не менее могу сказать: мое дело мне приносило удовлетворение. Представляете: я что-то делаю, и больной ребенок становится здоровым. Это такой восторг! Что еще нужно?
Валентина Павловна Красовская
Родилась в 1927 году в селе Орловый Гай, в Красноярскприехала вслед за сосланным в Сибирь отцом (1931).
Окончила Красноярский государственный медицинский институт.
Доктор медицинских наук (с 1972 г.), профессор (с 1973 г.) и заведующая кафедрой детской хирургии Красноярского медицинского института (с 1972 г.). Создатель и первый руководитель межобластного центра детской хирургии в Красноярске (с 1974 г.). Заслуженный врач Российской Федерации (с 1987 г.). Почетный гражданин Красноярского края (с 2014 г.).
