На большой сцене Красноярского драматического театра имени А. С. Пушкина 16 декабря состоится премьера спектакля «Хождение по мукам» (16+) по мотивам одноименной трилогии Алексея Толстого. О своей новой работе НКК рассказывает постановщик спектакля, главный режиссер театра Олег РЫБКИН.
– У Толстого «предыдущее существование» обозначено довольно ясно – это «загнивающая», богемная столица…
– Да. В обществе был внутренний раскол, существовали разные мнения в отношении царской власти, необходимости той войны, в которую оказалась втянута Россия… И той мятущейся части интеллигенции нужно было определиться. Она очевидно оказалась неготовой к такого рода катаклизмам. Там в тексте есть такой момент: когда Даша слышит в разговоре фразу «убили герцога» (убийство эрцгерцога Фердинанда, ставшее поводом для начала Первой мировой войны. – А. Г.), она не знает, о каком герцоге идет речь, и спрашивает, молод ли он был.
Фото: Сергей Чивиков
– Но ведь это, по большому счету, не незнание, а инфантильность, которая часто преподносится как некая изюминка интеллигенции. Откуда она взялась?
– Видимо, от недопонимания своей личной ответственности за происходящее. Когда жизнь вообще достаточно комфортна, она не предполагает возможности возвыситься над личным благополучием, понять, что есть нечто большее… Кроме того, нужно понимать, что мы сейчас говорим не столько о романе Толстого, сколько о пьесе Ярославы Пулинович. Это написанное в наши дни целостное произведение, в котором сталкиваются несколько противоположных идеологем, и название «Хождение по мукам» подразумевает путь через эти внутренние противоречия.
– По идее, само слово «непонимание» неприменимо к интеллигенции, поскольку предназначение этого класса – знать, понимать и учить. Может быть, дело в нежелании служить, выполнять свою социальную роль?
– Да, именно в этом интеллигенцию чаще всего и обвиняют… Но здесь надо отметить вот что: Толстой писал «Сестер» в Париже, для эмигрантской публики, потом перерабатывал – я точно знаю о двух редакциях, – и это, на мой взгляд, связано с переосмыслением происходивших событий. Он уехал из России без намерения возвращаться. То есть мы ясно видим, что Алексей Николаевич не из тех людей, которые радостно приняли революцию и бодро шли ей навстречу – а таких ведь тоже было достаточно, от Маяковского до Мейерхольда. Но вот Константин Сергеевич Станиславский в то время вместе с Московским художественным театром уехал на гастроли в США на полтора года, чтобы понять оттуда, что же такое происходит сейчас в нашей прекрасной России. Потом вернулся… И во многом такие возвращения были связаны с переменой своих первоначальных мыслей.
– Если говорить обо всей трилогии, то Толстой знал, куда в конце концов приведет своих главных героев – в театр, где Ленин говорит о плане ГОЭЛРО, и Телегин признается, что ему очень хочется поработать. Куда вы приведете своих героев?
– Мы оставляем их на перепутье. Мне кажется очень важным то, что это дает возможность зрителю провести собственную внутреннюю работу. Конечно, можно было бы довести их до того же финала, что и в трилогии, но тогда понадобилось бы ставить спектакль на шесть вечеров. Это и есть театральная эпопея. Но, чтобы показать развитие довольно непростых характеров персонажей, мы решили их оставить на перепутье, в точке кипения внутренних смыслов.
– Вы имеете в виду надвигающееся крушение империи, революцию, Гражданскую войну?
– Конечно, этим ощущением пронизано все происходящее. Само название трилогии об этом так говорит, что точнее не скажешь. Название многозначное в своей сути, означающее в том числе и перемещение в пространстве – герои совершают странствие с огромным количеством мест действия… Но в силу того, что это пьеса, сценическое действие, многие локации пришлось сокращать или, скажем так, перепридумывать.
– Инсценировка такого произведения требует детального изучения его эпохи, а именно Серебряного века?
– Есть множество хороших книг, фильмов о том времени, которыми я пользовался. Кроме того, я знаю, что тем же самым занимались сценограф, художник по костюмам. В плане достоверности, на мой взгляд, получилась достаточно точная, хоть и переосмысленная, художественная реальность. Вообще Серебряный век – один из моих самых любимых периодов русской истории. Он подарил и нам, и мировому искусству огромное количество знаковых имен, породил футуризм, акмеизм и множество других направлений и стилей, во многом определивших развитие искусства ХХ века, и не только в России.
– В трилогии, особенно в первой части, нет очевидного антагониста, отрицательного героя, которому надо противостоять. Большинство персонажей со своими заблуждениями, странностями, грехами, но, в общем-то, неплохие люди. Некоторые критики упрекали в этом автора…
– Я уже давно определил для себя одну вещь: если ты берешься за какой-то материал, то должен его, как минимум, принять таким, какой он есть. Довериться ему, а не стараться переиначить. Здесь действительно нет антагонистов, противостоящих фигур, «хороших и плохих». Это история неплохих людей в страшное время, в котором они должны пытаться сохранить себя. У кого-то получается, у кого-то нет. Персонажи конфликтуют не столько друг с другом, сколько сами с собой, со своим восприятием, пониманием реальности, в которой они вынуждены жить. Они не выбирали эти времена. А такие времена требуют решений, когда «жребий брошен» – эти слова есть в разговоре Кати и Рощина… Мы следим за тем, как персонажи в эпоху, переломную не только для России, но и для мира, способны оставаться людьми с прежними гуманистическими взглядами. Удерживает их только любовь – к ней они стремятся, любовь их держит, она же поднимает их над ситуацией. Собственно, об этом наш спектакль. Можно рассуждать о всякого рода вещах, политических, например, но это слишком сложно. Такие вещи могут оставаться на страницах романа, и желающие имеют возможность в любой момент к ним вернуться.
– Работая над спектаклем, вы представляете себе средний портрет будущего зрителя?
– Здесь надо сказать важную вещь – у театра Пушкина уже есть свой зритель, воспитанный хотя бы за те годы, которые я руковожу театром. Воспитан он, прежде всего, на хорошей качественной литературе. Разумеется, у нас есть коммерческие проекты – иначе современный театр просто не выживет, – но линия, связанная с русской классикой, остается неизменной. В нашем репертуаре Пушкин, Достоевский, Толстой, Островский, Сухово-Кобылин… Это не только одно из важнейших направлений для меня, но и для той театральной школы, которую я представляю – я окончил мастерскую Петра Наумовича Фоменко. И в основе этого спектакля тоже русская классика. У нас собралась прекрасная постановочная команда – питерский сценограф Никита Сазонов, который великолепно знает Петербург, главное место действия, замечательный композитор Евгения Терехина, художник по костюмам Фагиля Сельская, художник по свету Дмитрий Зименко… Это, как принято говорить, спектакль большого стиля. Он может быть сделан и в камерном пространстве – здесь важен объем тех чувств и эмоций, которые вынесет зритель.
