Марина Ивановна нет-нет да и заведет разговор о переезде. Мол, стоило бы поближе к центру перебраться, сколько можно на краю света жить. Муж ее Григорий Фомич – охотник. Несколько раз пытался оставить свое занятие, но не получается. Как наступает осень, лес так и тянет мужчину. Приедет он на участок и чувствует себя хозяином этого небольшого кусочка земли, запрятанного далеко от человеческого жилья.
Григорий
Семья Зебзеевых, наверное, самая обычная в селе Ярцево Енисейского района. Она – учительница начальных классов в местной школе, он – работник лесоохраны и охотник по совместительству. Летом лес от пожаров спасает, зимой зверя добывает.
Григорий Фомич считает себя охотником профессиональным. Более 30 лет по тайге с ружьем ходит. Раньше в Енисейском районе промхозы существовали, штат 120 человек насчитывал. Люди круглогодично заняты были. Летом дикоросы добывали: ягоды, грибы, лекарственные травы собирали, зимой охотились. У каждого свой надел, на нем работаешь, за него и отвечаешь. В 1994 году промхозы развалились, участки в аренду стали отдавать. И Григорий свой взял. Охотился, сдавал пушнину, отчислял налоги.
– Места у нас богатые, – рассказывает Григорий Зебзеев. – Это в округе Ярцево ничего не проглядывается, а отъезжаешь на Сымь или Кас, там и брусника, и клюква, и черника. Белочка водится, лисица, соболь, норка.
Человек он лесной. С детства отец с собой в тайгу брал. Так полюбилась Григорию эта работа, что изменить ей никак не может.
– Я 32 года охотой занимаюсь, устроился еще до армии, отслужил – снова в лес, – говорит Григорий Фомич. – У меня необъяснимая тяга к лесу существует. Пытался поменять образ жизни, работу – не получается. Осень подходит, как будто зовет кто. Бросаю все и уезжаю в тайгу. Приезжаю на участок и чувствую себя хозяином. Все интересно здесь, особенно не пройденные участки – там, где не был. Участок большой, все не освоишь.
Территория у Григория действительно немаленькая – 625 квадратных километров. «Вот такой квадратик», – шутит охотник. Более 30 лет на нем охотится, а новых мест – хоть отбавляй. Но изменения происходят: то один участок леса сгорит, то другой. Недавно вот избушка погорела. У Григория на участке 10 домиков расставлено вдоль путика (дорожка, по которой охотник курсирует по лесу, капканы расставляет). Все между собой связаны, все обслуживать нужно, в жилом состоянии поддерживать. Ведь за три зимних месяца охоты практически во всех избушках пожить приходится.
– Одному не страшно, скучно только иногда бывает – поговорить не с кем. А так в лесу никого не боюсь. Не так страшны звери, как люди. Медведи, правда, всегда рядом ходят. Иной раз знаешь, что он рядом, а не видишь его. К избушкам заходят, лабаза разрушают. Корм есть – хорошие мишки. А в голодный год агрессивными становятся.
Однажды снег уже выпал, медведь залег. Григорий возвращался с путика, а из тамбура избушки косолапый вышел. Хорошо, ружье было заряжено – в одном стволе пуля, в другом дробь. Выстрелил. Прямо в тамбуре гость и полег. Собаки долго потом медвежатиной лакомились.
Григорий признает: из-за его увлечения охотой жене тяжело пришлось. Мужа по три месяца дома не бывает, детей одна растила. Бабушек-дедушек рядом нет, приезжие они в Ярцево.
Марина
Марина Ивановна встречает нас на пороге коровника – подоила уже кормилицу, молочко на продажу разлила. Как ни странно, но в Ярцево скотину немногие держат. Женщины даже если и не работают, не хотят руки пачкать. Марина и свою семью молочными продуктами обеспечивает, и соседок не забывает.
Марина – наполовину полячка, выросла в Беларуси, жила в Лесосибирске.
– Как в эту глушь попала? Волшебное слово «распределение» знаете? – рассказывает свою историю. – Когда институт оканчивала, по распределению выпало в деревню Безымянка (деревня староверов. – «НКК») ехать. Однокурсницы пугали: «Там кержаки живут, будут издеваться над тобой, в окно стучать». А я городская, комсомолка-активистка. Плакала, не хотела в Безымянку. А потом взяла и уехала. Прилетела в эту дыру, света нет. Куда я попала?!
Выделили молодой учительнице дом, и стала она присматриваться. Настороженно относилась к местным жителям. Как идут молиться, Марина из-за шторки выглядывает. Учительницу староверы не пугали, но и особого расположения не выказывали.
– Гриша по соседству с родителями жил. Был он первый парень на деревне, – улыбается Марина Ивановна. – Джинсы у него, кроссовки, магнитофон на батарейках ревел. Мать с ним боролась, но ничего не получалось. Он бунтарь был.
Как-то Григорий зашел к молодой учительнице, пригласил на вечеринку, пояснил: «Мы перед охотой гуляем». И Марина пошла. Молодежь в Безымянке оказалась самой обычной – и музыка звучала, и танцы.
Григорий для себя решил: на староверке не женюсь. А когда с Мариной дружить начал, семья в ужасе – жена из чужой среды будет.
– Когда мы поженились, свекровь к духовному отцу пошла. Тот сказал: «Не трогай их», – рассказывает Марина. – А через 20 лет этот человек стал моим духовным отцом. Мудрые они – староверы.
В 1984 году молодая чета из Безымянки уехала. Марина заболела серьезно, необходима была постоянная медицинская помощь. Поселились в Ярцево, дом построили, здесь и дети родились. Две дочери и сын – тоже Григорий.
Обращение в кержаки
Жили Марина с Григорием дружно, да и сейчас живут – друг за друга держатся. Марина шумливая, разговорчивая, эмоциональная. Григорий молчун, само спокойствие. Марина говорит: «Настоящий старовер, сдержанный». А Григорий улыбается: «Если оба разом разговаривать будем, не услышим друг друга».
Мать Григория приезжала к детям из Безымянки, ничего не говорила невестке, только молилась и в их доме не ела – посуду с собой возила, потом родниковой водичкой мыла.
– Я тогда что попало сделать могла, – признает Марина. – Например, в бане воды зачерпнуть, когда корову иду доить. А баня же – это самое поганое место!
Женщина 20 лет присматривалась к кержакам.
– Я к ним пришла из-за похорон. Бывала на разных поминках, похоронах. Сильно меня удивляло: сидят, пьют, едят, орут, матерятся даже. Пришли к покойнику и забыли, зачем пришли. Я всегда думала, что в этот момент об ушедшем человеке говорить надо. Рассказала свекрови, она: «Тебе на наших похоронах побывать нужно». И побывала, когда у Гриши отец умер. После того обряда у меня все перевернулось.
Марина некрещеная тогда была, поставили ее подальше – у сарайчика. Все люди стоят, молятся – и согбенные старушки, и маленькие ребятишки. Час молятся, два, три. У Марины болит уже все, а они стоят. Такую дань усопшему отдавали эти люди, что Марина прониклась верой, покрестилась.
– Гриша на рыбалке был, а я собрала дома всю посуду – никогда не думала, что ее так много – и на речку мыть. Скребла и чистила песком. Все выдраила до блеска. А восемь лет назад Гришу звать начала: надо брачиться. Наш светский брак не считался законным у староверов.
Потихоньку и бунтаря мужа в веру его родителей склонила – мужчина бороду отпустил. Свекровь новообращенным специальное одеяние сшила. Его староверы на молитву надевают. Дети, правда, плохо воспитаны, признает Марина, потому что сама поздно веру приняла. Даже внук Тима до сих пор не крещен.
