Наступивший 2020-й назван Годом памяти и славы и посвящен 75-летию Победы.
На первый взгляд тема года сама по себе подразумевает вещи не просто очевидные, а сверхочевидные. Разве кто-нибудь из вменяемых граждан против «сохранения исторической памяти»? Нет, конечно. Может, к теме войны мало внимания? Опять же нет – трудно представить тему, которой уделяется внимания больше, чем этой. Или же государство плохо заботится о ветеранах? За исключением отдельных случаев бюрократического бездушия и произвола, вскрытых и заклейменных прессой, заботится хорошо. Тем более что осталось их на всю страну 40 с небольшим тысяч человек – можно каждого золотом осыпать.
Что касается враждебных сил, стремящихся историческую память поставить с ног на голову, то наши должностные лица и пропагандисты откликаются на каждый их враждебный выпад, причем без всякого «года памяти».
Так, спрашивается, зачем объявлять год со столь очевидной темой? Ведь не только же ради принципа «кашу маслом не испортишь»?
Исторический рубеж
Смысл есть, и он столь же очевиден – война не закончилась.
История оперирует временными блоками, куда более массивными, чем 70–80-летний человеческий век. 9 мая 1945 года была поставлена точка в самом кровавом для нашей страны периоде войны (2 сентября точка поставлена для всех оставшихся), но это не означало конца противостояния. Оно продолжилось «холодной войной», целой серией региональных войн – от Кореи до Афганистана, после небольшого затишья возобновилось в Югославии, затем в Грузии и на Украине.
Формально исходные данные давно изменились – нет уже ни нацистов, ни коммунистов, противниками стали бывшие союзники, – но война осталась, потому что Россия и Запад видят друг в друге неисчезающую угрозу. С той лишь разницей, что у нас нет цели подогнать мир под свою идею, а у них есть.
И то, что в этой войне используется экономическое, бюрократическое, идеологическое воздействие, а до оружия доходит только в крайнем случае и через третьих лиц, факта войны не отменяет.
В любой войне крайне важно знать, и убедить в этом прочих, что правда на твоей стороне (как в «Песни о Роланде» звучит рефреном: «Мы правы, враг неправ, и с нами Бог! А-ой!»), поэтому события 80-летней давности, и то, что им предшествовало, являются не только предметом исследования и споров ученых мужей, но живым фактором реальной политики.
Хотя бы потому, что исторические концепции – такие как признание равной ответственности Третьего Рейха и СССР в развязывании мировой войны, или наказуемости намеренного искажения роли Советского Союза в ней – принимаются не учеными советами университетов, а настоящими органами власти государств и государственных объединений.
И на недавнюю реплику Путина о роли Польши в войне отвечает (причем с паузой для «консультаций») официально польский МИД, а не компания знатоков истории. Примечательно, что в резолюциях Европарламента (в частности, в недавней, где «спусковым крючком» признан пакт Молотова-Риббентропа) сверхзадача таких вот историко-политических устремлений обозначена абсолютно так же, как и у нашего Года памяти и славы, – «сохранение исторической памяти».
Так что память сейчас – абсолютно реальное оружие, о чем, кстати, говорил отнюдь не пропагандист и не архивный обитатель, но суровый практик – министр обороны Сергей Шойгу.
Администрирование прошлого
Надо пояснить, что само понятие памяти имеет иные свойства, чем еще лет двадцать назад. Потому что тех, кто по-настоящему, по-человечески помнит, осталось, повторю, немногим более 40 тысяч на всю 147-миллионную страну. Даже если прибавить к ним детей войны, которые сейчас также почтеннейшие старцы, ситуация принципиально не изменится – все равно речь будет идти об «исторических концепциях».
А они могут быть разными, более того, растиражированными вышколенной прессой, наробразом, и вдобавок находиться под защитой правоохранительных органов.
Что, собственно, и было в СССР и теперь практикуется в «свободном мире», активно перенимающем тоталитарные практики ненавидимых им нацистов и коммунистов. Означает ли это, что все такого рода концепции – ложь? И да и нет.
В Советском Союзе было много о чем запрещено говорить (например, о репрессиях, о голоде 30-х и пр.), но сама фундаментальная картина Великой Отечественной войны и событий, ей предшествовавших, выстраивалась без отрицания очевидных, в том числе признаваемых идеологическими противниками, фактов.
Кроме того, она опиралась на гигантский пласт живой памяти – тех, кто лично пережил все это, были миллионы, включая, кстати, высшее руководство страны. Натяжки вроде преувеличенной роли Малой Земли, где геройствовал полковник Л. И. Брежнев, на суть картины не влияли. Врать в главном не было ни смысла, ни возможности.
Но чтобы, к примеру, принять на уровне парламента Европы резолюцию о том, что войну развязал пакт Молотова-Риббентропа, необходимо повыкидывать из истории не просто отдельные факты, а целые блоки фактов.
Начиная хотя бы с того, что советско-германский договор о ненападении был самым последним в череде аналогичных договоров, заключенных с Третьим рейхом всеми крупнейшими странами Европы – от пакта Гитлера-Пилсудского, подписанного руководством Польши в 1934 году, через два с небольшим месяца после прихода фюрера к власти, и до соглашения 1938 года в Мюнхене, где Британия, Италия и Франция скормили Гитлеру Чехословакию, а счастливая Польша, которую Черчилль назовет «гиеной Европы» (попросту – падальщиком), получила свой кусок – Тешинскую область.
Австрия к тому времени уже отошла к рейху под благосклонное молчание держав. Все это, мягко говоря, не сходится с активно тиражируемой идеей «Гитлер и Сталин поделили мир», более того, эти события невозможно выдумать или полностью замолчать, они есть в любом справочнике. Но натягивать носок на глобус вообще занятие трудное, поэтому такая «историческая память» и насаждается высшим законодательным органом Европы.
Когда оружие не спасет
Это лишь один пример, причем не самый важный для нас. Важнее то, что война не закончилась и внутри страны.
Стало общим местом то наблюдение, что граждане, кричащие по поводу и без про «крымненаш», «партию жуликов и воров», «рабскую психологию населения» и страну, которая нуждается в радикальной переделке правильными державами, имеют и столь же четкую картину войны.
По содержанию она абсолютно западная, а по сути – более радикальная, страстная. Как, в общем-то, и положено людям, ласкающимся к чему-то более солидному, чем они сами.
В процентном отношении их вроде бы мало, но в мыслительном пространстве их вес велик – они имеют свою прессу, кино, литературу, театр, ездят с лекциями по стране, преподают в ведущих вузах, их поддерживают за границей, награждают, защищают от гонений, которые, в свою очередь, делают их еще счастливее, толще и популярней.
Лично мне больше всего хотелось бы, чтобы наступивший Год памяти и славы был посвящен в значительной степени им. (Как и что именно делать – отдельная тема.) Прекрасно, если детсадовцы и школьники в тысяче первый раз скажут «спасибо деду за Победу», но ситуация, когда наличие враждебных элит (а они – элита) компенсируется только наличием оружия, исключающем внешнее вторжение, бесконечно длиться не может – настанет момент, когда и оружие не понадобится.
Повзрослевшее поколение, впитавшее в себя многообразные концепции «исторической памяти» этой непрекращающейся войны, встретит пришельцев в лучшем случае равнодушным молчанием, в худшем – подбрасыванием чепчиков…
