В краевом центре на здании по ул. Маерчака, 2а, есть мемориальная доска: «Здесь в 1996 и 1997 годах проходили музыкальные вечера известного российского музыковеда Евгения Андреевича Лозинского. Память об этих вечерах навсегда сохранится в сердцах красноярцев».
Симфония как детектив
Хочется верить, что в сердце каждого красноярца за сорок и старше, для которого классическая музыка не просто набор звуков, сохранилась память не только о тех вечерах, но и о талантливом человеке, просветителе Евгении Лозинском. Он жил и работал в нашем городе с 1979 по 1997 год, до самой смерти. Скончался мастер неожиданно, скоропостижно, в 62 года – сердце. Это стало огромной потерей для красноярского культурного ландшафта, который в те годы невозможно было представить без Лозинского – интеллигентного, тонкого и обаятельного человека, маэстро, подвижника.
В Малом концертном зале краевой филармонии тогда с аншлагами проходили концерты Красноярского академического симфонического оркестра, главным дирижером которого был народный артист РСФСР Иван Всеволодович Шпиллер. Многие люди шли «на симфонический» еще и затем, чтобы послушать блестящие выступления Евгения Лозинского, которыми предварялся каждый концерт. Он так рассказывал о мире музыки, великих композиторах, их произведениях, выдающихся исполнителях, что каждый его выход на сцену превращался в небольшой, мастерски выстроенный спектакль, в котором было все – драматургия, перевоплощение, страсть, любовь, артистизм… Это были, да простит мне читатель высокопарные эпитеты, такие сладкие вечера общения с прекрасным… До сих пор вспоминаю о них с ностальгией. Идя на концерт, ты каждый раз предвкушал: а что на этот раз расскажет Евгений Андреевич? И он всегда удивлял, порой превращая свой рассказ о какой-нибудь симфонии в захватывающий детектив.
«В 1982 году на одном из концертов оркестра побывал ректор Красноярского государственного университета Вениамин Сергеевич Соколов, – пишет в своих воспоминаниях о муже Вера Петровна Лозинская, продолжательница его дела, сейчас она преподает язык и историю музыки в СФУ. – Он и предложил Евгению Андреевичу разработать программу двухгодичного курса для студентов университета, который получил название «Основы музыкальной культуры». Так в 1982 году в расписании студентов университета появился новый предмет, его включили в учебный план как обязательный для всех, хотя это и стоило многих усилий ректору Соколову… Евгений Андреевич не расставался со своими студентами до последних дней. Они признавались, что музыка перевернула их жизнь, стала потребностью, жизненной необходимостью. Это была победа. «Для этого стоило жить. Значит, все не зря», – говорил Евгений Андреевич».
Примечательно то, что курс этот читался не только студентам-гуманитариям, но и химикам, физикам, математикам, экономистам. И Лозинский, и горячо поддержавший его Соколов понимали: человек с высшим образованием должен быть образован всесторонне.
Признания в любви Учителю
Частью курса Лозинского были вечера классической музыки в Малом зале филармонии, которые могла бесплатно посещать студенческая молодежь, преподаватели университета – абонементы оплачивались из бюджета. Студенты писали своему педагогу восторженные рефераты, похожие на любовные письма. Полработы о Шуберте, другая половина – признания в любви к Учителю.
Жизнь его, не мыслимая без искусства, была яркой, насыщенной. Он преподавал в институте искусств хоровую литературу, более 15 лет проводил там на общественных началах «Вечера грамзаписи». Много лет сотрудничал с краевым радио – вел цикл передач о музыке «Рассказы старого филофониста». Программа выходила два раза в месяц, последний, двухсотый, выпуск был записан за два дня до смерти. Лет десять Евгений Андреевич проводил беседы о музыке в клубе «Зеркало». Эти встречи сначала проходили в Доме молодежи, потом в Доме учителя, Доме офицеров, Доме актера, и наконец – в здании по Маерчака, где сейчас установлена мемориальная доска. Послушать Лозинского приходила вся творческая интеллигенция города. В книжном магазине «Знание» 11 лет проходили музыкальные вечера, куда Евгений Андреевич приглашал известных артистов и музыкантов Красноярской филармонии, преподавателей и студентов института искусств. Однажды там выступал студент Дмитрий Хворостовский. Лозинский предрекал, что этот парень станет великим мировым певцом. Перед каждым выступлением Евгений Андреевич писал портреты тех композиторов, произведения которых должны исполняться, – маэстро был еще и неплохим рисовальщиком, этот талант был у него с детства, в молодости будущий музыковед даже учился в художественном училище.
Так получилось, что я брал у Лозинского последнее в его жизни интервью за пару недель до смерти. Этот человек располагал к себе сразу – окончательно и бесповоротно. Интеллигентной простотой, чувством юмора, умением слушать собеседника, потрясающей эрудицией, правильной русской речью. Он сыпал именами композиторов и выдающихся музыкантов, показывал свою огромную коллекцию грампластинок, некоторые из них были с автографами исполнителей…
Служить любимому делу
Мы сидели в его уютной квартире по улице Северо-Енисейской, где все дышало музыкой. Даже домашняя догиня Бэсси лаяла мелодично, а не так, как другие, необразованные собаки. Пили чай. Как сейчас помню – он предложил попробовать с апельсином, а не с лимоном. Оригинально. И беседовали не только об искусстве, но и о женщинах, любви, призвании, таланте, о том, как найти свое место в жизни. Через час у меня было ощущение, что мы уже сто лет знакомы. Когда я запнулся на имени знаменитой пианистки Элисо Вирсаладзе и попытался как-то его обойти, чтоб не показывать свою дремучесть, он просто сказал:
– Вы спрашивайте, Сережа, не стесняйтесь. Потому что если я вам не расскажу, никто не расскажет…
То интервью вышло уже после смерти мастера, и заголовком я поставил такие слова: «Так, как он, уже никто не расскажет». Действительно – никто. Лозинский был уникум.
Помню, я заикнулся о том, что есть культура массовая, а есть «для избранных», и ничего в этом страшного. Каждому, мол, свое.
Лозинский резко возразил:
– Это интеллигентский снобизм. Я слушаю Чайковского, а «быдло» пусть слушает Лену Зосимову. Да, есть «серая масса», но задача-то настоящей интеллигенции делать так, чтобы она, эта «масса», была как можно меньшей частью общества… Вы думаете, Сережа, я против попсы? Нет, я против тех оценок, которые она получает. Пока наши власти предержащие не поймут, что подлинная духовность – это не ношение свечек в церковь, это не экзотерика, а эзотерика, то есть внутреннее, – «серой массы» меньше не станет. А внутреннее может быть воспитано только посредством культуры, искусства, уважения к ним государства.
– Верить в себя, по моему личному убеждению, – это катастрофа, – считал Евгений Андреевич. – Надо верить в дело, которому служишь. Если ты просто работаешь, ты так и будешь всегда работать (работа – от слова «раб»). А вот если ты служишь Делу, то непременно тебя заметят, обязательно получишь какую-то отдачу и тебя оценят по достоинству. Желательно, конечно, при жизни, – улыбнулся Лозинский.
Через две недели его не стало.
На похороны маэстро пришел весь культурный Красноярск. Было много молодежи, море цветов, студентки плакали. Позже красноярцы, которые его знали и любили, без громких слов собрали деньги на памятник – он стоит сейчас на могиле музыковеда на Бадалыке. Две девушки, две музы из мрамора – черная и белая. Замечательный памятник, со смыслом.
Но главное, конечно, это память, которая хранится в наших сердцах. Каждый раз, переступая порог Малого концертного зала, помните: здесь творил человек, который, воспитывая музыкальный вкус у жителей Красноярска, пытался сделать наш мир и наш город чуточку светлей, добрей и образованней.
Воспоминания:
Андрей БАРДИН
лауреат международных конкурсов, органист
– Его блистательные рассказы были не менее увлекательны, чем сами концерты. Это были одни из самых ярких юношеских впечатлений, подаренных искусством. Импозантный, респектабельный, словно сошедший с фотографий сэр Уинстон Черчилль, Евгений Андреевич при этом обладал главным качеством любого подлинного таланта – заразительностью. Хотелось так же, как он, любить музыку, знать все о ней и о ее великих творцах, которые в устах Лозинского обретали плоть и кровь, представая перед слушателями такими, какими они и были на самом деле – мощными, страстными, нежными, трагическими, ликующими.
Владимир ВАСИЛЕНКО
журналист, культуролог
– Евгений Андреевич умел говорить о музыке очень эмоционально и картинно. Однажды через неплотно закрытую дверь студии я услышал его взволнованное восклицание: «И вот в этом рокоте тромбонов и фаготов на фоне барабанной дроби мы слышим словно бы шаги самой судьбы, зловещую поступь Рока, преследующего человека…» Уж не помню, о ком шла речь – о Бетховене или о Гайдне…
