Сегодня мы беседуем с автором книги «Неразрушающее познание: сумма онтологий». Александр Свитин – доктор философских наук, кандидат химических наук, физик.
Три ступени
– Можно ли говорить о функции познания как о неотъемлемой, видовой, физиологически обусловленной для Homosapiens?
– Несколько лет назад я бы, пожалуй, ответил на этот вопрос утвердительно. Однако отчетливо проявляющиеся в настоящее время тенденции мешают подобной однозначности. Если мы рассматриваем человека, личность как совокупность трех простых функций – физиологической, интеллектуальной и духовной, мы должны понимать, что избыточное развитие любой из них будет происходить за счет других. И это неизбежно приведет к искажению всего организма. Было бы проще показать это графически.
Первый этап: младенец до трех лет. Все его реакции продиктованы физиологией – голод, страх, безопасность, комфорт. С возрастом, однако, в большинстве случаев отношения с внешним миром значительно усложняются – возникает осознание себя и мира, причинно-следственных связей. На третьем этапе возможно возникновение еще одного измерения личности – духовная составляющая (нравственность и этика).
Если представить развитие человеческой особи в виде графика, на начальном этапе мы видим абсолютное доминирование физиологии, которая к концу жизненного цикла объективно угасает.
Однако при нормальном развитии личности это перестает иметь значение, поскольку к этому моменту третий параметр (духовный) достигает своего максимума, и это состояние мы называем мудростью. Когда поведение человека, его отношение к миру не искажено инстинктами и определяется исключительно нравственными категориями.
При условии гармоничного развития личности наступает время (состояние), когда все три компонента, составляющие личность, соразмерны.
Второй элемент структуры – сознание, разум – с одной стороны, подвержен тем же изменениям, что и физиология, то есть имеет период нормального функционирования, за которым следует угасание. С другой стороны, он не имеет самостоятельного значения, поскольку является производным от физиологии и предназначен для решения задач, которые ставит духовная сущность (совесть).
Отклонение как норма
– В реальности мы имеем дело скорее с отклонениями, чем с нормой…
– Действительно, некоторые элементы болезненно разрастаются, подавляя другие. Если доминирует физиология, то человек озабочен все более полным удовлетворением своих инстинктов – голод, страх, власть, удовольствия. При массовом заболевании это дает общество потребления. В таком обществе все социально-экономические инструменты настроены на поддержание этой физиологической мечты…
Злокачественная опухоль духовности внешне может проявляться в росте числа культовых учреждений, ритуальных праздниках, проникновении религии в несвойственные ей сферы (политика, экономика, наука). «Духовная» деятельность может служить способом реализации материальных потребностей. Когда религия становится коммерцией, а коммерция – религией. Во внутренней жизни крайней формой этих отклонений является уход от существования: условный, в виде монахов и отшельников, и безусловный, в виде религиозных фанатиков (смертников).
– Что-то здесь не складывается, профессор. Парадокс проявляется: для организации внутренней жизни субъекта предлагается полная передача всех его функций во внешнее управление.
В здоровом организме разум играет роль систем навигации. Когда происходит отклонение от нормы, срабатывает сигнализация. Возникает ситуация выбора – вернуться к норме либо отключить сигнализацию. Для больных потреблением возвращение к норме может означать частичную десоциализацию, отказ от привычного образа жизни. Для духовнобольных выбора вообще не существует, поскольку условием вхождения в религиозное сообщество является отказ от основных функций разума (анализ и синтез) в обмен на типовую модель «духовности». Собственно болезнь разума – «разум, познающий себя». С таким же успехом можно говорить о том, что главное назначение самолета состоит в том, чтобы обеспечить работу приборов навигации.
Картина мира
– Научная картина мира на самом деле не единственная, просто она доминирует в настоящее время. В чем ее отличие от иных картин –религиозной, мифологической?
– Научное познание является одной из форм познания, то есть отражения действительности. Результатом научного познания является научная картина мира. И знания, которыми человек может пользоваться для обустройства своей жизнедеятельности. Но мы должны учитывать, что научная картина мира – это даже не фотография действительности, то есть плоскостная модель многомерного явления. Если бы мир мог увидеть свой портрет, созданный учеными, он был бы изрядно удивлен и вряд ли признал себя в качестве натурщика. Корректнее было бы говорить о комнате смеха с кривыми зеркалами как способе отражения действительности. Искажения напрямую обусловлены неадекватностью научных методов и инструментов.
Истинное познание должно основываться не на природоискажении, а на природопостижении. Даже в мире неживой, неорганической материи в качестве инструмента мы используем кривое зеркало. Что говорить о научной картине живого мира, тем более – в описании человека и общества… Таким образом, мы можем разделить научную деятельность на два основных класса, сообразуясь с целями и задачами. В первом случае наука есть средство постижения мира, во втором – инструмент для практического использования природы. Сейчас доминирует вторая форма, технонаука. Само существование фундаментальной науки является прямым противоречием существующей в настоящее время системе ценностей, ориентированной на максимальное потребление, единственным критерием эффективности которой является прибыль. Фундаментальная наука требует вложения денег без гарантий возврата. Прикладная наука сама является товаром, предметом товарно-денежных отношений, к тому же обеспечивает получение дополнительной прибыли.
Разрушающее познание
– Эйнштейн говорил: если ученый не сделал научного открытия до 30 лет, он никогда ничего не сделает. Это так?
– Вся наука создается молодым сознанием, не отягощенным опытом жизни. Воображение ученого не сдерживается пониманием жизни, мироустройства. Лишь дерзость разрушения накопленного знания и выделение своего участка познания из общей картины мира. Так проще продвинуться туда, где тебя никто не понимает, а потому и не может судить и вмешиваться в научный процесс. Для освоения грантов, для природопользования, создания технологий и в конце концов искусственной среды молодое сознание идеально подходит. Для познания, понимания не годится.
Чем чревато наше непонимание основ мира? Мы все время натыкаемся на препятствия, преодоление которых нам дорого обходится. Но до сих пор препятствия эти были природного характера либо результатом конфликта природного и искусственного. Сейчас проблемы являются прямым следствием деятельности человека, вооруженного так называемым научным знанием. И уровень проблем, которые мы воздвигаем перед собой, уже сейчас превышает наши возможности их решения.
– В таком случае что может служить границами познания? Этика ученого?
– «Нет греха в познании, познание истины безгрешно». В гуманитарных науках человек одновременно выступает как объект и субъект познания, находясь в непрерывно изменяющемся мире, он изменяется сам. Поэтому говорить об окончании какого бы то ни было научного эксперимента мы не можем.
Во времена классической науки объект и субъект исследования были разделены. То есть ученый отчетливо понимал, что объект его научного интереса является неотъемлемой частью более сложной системы, цели и законы функционирования которой он в точности не знает. В современной науке есть понимание взаимосвязи и взаимовлияния субъекта и объекта познания. Требуется все большая степень абстрагирования, чтобы хотя бы описать процесс. Простой пример – социологическое исследование. Характер вопросов, их последовательность и формулировки могут сформировать совершенно определенные не только ответы, но и настроения опрашиваемых. И это же происходит в процессе научного исследования.
– Научное мировоззрение имеет один существенный недостаток – оно требует определенных усилий для освоения минимума знаний. Религиозное мировоззрение в принципе умещается в трех словах: «На все воля…»
– Являясь производной от религиозной картины мира, научная картина мира со временем полностью заместила и религиозное сознание, превратившись в идеологию. Плюс религиозного сознания в том, что роль и место человека в мире оно определяет достаточно четко. Научная картина, исходя из общих принципов моделирования, не учитывает человека как целостное существо, наделенное разумом. Для одних исследователей это биологический механизм, для других – носитель неких социальных функций, для третьих – субъект экономических отношений и так далее. Знаменитая притча про слепцов, которые описывают слона.
Одному под руки попался хобот, другому – нога, третьему – брюхо, четвертому – хвост. Их спросили – на кого похож слон? Тот, что ощупал хобот, ответил:
– Он похож на толстую змею, которая свернулась кольцом.
Слепой, что ощупал ногу слона, сказал:
– Нет, он похож на столб.
Слепой, что ощупал слоновое брюхо, сказал:
–Слон похож на громадную бочку для воды.
А тот, что ощупал хвост, заявил:
– Все вы ошибаетесь. Слон похож на корабельный канат.
Каждый из них говорил правду – и каждый ошибался. В научном исследовании в качестве метода применяется допущение. Идеально твердое тело, которое не подвержено деформации, в природе не существует. Допуская это в ходе научного исследования, мы создаем то, чего быть не может. Мы делаем некое предположение, отбрасывая те факторы, которые в данный момент кажутся нам неважными, и получаем результат. Который очень хорошо соответствует нашим научным ожиданиям, но, мягко говоря, имеет мало общего с изучаемым явлением. И окажет воздействие на сам механизм исследования на долгие годы. Как, скажем, теория Дарвина, которая не только определила направление и результаты исследований в биологии на века, но и легла в основу некоторых социальных теорий, введя в обиход так называемый социальный дарвинизм.
Часть и целое
– Насколько велико влияние субъекта на познаваемое?
– Научная картина мира является производной от ученого. Лучше говорить – естествоиспытателя, поскольку в корне имеется слово «пытка». Есть познание, постижение, которое не разрушительно ни для природы, ни для самого исследователя. Оно предусматривает некую непрерывность процессов. Понятно, что при таком подходе нет места расчленению сущностей.
В чем суть современного научного знания? Получив поверхностное понимание не целостного процесса, но отдельного сегмента, человек пытается создавать его копию из того, что оказывается под рукой. Так возникает вторая природа, искусственная. Которая, собственно, нас окружает и полностью вытесняет настоящую. И уже она, эта пародия на природу, начинает формировать сознание человека, определять инструменты познания, и мы переходим на новый виток насилия, или «познания», еще более затратный, бессмысленный и разрушительный.
– Есть еще общественные науки, которые зачастую выполняют роль идеологии или даже религии…
– Сейчас сфера их применения расширилась необъятно. Это уже не только пропаганда в чистом виде, это в большой степени сфера услуг. То есть не поддержание какой-то целостной идеологической среды, но, наоборот, дробление ее. Вплоть до политического консалтинга и коммерческой рекламы. Там существует свой язык, который и призван быть непонятным. Потому что задача его – не объяснение действительности, а создание параллельного мира. Надо сказать, что ученые, даже из близких сфер, но разных направлений перестают понимать друг друга. Язык так стихийно развивается, и совершенно негармонично.
– Одни науки отгораживаются от других, а все вместе – отгораживаются от общества. Это некая закономерность или все-таки внутренний дефект общества?
– Нельзя сказать, что это было всегда. Попытки объединения были, и Герцен еще писал, что разделение на естественников и гуманитариев искусственно, должно быть единое пространство. Собственно, и начало науки было связано с философией, попыткой создать целостную картину мира – и вписать в нее свои новые знания, открытия. Уже потом началась узкая специализация, корпоративность. Как у Райкина – один пуговицы пришивает, другой рукава. За костюм никто не отвечает.
Вообще-то это не смешно, потому что именно специализация убивает в человеке самое лучшее. Тебе говорят: «Ты должен работать с гаечным ключом. Отверткой будет работать кто-то другой». Ты не то чтобы превращаешься сам в винтик – у винтика по крайней мере есть функция, предназначение, он в систему встроен. А ты – приложение к гаечному ключу, то есть к сфере обслуживания винтика.
Знать все ни о чем. Как наука специализируется, так она и интегрируется. Общее надо искать не в листьях науки, а в корнях. Глубинная философия – это уже та самая теория познания, о которой мы говорили. Если мы имеем отношение к Творцу, а тем более – созданы по Его образу и подобию, стало быть, есть в нас частичка того, что позволяет разбираться в чем-то серьезном, не в угоду своим диким потребностям, а уподобляясь Творцу, осознавать смысл созданного и развивать его, совершенствовать. Не противореча, не уничтожая при этом природу. Развивать то, что заложено природой, чтобы это было эволюционно оправдано. В этом направлении надо искать нечто общее, что может объединить и ученых, и просто мыслящих людей.
В начале было Слово, потом – слова, слова
– Объединение возможно только до тех пор, пока не утрачена возможность понимать друг друга. У нас процесс генерации пустых слов и ничего не значащих понятий далеко опережает даже теоретическую возможность понимания.
– Когда люди не вполне уверены в том, что они делают, куда идут и вообще – кто они такие, какое-то успокоение им начинают приносить слова. Вспомните французскую революцию. Свобода, равенство, братство – это здорово, великолепно. Но что дальше? Куда идти, кто враг, кто друг? А давайте, раз уж жизнь у нас новая пошла, станем и говорить по-новому. И выдали на-гора целую гору ничего не значащих слов, вплоть до смены названий месяцев. Чтобы постоянно помнить – мы теперь живем по-новому. С учетом того, что люди сами-то, внутренне последние десять тысяч лет не менялись, им же трудно постоянно поддерживать в себе иллюзию, что со вчерашнего дня они совсем другие. Нужны подтверждения извне. Вот они их и получают. Смотрит на календарь француз – там какой-нибудь брюмер изображен. Ага, революция, стало быть, свобода и все такое. Смотрит русский человек на собственную визитку – написано «менеджер». Точно, рынок у нас, свобода и цивилизация. И вот такие базовые слова порождают массы других слов, и человек между ними пытается как-то лавировать, уворачиваться, ну а уж если не удается, то он их сам начинает употреблять.
Новые слова должны описывать новые явления. Новые явления связаны с новыми отношениями. Они требуют новых средств выражения. Такие слова, которые связаны с конкретным действием, делом, предметом. Они не являются сами по себе товаром. У вас никто не купит слово «хлеб», а непременно потребует буханку. Слово «книга» тоже не продается. Там содержание должно быть, мысли, изложенные на бумаге. А вот взять слово «менеджер» – оно самоценное. То есть цену имеет не навык, умение, услуга, которые предполагаются, а именно само слово. Причем стоимость его достаточно высока. Под эту абстракцию тебя могут взять на содержание в солидную фирму, могут избрать губернатором и так далее. В идеологии это обычное дело. Человеку всучивают нечто в экзотической упаковке. У нас ключевые слова «рынок» и «демократия», которые породили весь остальной поток слов. Сами по себе слова хорошие, впрочем, плохих слов и не бывает.
Собственно, любые преобразования, пусть даже и рыночные, могут быть уместными и эффективными. Но при одном условии – когда большая часть людей поступает по своим внутренним убеждениям. По совести. Давайте только договоримся: мы считаем честным и порядочным не того человека, который, спросив у вас,который час, не стал после этого резать бритвой по глазам и забирать часы и бумажник. Порядочный человек не тот, кто не поступает плохо, а кто сознательно и бескорыстно поступает хорошо, в любых ситуациях. Не из страха и не за деньги.
ДОСЬЕ
Александр Свитин – доктор философских наук, кандидат химических наук, профессор кафедры информационных технологий в креативных и культурных индустриях гуманитарного института СФУ.
Окончил физический факультет Красноярского госуниверситета.
Работал научным сотрудником в академических и отраслевых НИИ. Был президентом культурно-экономического центра «Россия – Канада».
Пять лет состоял на государственной службе в администрации Красноярского края советником губернатора.
Работал преподавателем и заместителем директора Красноярского института экономики Санкт-Петербургской академии управления и экономики.
Награжден медалью «Защитнику свободной России».
