Есть абстракции, которые насущнее хлеба… На протяжении 12 лет «Левада-Центр» (признан иностранным агентом) пристает к населению с двумя вопросами: «Считаете ли вы Россию европейской страной?» и «Считаете ли вы себя европейцем?»
Судя по динамике результатов, доля отвечающих положительно на оба вопроса неуклонно снижается. В 2008 году 52 % считали Россию частью Европы, в 2019-м – уже 37 %, в феврале года нынешнего 29 %. Число тех, кто считает себя европейцем, тоже сократилось за двенадцать лет с 35 % до 27 %.
При этом больше всего «европейцев» набралось среди граждан старше 55 лет, меньше всего — среди людей 18-24 лет (23 %). Пребывающие в самом расцвете сил (25-40 лет) отстают от юношества на один процент.
Каждый раз, узнавая о такого рода исследованиях, спрашиваю себя – как бы я ответил? – и впадаю в легкую прострацию. С одной стороны – какая Европа, если я живу в десяти часах езды на автомобиле от географического центра Азии?
Но как тогда быть с Петербургом, Смоленском и вообще всем, что «по ту сторону» Урала? Ладно, хорошо – там только треть нашей территории. Тогда получается, что моя страна азиатская, и я сам азиат?
Но европейская культура – во всяком случае, ее классическая сердцевина — мне ближе китайской, вьетнамской, корейской, при всем к ним глубоком почтении. Да и сам по виду я не монгол, не зулус, не папуас, зато в Старом Свете полно людей в целом похожих на меня и вообще на русских – значит, я европеец? (Кстати, не имея цифр, ручаюсь, что среди тех, кто приписал себя к Европе, ощутимая часть руководствовалась именно этим, расовым, определением – оно самое простое).
И, наконец, какую Европу имеют ввиду те, кто спрашивает? Если географическую, то в одной куче окажутся все – от Коми-Пермяцкого АО до Португалии, от Албании до Исландии…
Европа ведь внутри себя очень разная, часто враждебно разная. Однако люди мы битые и понимаем, что спрашивающие имеют в виду то, что объединяется термином «Запад»: Британия, Германия, Франция, Италия, Испания, Скандинавские страны и кое-что еще по мелочи.
Это и есть собственно Европа и европейцы.
На самом деле у всех вышеуказанных метаний есть одно очень простое проверочное действие. Можно считать и объявлять себя кем угодно, хоть индейцем чероки, — важно знать, что сами чероки по данному поводу думают. Считают ли они тебя своим? Если считают – вопросов нет, присоединяйся. Если же они тебя не знают и знать не хотят, то ты кошмарно ошибаешься в самоопределении, либо сбежал из палаты № 6.
Видит ли та самая Европа нас европейцами? Аналогичные левадовскому опросы, которые проводятся «у них» показывают – 65 % французов и 52 % британцев своими нас не признают. Правда, есть удивительный нюанс – по мере приближения к нашим пределам доля таковых падает, до 46% в ФРГ и вдвойне странных 20 % в Польше (данные 2018 года).
Возможно, жестокая история предоставила немцам и полякам возможность познакомиться с нами ближе, чем прочим, отсюда и странности.
Но если учесть, что в европейских головах при ответе на этот вопрос, более чем вероятно, начинается такая же культурно-расово-географическая мешанина, что и в наших головах, то итог определенно близок к тому, что Европа нас не считает Европой.
Его подтверждает и усиливает история, начиная с крестовых походов против «восточных схизматиков», унии, польской интервенции и последующих войн с Речью Посполитой, Наполеона с его глобализмом, Гитлера с планом «Ост», заканчивая официальной русофобией в качестве современной всеевропейской идеологии.
При этом сверхзадача упомянутых «дранг нахт остен» заключалась в «исправлении», либо уничтожении цивилизации, внешне хоть и похожей на европейскую, в корне своем варварской.
Внутри себя Европа конфликтовала не менее, и даже более кроваво, но по причинам скорее утилитарным, чем ценностным – из-за престолов, рынков, земель, коалиций, колоний.
Гугенотские войны можно назвать религиозными только условно – одни хотели опрокинуть, другие сохранить папский престол, как своего рода «мировое правительство». И англичане с французами, веками жившие как кошка с собакой, считали друг друга врагами, но никак не варварами – роль таковых в Европе исполняли славяне, каковых переделывали под себя немцы и турки, причем успешно, если говорить о чехах, хорватах, боснийцах…
А на востоке расстилалась целая варварская вселенная, насколько бескрайняя, настолько и пугающе-неизвестная, и даже Петр с его знаменитым прорубленным окном (противоречивый, кстати, символ – свои, как и вообще приличные люди, входят через дверь, а окно сподручнее для воровства и прочих непотребств) принципиально картину не изменил, хотя внешне вроде бы все то же, что и у них.
В итоге, к началу третьего десятилетия XXI века, Европа особо не торопится считать нас частью себя, а мы в еще меньшей степени считаем себя частью Европы. И надо бы бросить интересоваться такого рода абстракциями, тем более что и отношения между нами, как заявил недавно министр Лавров, фактически разорваны, и случилось это не в один день…
Но «Левада-Центр» (и, наверное, не он один) абстракцией этой интересуется долго и последовательно, так что возникает наивный вопрос – для чего это нужно?
Не только же для того, чтобы какой-нибудь прекраснолицый мыслитель в сотый раз порассуждал о том, что русские заблудились в истории, и все еще морочат себе голову глупостями о некоем «особом пути», которого на самом деле не существует?
Думаю, смысл в таких исследованиях все же есть, причем вполне конкретный. Податливость России – ее способность подстраиваться, изменяться, поступаться сущностными вещами и даже территориями, включая исконные земли – почти всегда соответствовала ее готовности поддаться соблазну «стать Европой».
В некоторых случаях соблазн может иметь триумфальный успех – это, прежде всего, созданная нами же по великому недомыслию соседняя страна, та самая «цэеуропа», податливость которой западным пальчикам такая же, как у пластилина, если не сказать хуже.
Для России глубокая очарованность Европой в конце прошлого века обернулась развалом державы, потерей ключевых территорий и 25 миллионов русского населения.
С другой стороны, были эпохи, к такой очарованности мало восприимчивые, либо вовсе отвергающие — Московское царство, создавшее страну до края континента, и СССР, ставший одной из двух сверхдержав. Кстати, многие сегодня отмечают их историческую, сущностную преемственность.
Беда в том, что свою оригинальность они не умели хранить и развиваться, не теряя ее — отчего вылезали на поверхность то Никон со своей твердолобой редактурой «в соответствии с мировыми стандартами», то перестроечный идеолог Яковлев с прозападным кагебешником Филиппом Бобковым…
Но сейчас маятник идет именно в сторону Московии и Союза, европейский соблазн мал и становится все меньше. Отдельное спасибо иноагенту, который все выяснил, опубликовал и вообще не зря приставал к прохожим с глупым, на первый взгляд, вопросом. Осознав все это, хорошо бы подумать над тем, как не наступить на расставленные по углам исторические грабли.
Расставляет их – так уж повелось – вовсе не Европа, а наш доморощенный «европейский» бомонд, считающий себя посланником безальтернативно лучшего мира в варварском краю и свято верящий, что этот мир считает его таким же. Дипломат Тютчев, проведший большую часть жизни в том же лучшем из миров, посвятил им известный стих:
Как перед ней ни гнитесь, господа,
Вам не снискать признанья от Европы:
В ее глазах вы будете всегда
Не слуги просвещенья, а холопы.
Но по странному своему упорству они вот уже двести лет гнутся, верят, что там – они свои…
